Евгений СУХОВ - МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ
Лиза вошла. Робко, как та девочка-институтка, каковой она была, когда они впервые встретились. Вернее, когда Савелий подошел к ней, так по-детски непосредственно жующей свежую булку недалеко от Старого Гостиного двора…
— Здравствуй, — сказала она так, будто они расстались всего несколько часов назад.
— Здравствуй, — ответил Савелий, тоже, как могло показаться, ничуть не удивившийся ее появлению.
— К тебе можно?
— Проходи, — разрешил Савелий неожиданно сорвавшимся голосом.
Лиза вошла и… осталась. Кажется, навсегда. Да нет, точно навсегда.
А подобных разговоров она больше никогда не заводила…
Город же и правда сильно изменился. Дома будто высохли, скукожились и, потеряв свой первоначальный лоск, почернели. Теперь они напоминали древних старушенций, обряженных в поношенные и давно вышедшие из моды допотопные капоты, а тротуары, и точно, стали грязнее, с кучами мусора вдоль фасадов зданий, отчего выглядели теперь намного уже.
Знаменитое скандально-шантанное место — Панаевский сад поблек, а на облупившейся афишной тумбе, пестревшей некогда множеством анонсов и рекламных проспектов, был криво приклеен один-единственный лист в четвертушку с напечатанным на нем на машинке текстом: «Каждый вечер в парке играет большой симфонический оркестр под управлением Эм Меттера».
Зато фонарные столбы вдоль улиц пестрели объявлениями. Зубной врач Е. Л. Бройде удалял зубы без боли, ставил же зубы на штифтах доктор С. М. Гербер, а некто Е. М. Мовшович предлагал «всем заинтересованным в хорошем роте товарищам ответственным работникам» искусственные зубы на золоте и каучуке, как съемные, так и «невынимающиеся». «Своего производства Чулки и Носки и материал для них» советовал приобрести В. А. Брайловский в «кооперации на прежнем месте», а мадам Амалия Фридеман уже женам ответственных советских работников бралась вырастить волосы, удалить лысины, устранить морщины и развить бюсты. «Художественный фотограф» И. М. Якобсон принимал заказы на увеличение портретов «в лучшем исполнении». В несколько недель разводила семейные пары «любого срока сожительства» Е. Зудович. И едва ли не на каждом шагу знающие ребята Ф. Пер и З. Беллави оповещали «граждан и товарищей», что производят один в Пассаже, другой на Лобачевке «близ здания арестного дома Губчека» вливания «606» и «914» сифилитикам, половым безсильцам и иным нервным лицам обоего пола.
И все же город стремился жить прежней жизнью. Городской театр, судя по афишам, ожидал приезда опереточной труппы из Санкт-Петербурга, чтобы поставить пикантного «Пупсика», ибо на Чехова или Горького театр не собрал бы сегодня и половину зала, а бывший цирк братьев Никитиных готовился к проведению мирового чемпионата греко-римской борьбы с участием чемпиона мира и России «Русского Льва» Ивана Заикина.
Лизавета дошла до Державинского садика. Раньше здесь сидели на складных стульчиках молодые художницы, писавшие акварелью виды; молодые няни выгуливали барских чад в разноцветных колясках, а возле работающего фонтана влюбленные парочки назначали час свиданий.
Теперь же по саду прогуливались пьяные матросы со своими марухами, под ногами хрустела семечная шелуха, никаких художниц не было и в помине (разбежались с первыми же революционными выстрелами), а влюбленные не назначали свиданий у фонтана, так как он уже давно не работал, а две статуи, так его украшавшие, отвернули водопроводчики для каких-то городских нужд.
Но более всего поразило Лизавету обилие в городе солдат. Они присутствовали всюду: в парках, скверах, на площадях, толпились у государственных учреждений, отчего казалось, что даже сами улицы посерели от их грязных хлопчатобумажных гимнастерок. Казалось, Казань находится либо в осадном положении, либо всех жителей города в связи с последними веяниями в моде переодели в военную форму.
Действительность была иной — Казань временно исполняла обязанности военного сборного пункта.
На Театральной площади меж Городского театра и Державинского сада была когда-то большая извозчичья биржа. Елизавета перешла улицу и стала ждать извозчика. Она довольно находилась по городским улицам, прилично устала и теперь кляла себя за то, что надела шляпку и взяла ридикюль. Ну, ридикюль ладно, не в счет: там лежал некий симпатичный металлический предмет с барабаном на шесть пуль, коротким стволом и устрашающим названием «Бульдог». И одета Елизавета Петровна была неброско: серенький триковый дипломат, немного ношенные полуботики. Но вот шляпка… В шляпках, как выяснилось, теперь в Казани никто не ходил. Женщины, пожилые и молодые, все были либо в платках, либо в косынках. Какой-то разбитной пацанчик заливисто свистнул и улюлюкнул ей вслед:
Эй, дамочка, куда торопишься? В Губчека по падешь — не воротишься …
Дважды ее проводили недобрым взглядом наряды судебно-уголовной милиции, а один раз она услыхала за спиной откровенно злой говорок:
— Ишь, вышагивает, словно институтка. Не всех еще, видно, буржуев мы к стенке поставили.
Никаких извозчиков не было и в помине. Трамваи тоже не ходили. И Елизавета Петровна, обреченно вздохнув, потопала до нумеров «Франция» пешком через Черное озеро. Когда она уже почти поднялась на Воскресенский холм, где находилась гостиница, мимо нее пробежал человек с искаженным от боли лицом, придерживая плетью висевшую руку. Проводив его взглядом, она стала переходить проулок, и тут на нее налетело дико мчащееся авто с открытым верхом. Правда, водитель его чудом успел в последний момент сманеврировать и вывернуть руль, но все же правым крылом автомобиль задел Лизавету, и ее, ударив в бок, отбросило обратно на тротуар. Все произошло так быстро, что она не смогла ничего понять, однако успела увидеть тревожно-удивленный взгляд плешивого пассажира бешеного автомобиля. А затем раздалось два выстрела…
Глава 4. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
— Что топтуна заслали, это хорошо. Пусть смотрит в оба. «Сибирские нумера» обложить так, чтобы мышь не проскочила. Брать надо Жоха, непременно брать. Погоди, сейчас сам буду.
Начальник Казанской судебно-уголовной милиции Николай Иванович Савинский небрежно бросил трубку. Был он плешив, сухощав, носил аккуратно стриженные усики и бородку клинышком, отчего крепко походил на знаменитого казанского полицмейстера Васильева образца 1909 года. Сие сходство было единственным явлением, роднящим Николая Ивановича с покойным титулярным советником. Его судьба вообще была очень необычной. Слепая планида выделывала с ним такие кунштюки и коленца, которые вряд ли случались в жизни еще кого-либо.
Ну, кто бы еще мог похвастать, что стал простым уездным учителем, являясь при этом богатым и успешным потомком родовитого польского шляхтича, в жилах которого текла кровь польских и французских королей?
Кто бы мог еще иметь в своей биографии столь неожиданную метаморфозу, как переквалификация скромного уездного учителя в полицейского надзирателя шестой (причем самой неблагополучной) части города Казани, в коем вдруг открылся явный талант по стезе сыскного дела?
Это коллежский асессор полицейский надзиратель Савинский без единого выстрела взял в девятьсот четвертом году на «малине» крайне опасного вора-рецидивиста и громилу Коську Барабаша, наводившего ужас на Адмиралтейскую и Ягодную слободы.
Это губернский секретарь пристав Савинский накрыл в девятьсот седьмом секретную лабораторию по изготовлению бомб в доме старика Мацинмахера на Первой горе и заарестовал один троих громил-экспроприаторов, рядившихся в революционную личину анархо-синдикалисто-коммунистов.
А сколько преступлений, крупных и мелких, было им предотвращено за время служебной деятельности, ведает только один бог.
Впоследствии Савинский протекцией самого казанского губернатора был назначен начальником Сыскного отделения при Городском полицейском управлении, когда в июле девятьсот восьмого года был принят высочайше утвержденный и одобренный Госсоветом и Государственной Думой закон об организации сыскных служб в губернских городах.
Прослужив в этой должности девять лет, имея на своем личном счету десятки задержаний и получив чин коллежского советника, что соответствовало чину армейского полковника, принял предложение новых властей города и стал начальником Казанской судебно-уголовной милиции, что тоже поразило многих знавших его людей. Словом, его странная судьба продолжала выделывать с ним невероятные коленца.
Итак, заявив, что некоего преступника надлежит немедленно брать, начальник Казанской судебно-уголовной милиции Савинский бросил трубку телефонного аппарата и самолично отправился на задержание в одном из двух приданных милиции автомобилях марки «Мерседес-Бенц».
* * *Удивительно, как ему удалось в тот раз уйти. Казалось, дом на Тихвинской обложили так, что мышь не проскочит. Шутка ли, восемь опытных милиционеров. Сила! А он, прикончив в перестрелке двоих и ранив одного, все же сумел уйти. После чего затаился, лег на дно.
