Сирены Амая - Николай Ободников
Стоявшая за высоким столиком сорокалетняя женщина в очках, похожая на родственницу носорога по линии массивного тела и коротких толстых ножек, подняла транспарант и потрясла им. Камера взяла крупным планом огромные печатные буквы: «КУХНЯ И МОДА – ЭТО НЕ СВОБОДА».
– А справа от меня – отец, муж, основатель сайта «Красный код» и самая настоящая пиранья современной маносферы![13] Олег Пантелеев!
Невысокий обладатель навощенных усов неистово забарабанил кулаками по столику, призывая поддержать его. И массовка купилась на это. В конце концов, какая разница, кому хлопать, если платят одинаково?
Наблюдавший за этим из режиссерской будки Глезерсон забеспокоился. До него вдруг дошло, что эксперты настроены чересчур серьезно, тогда как формат ток-шоу предусматривал прямо противоположное. Возможно, это была не такая уж и удачная идея: столкнуть неудержимого носорога и несокрушимую стену с усиками.
– Будь полегче на поворотах, Марк, – произнес Глезерсон в микрофон. – Тема хороша и без твоего стеба.
Широко улыбавшийся Марк раскинул руки, подхватывая аплодисменты, и кивнул, показывая, что услышал режиссера.
– В последнее время у всех на слуху остров Сирены Амая, на котором обитала община Дети Амая, практиковавшая жертвоприношения и прочую жестокость. Давайте…
– «Прочую жестокость»? – Соловьева ахнула. У нее на лбу вспухла зеленоватая жилка, попав неприглядным и сонным червяком в прямой эфир. – Эти звери практиковали сексуальное насилие! И над кем, позвольте спросить? Над женщинами! Над несовершеннолетними девочками!
– А чего вы хотели? Это вопрос выживания, – сухо заметил Пантелеев. – Или вы думаете, раньше было как-то иначе? Скажем, в Средние века? Или в прошлую субботу? Нет, нет и нет. – Он принялся стучать указательным пальцем по стойке, подчеркивая свои слова. – Женщина только и делает, что блюдет целомудрие. Так сказать, запирает инструмент размножения. Поэтому природа и сделала мужчину сильнее – чтобы он мог это самое целомудрие преодолеть.
– Означает ли это, что Яма Ягнения, о которой все наслышаны, представляет собой верное решение? – ввернул Марк.
Негодование породило на шее Соловьевой еще парочку «червяков».
– А почему бы мужиков не опускать в такие же ямы? – прошипела она, жаля поочередно глазами ведущего и оппонента. – Если хотите – сами друг друга пришпоривайте. А можем и мы вас. Как вам идейка?
– Так себе. Как минимум потому, что у женщин для этого есть только пальцы и язык, – парировал Пантелеев. – Вот вы, Констанция, чем предпочитаете работать?
– Коленом, смазанным горчицей.
– Тише-тише, друзья. – Марк примиряюще поднял руки. – Давайте вот о чем порассуждаем. Как мы знаем, Ева Ивкова была подвергнута абсолютно жестокому хирургическому вмешательству…
– Где она? – неожиданно спросила Соловьева.
– Что, простите?
– Где та самая Ева Ивкова? Почему она сейчас не с нами?
Марк с пренебрежением пожал плечами:
– Она отказалась принять участие в съемках.
– Тогда я буду говорить за нее, раз уж оказалась в компании, которой заведует дрочила, не удосужившийся даже показать фотографию жертвы. Что скажете, а, Марк?
Марк ничего не ответил. Вместо этого он вперил взбешенный взгляд в камеру номер два. Именно туда полагалось адресовывать посылы, предназначавшиеся режиссерской кабинке и в первую очередь самому режиссеру.
Глезерсон моментально взмок. Перед мысленным взором возникло пустое кресло совета директоров, и оно под противный скрип колесиков медленно катилось вдаль. Фотографию Евы не удалось достать только по одной причине: какой-то кретин в вязаной шапке-спермоприемнике попросту позабыл об этом. Можно не указывать пальцем, кто именно.
– В самом «хирургическом вмешательстве», как его назвали, нет ничего нового, – вдруг подал голос Пантелеев. – В некоторых африканских племенах девочкам чуть ли не с рождения зашивают влагалище. Это делается для того, чтобы невеста сохранила себя до свадьбы.
– Но такое животное, как ты, и зубами распороло бы эти нитки, да? – с язвительностью поинтересовалась Соловьева.
К Марку вернулось самообладание, и он попытался взять ситуацию под контроль. Опять сверкнула улыбка:
– Давайте лучше подумаем о том, как Еве Ивковой удалось спровоцировать вспышку насилия среди Детей Амая. Ваше мнение, госпожа Соловьева?
Та отдышалась; «червяки» залегли на дно.
– Во-первых, не действия Евы привели к тем чудовищным последствиям, и мы все знаем это. Во-вторых, эта девушка просто открыла рот и сказала правду.
– Какую же правду она сказала?
– Что женщин, черт возьми, нельзя резать только за то, что они некрасивые! Или страшные! Или невостребованные!
А потом произошло то, что Глезерсону подсказал его неожиданно открывшийся дар предвидения: несокрушимая стена попыталась наподдать неудержимому носорогу.
– Господи, да заткнись ты уже! – рявкнул Пантелеев, и массовка совершенно непритворно ахнула. – Я не удивлюсь, если у этих сучек с острова был профсоюз, а по пятницам они обсуждали мужей и их пенисы! Им дали защиту! Их кормили и развлекали, пусть и совершенно кошмарным образом! И что взамен?! Типичная женская неблагодарность!
Глезерсон ощутил, как по всему телу вздыбились волоски, поднятые волной ужаса.
– Марк, уходи на рекламу! Сейчас же! Пусть успокоятся!
Но ведущий не слышал. Посверкивая зубами и галуном, он вышел в центр между столиками, намереваясь не дать горе-экспертам сцепиться. А те уже покидали свои места и сближались, кипя от гнева.
– Всюду лезете со своими напомаженными рожами!
– Папаню своего подои, гомик чертов!
И тут Марк совершил ошибку, сделавшую его героем видеороликов, мемов и карикатур на полгода вперед.
Он рассмеялся донельзя придурковато. Впоследствии он так и не смог внятно объяснить, чем именно был вызван смех. Физиономии ли экспертов его так развеселили или их слова – неизвестно.
Взгляд покрасневших глазок Пантелеева сместился на ведущего. Последовал неумелый удар кулаком, больше напоминавший попытку постучать в дверь. Марк с ошарашенным видом попятился.
– Из-за вас кретины в телевизионном цирке и жиреют! – проорал Пантелеев, тыча пальцем в Соловьеву.
Но та почему-то заняла его сторону. Она вцепилась в уложенные волосы Марка и принялась раскачивать его из стороны в сторону, будто неваляшку. Пантелеев сейчас же продолжил «настукивать в дверь». Ведущий, зажав рот, смеялся.
Глезерсон наконец-то прервал эфир и пустил рекламу. Разворачивавшаяся в студии катавасия неожиданно умиротворила его. Какая, в сущности, разница, будет у него кресло в совете директоров или нет? Главное, этот момент навсегда останется с ним.
И разве не в этом заключалось настоящее искусство?
62. Дочери Саргула
1
Как только это случилось, Вирпи какое-то время наблюдала за ней и лишь потом, спустя столетия агонии, что-то вколола. Не то чтобы она смилостивилась, нет, просто не желала, чтобы экотаон умер. На фоне вселенской боли игла от шприца практически не ощущалась, но то, что она принесла, почувствовалось сразу. Слабое облегчение, еще далекое, но уже заметное, как зарница.
Без этого укола, сделанного, казалось,
