Марина Крамер - Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров
— Ну, что ж, пора, чувствую, в дурку вещи упаковывать, — проговорила она спокойным тоном, но Женька, проживший с ней много лет, хорошо знал цену этому спокойствию.
Марина, повернувшись на каблуке, вышла в гостиную через вторую дверь, находившуюся у нее за спиной, и щелкнула замком. Хохол, с усилием вырвав из покореженной доски нож, повертел его в руках, зачем-то провел по лезвию пальцем, оставив на подушечке тонкий порез и чуть видную кровавую дорожку, а потом, размахнувшись, изо всех сил швырнул нож в ту дверь, за которой только что скрылась жена:
— С-сука!
— Ну все верно, — раздалось из-за двери насмешливое, — уж если менять, то обе синхронно, чего ж с разными-то жить будем? Молодец, Хохол, дизайнер прямо.
— Заткнись! — заорал он, не в силах контролировать себя. — Заткнись, я тебе сказал, сука полоумная! Совсем башней поехала?! Ты в кого ножи мечешь, малахольная?! Слова сказать нельзя! А если бы пацан дома был?!
— Вот это тебя и спасло! — отрезала Марина, по-прежнему не открывая двери, чтобы муж не увидел, как она бессильно сидит за ней на полу и, кусая губы, старается не заплакать от нахлынувшего ужаса.
Хохол хлопнул себя по губам, сообразив, что, будь Грегори дома, мог услышать, какими словами он только что крыл его мать, а подобных выходок при сыне он себе не позволял. Даже хорошо, выходит, что его нет дома. Но что теперь делать с Мариной? В какой-то момент рука у нее не дрогнет, и что тогда? А ведь на месте Хохла может оказаться кто угодно — от управляющего рестораном до юриста или официанта. И что потом делать?
— Открой, котенок, — постучал он, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, но там молчали.
Женька примерно представлял себе картину — Марина сидит на полу, подпирая дверь спиной, и, вонзив ногти в ладони, старается сдержать слезы. Ей уже стыдно за вспышку гнева и за полетевший в его сторону нож, она уже поняла, что едва не натворила, но встать, открыть дверь и признать свою неправоту она, конечно, не может. И вот это последнее, кстати, угнетает ее сильнее всего.
— Мэриэнн, открой.
Когда ответа опять не последовало, Женька изо всех сил ударил в дверь ногой. Раздался треск, и в полотне образовалась приличная дыра. Он просунул руку и открыл замок. Жена лежала на полу без сознания, и это испугало Женьку сильнее летевшего в его голову ножа. Упав на колени рядом с неподвижным телом, он стал трясти ее за плечи:
— Котенок, что с тобой? Очнись! — Но она моталась в его руках как тряпка и в себя не приходила.
Опустив ее на ковер, Женька метнулся в кухню, достал из аптечки нашатырный спирт и, обильно смочив кусок ваты, вернулся обратно. Поднеся вату к лицу Марины, он свободной рукой крепко обхватил жену за плечи и прижал к себе. Коваль закашлялась и открыла глаза, мгновенно заслезившиеся от едких испарений нашатырного спирта:
— Что случилось?
— Ты сознание потеряла, — убирая вату и поднимая Марину на руки, ответил Хохол.
— А… до этого?
— Не помнишь?
— Нет…
— Удобно, — пробормотал Женька, укладывая Марину на диван и садясь рядом.
Марина чуть приподнялась, подоткнув под спину подушку, и жалобно посмотрела на мужа:
— Я действительно ничего не помню…
— Говорю же — удобно. Швырнула нож мне в башку — и отключилась. А в другой раз очнешься — а я рядом, тепленький еще. Что делать будешь?
Она в ужасе отшатнулась от него:
— Что несешь?! Какой… нож?
— А мой, десантный, который Генка подарил, — невесело усмехнулся Хохол, пощипывая усики. — Хорошо, кстати, бросаешь — дверь пробила. Откуда силы столько?
Марина вцепилась в волосы и опустила голову:
— Я действительно ничего не помню…
Хохол, глядя на опущенную голову жены и ссутулившиеся плечи, испытал прилив нежности и отчаяния одновременно. Он понимал, что до Марины дошло то, что могло случиться пару минут назад, и теперь она страдает, но еще больше ее испугал вот этот провал в памяти. Он сгреб ее в охапку, усадил к себе на колени и крепко прижал:
— Ну, успокойся, моя маленькая, не надо. Все обошлось, я живой…
— А в следующий раз можешь быть мертвый, — всхлипнула она, утыкаясь лбом в его грудь.
— Я не могу умереть раньше тебя, Маринка. Так не будет. Я должен быть рядом, должен тебя защитить от всего.
— А я в благодарность за это бросаю в тебя ножи… повезло тебе с женой…
— Мне — повезло, — с улыбкой подтвердил он, чуть покачивая ее на коленях, как ребенка, — ты совершенно права, мне повезло с женой. Я ее добивался много лет, и вот она со мной. Моя мечта сбылась, ты — моя женщина, ты мать моего сына — что еще желать? Ты принадлежишь мне.
— Ты ненормальный, Хохол, — снова всхлипнула она, и он со смехом согласился:
— Конечно. А кто нормальный ужился бы с тобой? Поцелуй меня. Нет… не так, — он буквально сбросил ее с колен на пол и запустил руку в волосы. Коваль никогда не нужно было повторять дважды, даже в таком состоянии она знала, что имеет в виду муж.
— …О-ох, ну, вот и сняли стресс… — Хохол в изнеможении вытянулся прямо на ковре и блаженно закрыл глаза.
Марина легла рядом, уютно устроившись под его рукой, и прижалась всем телом к разгоряченному телу мужа. Он осторожно поглаживал ее изуродованной рукой, вызывая легкую дрожь, и Марина тихонько застонала:
— Ну, почему ты такой? Почему мне никогда не бывает достаточно? Даже когда уже нет сил?
— Потому что тебе со мной хорошо.
— Нахал, — пробормотала она, закрыв глаза.
— Еще бы! Был бы не нахал — так и не вышло бы у меня ничего с тобой, дорогая.
И тут на барной стойке в кухне заголосил Женькин мобильный. Это насторожило Марину — у Хохла в Англии не было никого, кто мог бы ему звонить, кроме нее, Грегори и Гены. Но сын в лагере, у Гены сейчас тренировка — он с утра обычно пропадает в клубе карате, следовательно…
— Кто это? — спросила она в спину подскочившего Хохла, но он не ответил, только махнул рукой и, глянув на дисплей, скрылся с телефоном на втором этаже. — Однако… — удивленно пробормотала Марина, садясь на ковре и накидывая халат. — Это что-то новенькое.
Любопытство раздирало, но Коваль запретила себе подслушивать — незачем унижать мужа недоверием, он наверняка сам расскажет, когда закончит разговор. Она пошла в душ и долго стояла под горячей водой, стараясь унять дрожь во всем теле — так всегда бывало после их с Хохлом близости. Но в мозгу прочно застряла мысль о неожиданных провалах в памяти — это могло плохо закончиться. Да и то, что она так внезапно подняла руку на мужа, тоже не радовало. Обладай Женька менее крепкими нервами — и кто поручится за то, что могло бы случиться.
— Надо что-то решать с этим, — пробормотала она, снова подставляя голову под струи воды, — этак я овдовею быстрее, чем рассчитываю. Бедный Женька, как он со мной живет-то… как на вулкане, честное слово, даже самой страшно.
— Ты закончила? — раздался голос мужа, вошедшего в ванную и взявшегося за ручки душевой кабины.
Дверки поехали в разные стороны, и Хохол шагнул в кабину, прижимая Марину телом к стенке:
— Выходишь или со мной побудешь?
— Нет! — со смехом отказалась она, пытаясь вывернуться. — Если останусь, то весь день проведем в постели.
— Я не против.
— Не сомневаюсь. Пусти.
Он отошел в сторону, выпуская ее из кабины, и Марина, задвинув дверцы, села на край джакузи, принимаясь вытирать волосы полотенцем. Ей очень хотелось спросить, кто звонил, но она сдерживалась — пусть расскажет сам. Однако Хохол молчал, фыркал под водой, долго стоял под холодной струей, потом вышел и, чмокнув жену в макушку, обернул вокруг бедер полотенце:
— Ну, чем займемся?
Она только плечами пожала. Дел никаких не было, разве что наведаться в ресторан и просмотреть новый контракт с поставщиком овощей, но это не отнимет много времени. «А ведь он так и не сказал мне, кто звонил», — отметила она про себя с обидой. Никогда прежде у Хохла не было никаких тайн и секретов от нее.
— Собирайся, поедем двери выбирать, — муж стоял перед зеркалом, чуть согнув ноги в коленях, и водил расческой по мокрым белым волосам. Привычка выбеливать волосы укоренилась, хотя первое время Женька очень сопротивлялся. Но потом привык к собственному отражению, находя его уже обычным. Небольшую бородку и усы он тоже красил, и это придавало ему вид слегка странноватый, но интересный. Марина иногда замечала на улице, как реагируют на ее мужа проходящие мимо девицы, однако никаких беспокойств по этому поводу не испытывала. Для Хохла женщины как класс не существовали — у него был собственный идеал красоты, и этот идеал всегда под рукой, так какой смысл что-то менять? Он ни за что не согласился бы видеть рядом с собой вместо Коваль кого-то другого, пусть и с покладистым характером. Марина это отлично знала, да Женька особенно и не скрывал, хотя иной раз думал, что зря дает жене такую уверенность — может, оглядывалась бы хоть иногда, заводя очередную интрижку. Но вот уже год, как у Коваль никого не было, уж в этом-то Хохол научился разбираться за время, проведенное возле нее. Сейчас она принадлежала только ему, и Женька ощущал вкус победы.
