Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа
— А что, Андрей Иванович, с начальником подразделения эту тему вы уже согласовали?
— Ох и язва ты, Олька!
— Главное, чтоб не сибирская, — донеслось из «прекрасного весеннего сада». — Остальные лечатся!..
Санкт-Петербург,
Южное кладбище,
30 августа 2009 года,
воскресенье, 13:42 мск
«Вот так и живем: завтра — день рождения, послезавтра — похороны».
Южное кладбище — жуткое кладбище. Представьте себе триста га чистого поля, на которых уместилось под пять миллионов захоронений. Второй Петербург! При этом если у центрального входа еще живет какая-то дающая тень растительность, то метров через сто-двести начинается настоящая пустыня, где теснятся и громоздятся, налезая одна на другую, могилы-могилы-могилы… И, словно бы в насмешку, магистральные аллейки-дорожки, петляющие между ними, носят романтические названия — березовая, ореховая, вишневая…
Вот уж воистину — парк. Не культуры, но вечного отдыха…
…Временно превращенная в катафалк «маршрутка» стояла неподалеку от свежевырытой могилы в далеко не самом престижном, но и не совсем «отстойном» участке кладбища. Трое «гоблинов», на долю которых выпала миссия забрать гроб с Демидычем из морга, мрачно курили в сторонке, дожидаясь приезда остальных участников скорбной церемонии.
— Плохая примета — покойника на служебной машине перевозить, — ворчливо заметил Афанасьев.
— Преподобный Иоанн Кронштадтский говорил: «Не верьте в глупые приметы, не будьте суеверными, и приметы не будут сбываться».
— А мне, Женя, твой Кронштадтский не указ. Сейчас вон модно иконки-образа на приборную панель лепить. И что, многих это спасало от ДТП?
— А что, Сергеич, ты небось и черных кошек, и баб с пустыми ведрами по параллельным улицам объезжаешь? — усмехнулся Холин.
— Если есть такая возможность — обязательно.
— Чем бензин казенный жечь, ты бы их лучше давил.
— Кого? Баб или кошек?
— И тех и других.
— Очень остроумно, — проворчал Афанасьев. — Гришк, ты бы, чем зубоскалить, лучше бы Мешка набрал. Узнай, где их черти носят? Выходной день: Пулковское свободно, Волхонка пустая. Мы с севера за тридцать минут долетели, а они из центра больше часа добраться не могут.
— Да звонил я ему, минут десять как.
— И чего?
— На подходе. Говорит, Анечка с батюшкой долго провозились — им из Парголово никак не выбраться было. На Выборгском-то снова ремонт затеяли! Я с них просто фигею, Сергеич! Каждый год асфальт перекладывают!
— А то ты не знаешь на чью дачу та трасса ведет?!
— Знаю. Что не на мою, — буркнул Холин. — Слышь, Сергеич, я вот что подумал: раз уж всё одно к одному, может, попросить вашего отца Михаила, чтобы он заодно и «пепелац» освятил? Сам-то я не шибко верю во всю эту музыку, но с другой стороны — хуже от того всяко не станет. Или попам на ментовские машины западло святую воду тратить?
— Нет, Гриша, им, как ты выражаешься, «не западло», — со знанием дела вмешался в разговор Крутов. — К примеру, у нас в ОВО весь автопарк еще в 2006-м освятили. Дабы… — Женя напрягся и процитировал по памяти: — «Ангел небесный хранил колесницы и людей, находящихся в них, от бед и аварий, от несчастий и огорчений».
— Ладно ОВО, эти-то хотя бы гласные службы, — охотно поддержал довольно странную тему Афанасьев. — А вот лично мне водилы знакомые из «наружки» рассказывали, что у них точно такая канитель была. Со святой водой и окроплением.
— «Семерошникам»-то на хрена? — удивился Григорий. — Этих котов помойных не ангел — «непроверяйка» охраняет.
— Не скажи. Там у народа своих заморочек хватает. Мигалки им не положены, спецокраска — тоже, крутых тачек практически нет. Им же главное — не выделяться. Потому все кому не лень «опушников» подрезать норовят, дороги не уступают. Словом, демонстрируют глубочайшее презрение.
Холин с сомнением покачал головой:
— В презрение охотно верю, но вот техническую сторону мероприятия я себе слабо представляю. У «семерки» даже само месторасположение гаража — секретное. И чего ж, неужели попа запустили в святая святых?
— Ну да. Запустили, — подтвердил Афанасьев. — Один из экипажей «наружки» специально отправили в храм за батюшкой и доставили его в гараж с тщательным соблюдением режима секретности. Чуть ли не глаза завязывали священнослужителю!
— Блеск! И чего?
— И тот, соответственно, провел чин освящения служебных автомобилей, которые отныне ни в коем разе не должны попадать в неприятные истории на дороге. Кроме того, освящение должно было обеспечить машинам «наружки» защиту от поломок и угонов.
— Ну и как? Обеспечило?
— Понятия не имею.
— Кошмар какой! На дворе двадцать первый век, а тут — натуральной воды мракобесие.
— Знаешь, Гриш, я бы советовал тебе не рассуждать о вещах, в которых ты абсолютно не разбираешься и не понимаешь, — предостерегающе сказал Крутов. — К слову, мракобесие здесь ни при чем. Просто ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа.
— Глыбко! — похвалил Афанасьев. — Сам придумал?
— Нет. Это Бердяев сказал.
— Хорошо сказал.
— Это какой Бердяев? Часом, не замначальника 5-й ОРЧ? — заинтересовался Холин.
— Нет. Это русский философ. Классик и, по большом счету, гений, — провел краткий ликбез Крутов.
— Понятно. Но, кстати, этот, который из ОРЧ, тоже любил это дело.
— В смысле выпить?
— Выпить само собой. А потом пофилософствовать. Помню, собрались мы как-то в «Ровеснике», был такой злачный шалман на Большом Сампсониевском. Накатили, как водится, пивка с водярой. А Бердяев возьми да и выдай, причем экспромтом: «Если бы алкоголя не было, его надо было бы придумать как средство благодарности: иной раз «спасибо» бывает мало, а деньги — не к месту, да и обидеться могут хорошие люди»[2].
— И этот хорошо сказал, — согласился Афанасьев.
— Слушай, Жека! — Холину все никак не давало покоя таинство окропления. — А вот если, к примеру, освятить личное табельное оружие? Будет оно тогда само в «десятку» палить?
— Если не ошибаюсь, теоретически священнослужители могут освятить любую вещь, которая дорога человеку. Но! При условии если она не противна Богу, — объяснил Крутов. — Так что на табельное оружие чин освящения наложен быть не может. Условно говоря: с божьей помощью прицел не поправить.
— А жаль, — словно бы даже расстроился Холин. — Хоть какая-то польза.
— Ну, наконец! Едут, — всмотрелся в клубы поднимающейся вдали пыли Афанасьев. По разбитой дороге, тяжело переваливаясь через ухабы, катил кортеж из двух автомобилей. Причем на фоне черного «Вольво» отца Михаила потрепанная «лохматка» Мешка смотрелась еще «истрепаннее»…
…Через минуту полку «гоблинов» ощутимо прибыло: из машины Андрея выбрались полковник Жмых, Наташа и Ольга. С отцом Михаилом приехала Анечка. Лица у вновь прибывших были сосредоточенно-серьезны и угрюмы, один только батюшка оставался спокоен и деловит. Что, собственно, и неудивительно: ему, как с пролетарской прямотой прошептал Ольге Холин, «по должности положено».
Афанасьев молча пожал руки руководству:
— Ну что, будем выносить? А то местные землекопы уже подходили-намекали, что у них скоро обеденный перерыв.
— А на переучет покойников они тут часом не закрываются?… Ладно, давайте, потихонечку. Я смотрю: отец Михаил уже почти перевоплотился. Из автолюбителя в божьего человека, — последнюю фразу Андрей произнес с легким оттенком не то сарказма, не то обыкновенной мужской зависти по отношению к личному автотранспорту служителя культа.
Мужчины вынесли гроб из «маршрутки» и осторожно установили на заранее принесенные «копателями» козлы. После чего выжидающе уставились на степенно подходящего отца Михаила.
— Гроб открывать не будете? Прощаться с покойным?
— Нет, — ответил за всех Андрей. — Мы уже прощались. Позавчера, в морге судмедэкспертизы. Думаю, Иван Демидыч на нас не в обиде. Опять же, стоит пощадить нервы наших дам.
— Что ж, тогда будем начинать… Молодые люди, будьте любезны, затушите сигареты.
Все, доселе курившие, спешно затушили сигареты, и священник приступил к процедуре отпевания. Если само слово «процедура» в данном контексте вообще уместно. Хотя чего еще можно ожидать от бюрократизированных по самое «не могу» ментов?…
* * *По воскресеньям в редакции «Явки с повинной» традиционно обитала всего одна живая душа — душа дежурного вахтера. Весь остальной журналистский народ отдыхал от трудов праведных, тем более что погоды этим летом стояли неправдоподобно изумительные.
Тем неожиданнее было вахтеру Виктору Васильевичу запустить сегодня в контору сразу двух сотрудников службы расследований. Судя по заплаканным глазам руководителя службы Маши Цыганковой и встревоженной мордашке ее коллеги и подруги Тани Ивановой, у девушек явно что-то стряслось. Вот только не того полета птицей был вахтер, чтобы, проявляя сочувствие, справляться о делах служебных. Тем более что обе девки были молодые, симпатичные, а потому проблемы могли и не иметь непосредственного отношения к делам редакционным. А дела амурные — материя слишком тонкая и деликатная…
