Александр Савельев - Аркан для букмекера
— Я слышал, Решетников кем-то ему доводится.
— Об этом все знают. Иначе с какой стати направлять к нему лучший товар?
— Сегодня я его на кругу видел. Одет странно.
— Наверное, ошибся. Его сюда калачом не заманишь. Приезжает только на выводку.
— Правду болтают, что купленный в Швеции производитель без яиц? Как его?..
— Яйца у него на месте, а вот семенные канаты действительно закупорены.
— И что же наши смотрели, когда покупали?
— Смотрели, да, видно, ничего не увидели.
— Или не захотели увидеть.
— А какой понт? Неустойку все равно заплатят.
— Подставляй карман шире. Поезд ушел. Проморгали коннозаводчики. Истек срок.
— Ладно дуру-то гнать. Такие уж у нас дураки, дадут себя облапошить. Ишаку ясно, кто-то прилично наварил на этом.
— Хватит, мужики, все о работе да о работе. Давайте о бабах. Днем в конюшню ко мне прибегал жучок, выдал прикол — чуть не подох со смеху. Рассказал, на букмекеров накатал рэкет и, не поверите, пять баб среди них. Говорит, машут ногами не хуже Чака Норриса.
— А еще чем машут, не рассказал? Этим нынче никого не удивишь. Сейчас бы Таньку сюда. Вот баба! Пожиже развести, на всех хватило бы. Скажи, Толик?
— Это какая Танька? Из конторы, что ли?
— Ты ее не знаешь. Когда-то у Анатолия Ивановича работала. Ой и хороша штучка. Налей, Толя, еще по полстаканчика.
В дверь каптерки постучали, и, не дожидаясь разрешения, на пороге появился ипподромный кузнец — мастер золотые руки. Обязательный, уважительный парень лет за тридцать.
— А… Валера. Проходи. Выпьешь с устатку?
— Спасибо, Анатолий Иванович. Оглоблю для призовой качалки я наладил. Посмотрите? Может, что не так?
— Я тебе верю. Ты — мужик добросовестный. Столько хватит? — Михалкин, не глядя, достал из тумбочки две бумажки и протянул кузнецу. Попались две сотенные.
— Даже больше, чем я рассчитывал. Спасибо. Всегда к вашим услугам.
— Может, все-таки выпьешь?
— Нет, я побежал. Дел еще по горло.
Когда за Валерием закрылась дверь, наездники возобновили разговор.
— Говорят, и другой купленный за бугром жеребец тоже никуда не годится…
— На прошлой неделе пал. Подох на кобыле. Чересчур горяч оказался. Разрыв аорты.
— Это было ясно, когда он еще в карантине стоял. Ветеринарный врач составил акт и отослал в управление.
— И что?
— Ничего. Ни ответа, ни привета.
— Это не его вчера грохнули в ветлазарете?
— Его. Но там другое дело. Говорят, его сатанисты уделали.
— Мужики, не в курсе, сколько всего отстегнули за лошадей?
— Огромные деньги. Нам с тобой и не снились.
— Вы будто вчера родились. Я сам ездил за лошадьми вместе с Кривцовым. Он оформлял бумаги, а я сопровождал лошадей в коневозке. Шведка ему открытым текстом сказала: лошади непригодны для производства. Вроде даже какую-то бумагу дала.
— Завязывай, Толик. Ты лишку перебрал. Несешь какую-то лабуду: чего-то слышал, кого-то видел. Это их дело, там наверху. А наше — сопеть в тряпочку. Получил дрова и делай из них элиту.
— Правильно говоришь. Вот у меня где эта работа. Давай лучше о бабах. Скажи честно, Анатолий Иванович, ты оприходовал ту шведку? С твоей правилой это — плевое дело.
— Сказанул тоже, как в лужу… Эта дамочка из конторы.
— А что, в конторе им зашивают во избежание несанкционированных случек?
— Толя, сколько у тебя, если перевести в дюймы?
— Думаю, пятнадцать будет.
— Ничего себе.
— Но это в возбужденном состоянии.
Гул трибун не долетал сюда. На водилке, видной из окна, ходили по кругу лошади. Время от времени какая-нибудь вскидывалась, шумно фыркала и трясла головой, будто стряхивала туманящий глаза сон. Из глубины конюшни слышалось бряцание удил, а временами — цоканье подков по бетонному полу. Наездники галдели, не слушая друг друга. Все были изрядно навеселе. Михалкина тоже развезло, и он витал где-то далеко. Какой была бы его жизнь в прошлом веке? Или через сто лет? Другой, кроме той, что сейчас, он не хотел. В ней ему было уютно, удобно, и казалось, она будет длиться вечно.
Между тем бега закончились, ипподром опустел. В сквере, недалеко от только что построенного подземного перехода, сидел на скамейке Боря Резаный с двумя дружками и поджидал кого-нибудь из команды букмекеров. Хотел потрясти, чтобы узнать их коновода. Выходов с ипподрома много, мог не дождаться, но ему повезло: одного он поймал и вытряс из него все, что было возможно.
ЗАГОВОР
Антонину Кривцову, жену Игоря Николаевича, лишили девственности в четырнадцать лет. Пообещали модные импортные сапоги и, конечно же, обманули. С той поры она возненавидела мужчин и при всяком удобном случае мстила им, получая от этого садистское наслаждение.
Года три ее пилили одноклассники за разные мелкие безделушки. За это время ей удалось перессорить всех мальчишек в классе. Да что там перессорить, спровоцировать несколько жестоких драк, закончившихся тяжелейшими увечьями. В десятом классе она подхватила триппер и заразила весь класс. Со злорадной улыбкой наблюдала за страданиями ребят, вынужденных скрывать друг от друга, родителей, врачей венерического диспансера источник заражения, выгораживая ее.
В семнадцать Антонина сказала себе: «Все. Глупости в сторону. Теперь буду давать только за наличные. Причем деньги — вперед».
Она поступила на карандашную фабрику и начала самостоятельную жизнь. В картонажном цехе, куда ее определили, как и в остальных цехах, работали в основном женщины, и, как водится в таких коллективах, ее половое воспитание проходило по ускоренной программе, можно сказать, на уровне новейших технологий.
Антонина не отличалась большими способностями к наукам, тем не менее курс развратного ликбеза освоила с блеском, черпая познания не только из собственного опыта, но и из опыта подруг. Ей было уже двадцать пять, когда в поле ее зрения попал Кривцов. К этому времени она была уже магистром в искусстве обольщения. Знала больше, чем интердевочки, готовилась в элитные путаны. Больших усилий ей не понадобилось, чтобы соблазнить и женить на себе зацикленного на делах холостяка, к тому же на девятнадцать лет ее старше.
Разговаривая сегодня с мужем в директорской ложе, Антонина не обманывала. У нее действительно побаливала голова, по-видимому, от ночной бури.
На выходе с ипподрома она столкнулась с Николаем Рогалевым, очередным любовником. Он предложил проводить. Поломавшись, она согласилась. От прежних ее любовников этот мало чем отличался. Просто она не выносила однообразия.
— Куда поедем? — спросила она. — К нам на дачу или к Катерине?
— Поехали к твоей сестре, на Бронную.
— Слышал, шеф? На Бронную.
Как и предполагал Николай, Катерины дома не оказалось. Она работала костюмером в театре и по выходным обслуживала дневные детские спектакли. На стол выложили из холодильника все самое вкусное, немного выпили и улеглись в кровать.
Раскочегарив партнера своими потаскушьими штучками и доведя до изнеможения, Антонина, удовлетворенная и обмякшая, прыгнула нагишом на стол, встала в позу кариатиды и спросила:
— Ну как я? Похожа на Клаву Шиффер?
Фигура у нее была недурна: длинные точеные ноги, в меру широкие бедра, грудь — шестой размер. А талия! Вообще — блеск. Немного, правда, удлиненная, но тонкая, как у Гурченко в «Карнавальной ночи». Мордашку можно назвать смазливой, если бы не глаза, особенно в тот момент, когда Антонина смотрела в упор, — светло-голубые, они превращались в колючие льдышки, буравя как бор-машинка.
— Ну, чего ты молчишь? Похожа?
— А кто это?
— Эх ты, деревенщина. Клава Шиффер — всемирно известная супермодель. Я — ее точная копия.
— По-моему, ты немного переоцениваешь себя. На «Мисс Калуга», может, потянешь. Да и то при условии, если в жюри будут калужане, а из претенденток — одна ты.
Шутливый разговор, как его и воспринимал Николай, задел Антонину. Она не терпела никаких возражений со стороны мужчин, тем более в оценке своих внешних данных, привыкла считать себя королевой и была ею в постели. Будь на месте Николая кто-то другой, Антонина, не раздумывая, тут же дала бы ему отбой, доиграла бы до конца роль любящей подруги, никак не проявляя недовольства, а расставшись, обрубила бы все отношения. Но Николай — особый случай: с ним она связывала определенные планы, прощупывала его и подкрадывалась, как рысь.
Вернувшись из ванной, Антонина уселась за стол, уставленный разнообразной вкуснятиной, включила телевизор и забалдела, наслаждаясь красивой жизнью. Николай поддержал компанию, но не в столь благодушном настроении. У него были проблемы, можно сказать, жизненно важные, и он пока не мог разрешить их. Все не подворачивался случай.
— Тоня, попробуй рыбу из этой банки, — предложил он подруге, наколов на вилку кусочек. Знал, что Антонина обожает такие знаки внимания. — Это тунец? Или касатка?
