Эмиль Габорио - Рабы Парижа
— Э, пустяки! Разве предложил бы я вам то, чего вы не в состоянии выполнить, — весьма разумно заметил достойный основатель конторы по найму. — И потому не стоит волноваться. Если бы я не спешил сейчас по другому, более важному делу, я бы сегодня же объяснил вам, в чем будут заключаться ваши обязанности. Поэтому я прошу вас подождать до завтра. Завтра будьте снова здесь между двенадцатью и часом пополудни.
Взволнованный, Поль поднялся со своего места.
— Еще одно слово, — удержал его почтенный господин, — вам нельзя больше оставаться в вашем отеле "Перу". Ищите себе немедленно комнату в здешнем квартале, и, как только найдете, сейчас же сообщите мне адрес. А теперь — до свидания. Сумейте быть твердым и в случае необходимости переносить удары судьбы.
Минуты две Маскаро простоял у своего бюро, прислушиваясь к удаляющимся шагам Поля. Потом он подошел к стеклянной двери, ведущей во внутренние комнаты и, отворив ее, крикнул:
— Ортебиз! Ты можешь войти!
В тот же миг вошел человек, который бросился в кресло, стоявшее перед камином.
— Бр-р-р! — произнес он, — ноги у меня до того закоченели, что можно было бы их отрезать и я бы не почувствовал! Твоя комната — настоящий погреб, мой дружище. В другой раз изволь распорядиться, чтобы в ней был разведен огонь.
Но Маскаро был всецело занят своими мыслями.
— Ты все слышал? — спросил он.
— Разумеется! Все видел и слышал.
— Ну, и какого же ты мнения об этом болване?
— А такого, что вы с Тантеном ловкие люди! Этот молодчик под вашим руководством далеко пойдет!
3Доктор Ортебиз, свой человек при агентстве, был весьма близок к Маскаро и относился к нему с дружеской фамильярностью, называя его запросто уменьшительным именем "Батистен", несмотря на то, что этому Батистену давно уже стукнуло шестьдесят лет. Сам же Ортебиз утверждал, что ему сорок пять, впрочем, не без оснований. На вид ему нельзя было дать и этих лет: он был крепок, здоров, сохранил все волосы, даже без малейшей проседи, Живой юношеский взгляд.
Человек с прекрасными светскими манерами, всегда веселый, остроумный, он скрывал под своей иронией изрядный цинизм, но это в нем больше всего и нравилось. Он был вечно окружен обществом, его всюду приглашали, всюду принимали.
В душе он был большой эпикуреец, но скрывал это. Для окружающих он был просто врачом и ученым.
Очевидно было и то, что, никогда не будучи тружеником, он всегда умел срывать для себя всевозможные цветы удовольствий.
Так, например, несколько лет назад он некоторое время был совсем без практики. И тогда, недолго раздумывая, изменил свою специальность и объявил себя гомеопатом. И даже стал издавать журнал, хотя журнал этот скончался ровно на пятом номере своего существования, вызвав только смех в образованном мире. Впрочем, он и тут не растерялся, начав смеяться злее и беспощаднее, чем другие, обнаруживая в себе задатки философа.
Короче, доктор Ортебиз ни к чему не относился всерьез и с уважением.
Но в эту минуту Маскаро, отлично знавший эту его манеру обращения, все-таки был несколько обижен его легкомысленным тоном.
— Если я тебе писал и просил прийти сегодня утром затем, чтобы ты, спрятавшись в моей комнате…
— Там окончательно замёрз! — подхватил, как ни в чем не бывало, доктор.
— Мы затеваем сейчас громадное дело, Ортебиз, громадное… В случае неудачи его последствия могут быть для нас весьма опасны… Ты должен принять участие в этой игре…
— Ну, что ж, я, разумеется, всегда и везде с тобой… Зажмурив глаза, иду на все, ты хорошо знаешь… Раз ты берешься, значит, дело верное. Ты ведь не такой человек, чтобы проигрывать…
— Ты прав. И все-таки в этом деле есть шансы на проигрыш…
Доктор перебил своего приятеля, молча указав ему на маленький золотой медальон, висевший у него на часовой цепочке. Этот жест, видимо, не понравился Маскаро.
— Что ты мне все тычешь в глаза свою побрякушку, — гневно бросил он, — разве я без тебя не знаю, что всегда могу отравиться тем, что ты в нем таскаешь? Нечего сказать — хороша предосторожность! Я думаю, лучше было бы с твоей стороны вместо этой глупости дать мне какой-нибудь дельный совет!
В ответ на это доктор с улыбкой развалился в кресле, подобно какому-нибудь средневековому барону, приготовившемуся держать речь перед своими вассалами.
— Ну, что ж, если тебе так вдруг захотелось мудрых советов, то было бы лучше вместо меня пригласить нашего общего друга Катена. В таких делах он больше меня смыслит, как адвокат и стряпчий.
Имя Катена настолько возмутило Маскаро, что он в бешенстве сорвал с себя свою греческую шапочку и забросил ее куда-то в угол за бюро.
— И ты, Ортебиз, всерьез позволяешь себе говорить мне подобные вещи?
— А почему бы и нет?
Достойный директор конторы даже сорвал с носа очки. Он хотел поближе рассмотреть своего друга — до того невероятным показалось ему сделанное предложение.
— Ну, и что же тут удивительного? — вел свое доктор, — месяца два, как он перестал бывать даже у Мартена-Ригала…
— Ах, перестань! Твои шутки более, чем странны… Вспомни, как поступил с нами этот человек, которому мы помогли сделать карьеру. Теперь он богач, хотя и тщательно скрывает это!
— Ты думаешь?
— Если бы он сейчас был передо мной, я бы ему, как дважды два, доказал, что у него, по крайней мере, миллион!
Глаза доктора-весельчака вспыхнули.
— Неужели миллион? — спросил он.
— Да, если не больше! Он не то, что мы с тобой, Ортебиз. Мы все еще настолько глупы, что золото течет у нас между пальцами, как песок. Мы не отказывали себе в удовольствиях и капризах, а он все копил и копил!
— Ну, что ж, если он создан без желудка, без темперамента и без страстей…
— Это он-то?! Да он развратничает больше нас с тобой, вместе взятых, да-да! Пока, например, мы с тобой кутили, он за это время брал в свою пользу больше двадцати на сто! Сосчитай, сколько ему перепадет таким образом за год…
— За год? Ты меня утомляешь. Знаешь, я плохой математик. Полагаю, тысяч до сорока наберется…
— Ну, а теперь умножь эту сумму на двадцать лет, в течение которых он пребывал с нами в компании.
Но арифметика всегда была камнем преткновения для доктора; впрочем, чтобы доставить удовольствие другу, он попытался сложить…
— Сорок и сорок, — начал он рассчитывать с помощью пальцев, — это восемьдесят, затем еще сорок…
— В целом составит восемьсот тысяч франков, — подсказал ему Маскаро, — теперь клади на мою долю столько же — и выйдет, что мы миллион шестьсот тысяч франков пропустили мимо своего носа!
— Ужасно!
— Еще бы не ужасно! Теперь ты видишь, что Катен не может не быть богатым. Вот почему я его начал избегать: у нас отныне разные интересы. Он, пожалуй, не прочь по-прежнему получать свою долю, но рисковать он уже больше не желает. Вот уже два года, как он не предоставил нам ни одного дела. С тех пор, как он нажил деньги, ему везде чудятся опасности, и все его советы, как отрыжка сытых обедов.
— Но изменить нам он все-таки, надеюсь, не способен. Маскаро не ответил, продолжая размышлять.
— Да, пожалуй, ты прав, — ответил он, помолчав, — есть вещи, в силу которых он должен нас бояться. Он знает, что если один из нас сорвется, сорвутся и остальные двое. В этом наша гарантия, что он не предаст. Знаешь ли, какую штуку загнул он мне, когда мы в последний раз виделись? Он сказал, что пора нам закрыть свою лавочку и заняться чем-нибудь другим! Будто для нас, как и для него, успевшего набить карманы, могут существовать какие-то другие занятия! Для нас, для нищих! Ну, назови, Ортебиз, сумму своего капитала!
Достойный врач со смехом вытащил из кармана свое портмоне и начал считать…
— Триста двадцать семь франков, — весело произнес он, — а у тебя?
Но Маскаро не счел нужным прибегать к тому же способу доказательств, он ответил с кислой миной:
— Ну, я немногим дальше тебя уехал…
При этом тяжело вздохнул и как бы в наставление себе прибавил:
— А у меня, брат, есть еще так называемые "священные обязанности", от которых ты вполне свободен.
Доктор обернулся к своему приятелю, лицо его, чуть ли не впервые в жизни, омрачилось тенью заботы.
— Ах, черт возьми, — произнес он огорченно, — а я ведь думал, что ты миллионер и хотел даже у тебя занять несколько тысяч, в которых весьма нуждаюсь…
Волнение ученого врача весьма позабавило Маскаро.
— Успокойся, — насмешливо сказал он, — я могу их дать тебе… Всегда необходимо иметь в кассе семь или восемь тысяч.
Доктор вздохнул свободнее.
— Но это все, что мы имеем, весь наличный капитал нашей ассоциации, плод стольких усилий, трудов и многолетнего риска…
— Да, и нам уже не по двадцать лет…
В знак согласия Маскаро снова надел очки.
