Ирина Дроздова - Смерть швейцара
— Значит вы, Оленька, так-таки больше с Пашей не виделись? — говорил Заславский, наливая ей в бокал шампанское-брют и устанавливая рядом с ней крохотную кастрюльку с запеченными в сметане шампиньонами. Все эти яства так быстро появились на столе, что Ольга, погруженная в свои мысли, даже не заметила, откуда они взялись. — С тех самых пор, как мы разговаривали по телефону?
Антиквар грустно кивал головой, цокал языком, короче, всячески изображал скорбь по поводу разрыва своего приятеля с Ольгой.
Поскольку Ольге скрывать было нечего, да и ни к чему, она отвечала правдиво.
— И не помирились, Алексей Витальевич, и не виделись, к моему большому сожалению, — тут у Ольги предательски задрожал подбородок. — Более того, в тот же день я съехала с квартиры, которую мы с Пашей снимали, поскольку он не оставил мне денег, чтобы за нее заплатить.
— Алексей, — промолвил Заславский, пристально глядя ей в глаза. — К чему церемонии между старыми знакомыми, Оленька? Называйте меня просто Алексей. Мне будет приятно.
Он даже попытался положить ей на руку свою небольшую белую ладонь, но когда она убрала руку, особенной настойчивости проявлять не стал и попытку эту больше не повторял. Ольга не сомневалась, что как женщина она Заславского ничуть не интересует, а его ухаживания имеют одну лишь цель — выудить у нее максимум информации.
Но ничего особенно интересного она поведать ему не могла, даже если бы и захотела. Скрытность Паши считалась общеизвестной, о своих друзьях он с ней не говорил, о работе — тоже... Что же тогда могло вызвать столь пристальное любопытство Заславского?
— Вы меня удивляете, Алексей, — сказала она, лениво накалывая на вилку кусочек датской ветчины и отправляя его в рот. — Кому, как не вам, знать, где сейчас Паша. Вы же его друг — или, по крайней мере, приятель. К брошенным женщинам мужчины испытывают одно — раздражение, реже — слащавую сентиментальную грусть. Но в гости к ним не ходят. По пословице: не возвращайся туда, где тебе было хорошо.
— Неужели он вам так ни разу и не позвонил? — снова последовал вопрос антиквара. — Надеюсь, у него был ваш домашний телефон? Телефон ваших родителей, я хочу сказать...
— Если бы позвонил, меня бы вы здесь точно не встретили. Я и приехала сюда, чтобы немного успокоиться и побыстрее избавиться от всяких навязчивых воспоминаний.
У Ольги складывалось впечатление, что Заславский не слишком ей доверяет. Но почему? Казалось бы, она говорит вполне разумные, логичные вещи. «Ах да! — подумала она. — Ведь это женская логика, а у мужчин своя — совсем другая. Вот он и переиначивает все мои слова по-своему. А как — по-своему?
Стоп! — вдруг сказала она себе: в голове закопошилась еще не совсем оформившаяся новенькая идейка. —А что если Паша исчез не только с моего горизонта, но и с горизонта Заславского? Скажем, взял у него взаймы кругленькую сумму — и был таков? А у нас на Таганке решил больше не объявляться, чтобы, к примеру, меня не подставлять? И тогда никаких измен, никакого гомосексуализма — чистая экономика. Карман — деньги — карман».
При данных обстоятельствах, правда, приходилось, убрав старые, выдвигать два новых обвинения. Первое: ее разлюбезный Паша — вор. И второе: Паша променял ее на деньги. Тут, правда, оставалась надежда, что вор Паша, дождавшись, когда все успокоится, снова объявится на ее горизонте и предложит ей руку и сердце вместе с мешком украденных денег. Что и говорить, предложение заманчивое.
— Большое спасибо, конечно, но мне что-то не хочется, — проговорила она вслух, отвечая на собственные мысли, чем сильно удивила Заславского. Он в тот момент как раз готовил свой очередной вопрос.
— Так как же вы все-таки оказались в Первозванске? И кто ваш неизвестный приятель, что отправился на открытие вернисажа, бросив вас в этом вертепчике?
Ольге надоело чувствовать себя, как на допросе. В самом деле, ну что он пристал к ней, как банный лист? «Скажите это, скажите то...» Лучше я его сама спрошу напрямик, что он имеет против Паши? Она вперила в Заславского взгляд многоопытной, все понимающей женщины, но это, признаться, ей не слишком-то удалось.
— Скажите, Алексей, он вам много должен? Вы что, на счетчик его поставили — так, кажется, у вас говорят? Но ко мне-то вы зачем пристаете — я же сказала, что не имею представления, где он сейчас...
Заславский явно не ожидал такого решительного наступления и смутился. До сих пор Ольга была паинькой и послушно пила и ела все, что он наливал ей и накладывал на тарелку, — да и на вопросы отвечала вполне исправно.
— Вы меня не так поняли, — взволнованно заговорил он, прижимая к груди белую аккуратную ладошку. — Ничего мне Паша не должен, уверяю вас. И о каком таком счетчике вы говорите? Это слово не из моего лексикона. Так, знаете ли, бандиты между собой разговаривают, а я — антиквар, я имею дело с искусством. — Заславский преданно посмотрел на Ольгу и машинально пригладил свою падающую на глаза прядь.
— Знаете, — сказала Ольга, с силой втыкая каблуки в пол и отъезжая вместе со стулом от Заславского, который все время норовил пододвинуться к ней поближе, — я, пожалуй, пойду. Я устала и хочу спать.
— Боже мой, Оленька, ну конечно! Как только я об этом не подумал, — произнес Алексей Витальевич, поднимаясь вместе с ней. — У меня машина. Я отвезу вас, куда хотите. Такой красивой девушке не следует бродить в темноте по незнакомому городу без спутника.
«И этот туда же! — с раздражением подумала Ольга. — Все прямо сдвинулись на этом незнакомом городе и его темных улицах. Можно подумать, что я в Москве после десяти часов носа на улицу не высовываю. Как бы не так! Полночь — мое любимое время суток. Как у всякого, кто таскается по разным сборищам, чтобы потом о них написать. Людей на улицах мало, идешь себе и думаешь о своем».
— Спасибо, Алексей Витальевич, но не могу воспользоваться вашим предложением. Как говорят в таких случаях в народе: «Я сама сегодня проводюся», — решительно отмела Ольга попытки Заславского последовать за ней в гардероб. — Возьму такси и преспокойненько доеду, куда мне надо. А у вас, — она кивком головы указала на длинное блюдо с заливным поросенком, — свинка осталась — совсем еще не тронутая. Так что приятного аппетита. — И, чтобы подвести окончательную черту под разговором, добавила: — Я не знаю, где Паша. А если бы даже и знала, все равно ничего бы вам не сказала. Ваши настойчивые попытки его отыскать меня почему-то пугают. Хоть он меня и бросил, зла я ему не желаю.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Где же тачка, где же тачка, — приговаривала Ольга, кутаясь в свое довольно тощее пальтишко и притопывая каблуками, чтобы согреться. В Первозванске — не в пример Москве — такси были довольно редки и проносились мимо с таким занятым видом, что голосовать и предлагать им остановиться казалось кощунством. Зеленого же волчьего глазка свободного таксомотора она отыскать не могла. Машин поздним вечером на улице вообще было мало, как и пешеходов, хотя Ольга шла по центральной улице города, освещенной многочисленными витринами магазинов. Не раз и не два Ольга пожалела, что не воспользовалась предложением Заславского отвезти ее: пусть она и не питала к нему особого расположения, впечатления злодея он, во всяком случае, не производил.
— Села бы к Заславскому в машину, и была бы уже в Усольцеве, — сказала Ольга, привычно затевая разговор с собой. Ей требовалось высказывать мысли вслух. Так легче было представить аргументы незримого оппонента — своего второго «я», с которым Ольга частенько вела споры.
— Ну и села бы — а он узнал бы, где ты живешь, — ответил внутренний голос, представлявший в ее характере рациональное.
— Подумаешь, военная тайна, — ответила Ольга, обшаривая взглядом пустынную улицу и прислушиваясь — не гудит ли рядом мотор машины, пусть даже и грузовой — теперь она была согласна на любое транспортное средство, даже на телегу — лишь бы она доставила ее до санатория. — Я-то Заславскому не нужна. Ему Паша нужен.
Этот своеобразный диалог зачах, как только впереди замаячило странное, кубической формы здание из стекла и бетона. По сторонам его горели четыре фонаря, тоже в виде стеклянных кубов. Ольга обернулась. За ее спиной виднелись массивные очертания «Золотых ворот» — главной приманки для туристов. Ворота являлись границей старой части города и свидетельствовали о том, что она, проделав немалый путь, вышла в район новой застройки или, как его здесь называли, «Новый центр».
Что же это за чудовище такое, подумала путница, приближаясь к зданию. Рядом с бетонным кубом призывно горели желтые окошки киосков и происходило какое-то движение, а главное — на крохотной площади перед каменным монстром стояли автомобили с зажженными фарами. Некоторые из них отъезжали, но подъезжали новые, так что место это — по сравнению с могильным спокойствием прилегавших к нему улиц — выглядело почти празднично.
