Марина Крамер - Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров
Виктор Иванович начал колебаться. Сказать о Марине он не мог, чувствовал, что не имеет права. А вот Евгению явно ничего не угрожает, он не приезжает в Россию по своим документам, так что маловероятны неприятности.
— Я скажу. Но ты никогда не посмеешь использовать эту информацию во вред, тебе понятно? — жестко произнес он, глядя Дмитрию в глаза.
— А ты думаешь, что я к коллегам бывшим кинусь?
— Не исключено, — спокойно подтвердил отец, вызвав у сына бурю негодования.
— Ты, батя, совсем уж! Кем же ты меня считаешь-то?
— Я и сына твоего считал родным и порядочным, а вышло как — сам, поди, помнишь.
— Да, с Колькой некрасиво получилось, — признал Дмитрий, сбавляя тон, — даже не думал, что мой сын таким гаденышем вырастет. Но я-то, бать, старый уже.
— И тем не менее. Если кто-то узнает, что Евгений жив, я тебе не завидую. А уж если до него самого докатится — тут тебе не надо объяснять.
Дмитрий кивнул — если бы не Марина, не сидел бы он сейчас на отцовской кухне с чаем и сигареткой. Это она бросилась наперерез Хохлу и подставилась под финку, предназначавшуюся как раз Дмитрию за то, что посмел поднять руку на сестру. После этого они и не виделись больше ни с Мариной, ни с Хохлом. И вот он, значит, жив и воспитывает где-то в Англии сына Малышева. Чудны дела господни… Отмороженный уголовник Жека Хохол — и маленький мальчик, усыновленный его сестрой.
— Н-да, все-таки любил он ее, — пробормотал Дмитрий, — даже пацана оставил.
— Ну а куда он его должен был деть? Это его сын, он его воспитывает с десяти месяцев.
— Н-да… — почесал затылок Дмитрий. — Слушай, а как с Бутыркой-то вышло? Мне еще Люська рассказывала, что Влащенко погиб там как-то странно, в драке вроде. Я еще подумал — у кого же силенок-то хватило такого амбала завалить?
— Я этого не знаю, — уклонился Виктор Иванович, который на самом деле не знал всех тонкостей выхода Хохла из СИЗО, — да и не нужно мне это. Жив, и то хорошо. И сюда себе путь отрезал.
— А что ж в Англию-то его занесло? Россия маловата стала?
— Значит, маловата, — сухо сказал отец, давая понять, что не желает больше продолжать этот разговор.
— Ну и правильно, в общем-то, — согласился Дмитрий, — ему тут жизни не дали бы. Егор-то большой уже?
— Одиннадцать будет осенью.
— Совсем взрослый. По-русски разговаривает хоть немного?
— А как же. Евгений-то английского совсем не знает, по мелочи только — в супермаркете да на автозаправке объясниться. А Егорка лопочет, как там и родился.
— Забавно…
— Смотри, Димка, ты мне обещал, — внушительно сказал отец, словно генералу было лет восемь, — не вздумай чего!
— Бать, ну, хватит уже, в самом деле. Не трону я твоего Евгения драгоценного, пусть живет. Чуть ливер мне на снег не выпустил, между прочим!
— Насколько я знаю, там было за что.
— Было-было, я ж тоже признаю — Хохол не из таких, что с бухты-барахты за «перо» хватаются, — улыбнулся сын, — он за Маринку порвать мог голыми руками, это повезло мне, что она шустрая была и Хохла своего хорошо чувствовала. Свой бок подставила…
— Вот и помни об этом, — пробормотал отец, наливая себе чай.
— Так ты поможешь? — вернулся к началу разговора Дмитрий, и Виктор Иванович неопределенно пожал плечами:
— Посмотрим.
Глава 7
Бристоль, Англия
Среди всех желаний трудно преодолеть только одно — любовную страсть. Здесь, видно, недалеко ушли друг от друга и старый, и молодой, и мудрый, и глупый.
Ёсида Кэнко, монах— Сара, вы можете пока приезжать раз в неделю, скажем, по средам — вам удобно?
Марина стояла на нижней ступеньке лестницы и наблюдала за тем, как домработница Сара шнурует кеды, собираясь уходить.
— Как скажете, миссис Мэриэнн, — отозвалась она снизу, не поднимая головы, — могу по средам. Вы сообщите мне, когда вернетесь?
— Да, обязательно, я предупрежу за три дня, чтобы вы могли рассчитать время и приехать для косметической уборки.
Краем глаза Марина видела, как в гостиной в просторном кресле корчится от беззвучного хохота муж — Женька обожал такие моменты, когда Коваль, сцепив зубы и натянув на лицо благообразную гримасу, объясняется с домработницей. Выглядело это довольно комично для того, кто неплохо знал Коваль в прошлой жизни, и Хохол получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Разумеется, миссис Мэриэнн, — разогнулась Сара и устремила на хозяйку взгляд небольших серых глаз из-под круглых очочков в тонкой оправе.
— Тогда до связи, Сара. И спасибо за уборку.
— Не стоит, миссис Мэриэнн. — Не сводя с нее взгляда, Сара попятилась к двери.
Эти взгляды Сара бросала на Марину не просто так, и Хохол, помнивший о том, как жена проводила время в постели лучшей подруги Виолы, старался оказаться в такие моменты как можно ближе, чтобы у серой мыши в очках даже не возникло сомнений — он не потерпит. Вот и сегодня, поняв, что Сара уходит, но все еще топчется в прихожей, он, перестав смеяться, вышел, потягиваясь, в холл и небрежно обхватил Марину за талию:
— Бай, Сара.
— Бай, мистер Джек, — чуть сморщив нос, выдавила она и вышла за дверь, а Марина, картинно вытерев со лба несуществующий пот, проговорила:
— Господи, как же достают эти политесы… ну, почему нельзя просто сказать — все, Сара, спасибо, вот деньги, всего хорошего? Нет же, надо сто раз поклон отбить и триста лишних слов сказать! Не могу! Ей-богу, такое остается ощущение, что я сама в доме все убирала — физическое состояние как раз похоже.
— Да, котенок, нелегко тебе дается английский этикет, — хмыкнул Женька, целуя ее куда-то за ухо.
— Так ты мне не скажешь? — вдруг не выдержала она, и руки Хохла, сжимавшие ее талию, чуть заметно дрогнули.
— Не скажу чего?
— Брось, не прикидывайся. Кто тебе звонил?
— Когда?
Она развернулась и уперлась обеими руками в широкую грудь, обтянутую белой майкой:
— Ну-ка, пусти!
— А если нет — что сделаешь? — без тени страха полюбопытствовал муж.
— Так скажешь?
— Нет. Тебя это не касается.
Коваль удивленно вздернула брови:
— Не поняла. Я думала, что в моем доме меня касается все.
— Все, — подтвердил Хохол, — кроме этого. Могут у меня быть собственные дела?
— Нет.
— Это кто же так решил? — хищно сузив ноздри, поинтересовался Хохол, и в его голосе Марина отчетливо различила недовольные нотки.
— Не забывался бы ты, — посоветовала она и тут же пожалела о своих словах, поняв, что перегнула палку.
В один момент ручища Хохла переместилась на ее горло и чуть сжала, а прищуренные серые глаза уставились в ее лицо острым, буравящим насквозь взглядом.
— Прекрати это. Ты не в России. И не Наковальня больше. В этом доме мужик — я. И я буду решать, что и когда говорить.
Он отпустил ее и пошел наверх, в кабинет, а Коваль, от неожиданности ослабев, осела по стене прямо на ступеньки лестницы.
— Однако… — машинально растирая шею, пробормотала она.
Женька не сделал ей больно, но удивил неожиданным напором и силой характера, чего прежде за ним не водилось. Марина поднялась и направилась вслед за мужем, найдя того за столом в кабинете. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять — уже раскаялся и жалеет. Как всегда…
— Ты молодец, Женька. Серьезно, — тихо сказала она, прислонившись к дверному косяку, — со мной так и надо.
— Не сердишься? — угрюмо спросил он, рассматривая сложенные на дубовой столешнице кулаки.
— Нет.
— Вещички бы собрать — улетаем через три дня, — напомнил муж, отходя от неприятной темы.
— Успеется. Что-то я отцу давно не звонила, замоталась совсем. — Она сказала это совершенно искренне и без задней мысли, действительно давно не говорила с отцом, и вдруг поймала взгляд Хохла — он таращил глаза и шевелил губами.
— Откуда… как ты… — разобрала она и удивилась:
— Ты чего?
— Как ты узнала, что он звонил?
Пораженная Марина не могла вымолвить ни слова — она даже представить не могла, что отец в обход ее разговаривает с Женькой, но, что еще интереснее, Хохол скрывает от нее эти разговоры. Что, черт побери, между ними происходит?
— Зачем он звонил? Что-то случилось? Он здоров? — еле выговорила она, охваченная беспокойством.
— Все с ним в порядке. Просто так звонил.
— Ты не научился врать мне, дорогой. — Марина шагнула в кабинет и приблизилась к сидящему в кресле мужу, вспрыгнула на столешницу. — Если бы он звонил просто так, ты не стал бы скрывать. Значит, есть что-то, о чем вы оба решили мне не говорить. Так что же это?
— Н-да, день перестал быть скучным, — печально прокомментировал Хохол, осторожно перемещая ноги жены себе на колено и беря в руку правую ступню. — Сиди спокойно, я помну немного.