Шифр Данте - Вазим Хан
– А почему он не мог просто не красть манускрипт? Если его так волновала его сохранность, почему он просто не пришел к нам и не сказал, что на эту чертову книгу покушаются нацисты?
– Наверное, боялся, что всплывет правда о его прошлом, и не хотел рисковать. Не хотел, чтобы его считали предателем. Кроме того, он мог думать, что, если откажется, нацисты просто найдут для этого грязного дела кого-то другого. Он хотел любой ценой спасти от них манускрипт. – Персис помолчала, чтобы собраться с мыслями, и продолжила: – В каком-то смысле это было его искупление за все те манускрипты, которые он помог украсть во время войны. Этот стал символом. Наверное, Хили думал, что спасет «Комедию» Данте и перед смертью будет прощен и оправдан. По крайней мере, в собственных глазах.
Какое-то время Фернандес мысленно изучал услышанное с разных сторон и наконец кивнул.
– А Франсин Крамер?
– Как и сказал ее врач, она подумала, что узнала Скорцени, когда тот пришел в ночной клуб. Видимо, когда-то он посещал концлагерь, в котором ее держали. Может быть, даже ее насиловал. Но это неважно. Он был нацистом, и Франсин этого было достаточно. Она пригласила его домой, чтобы проверить свою догадку. Или, возможно, она уже была уверена и просто хотела отомстить.
– Думаешь, она собиралась его убить?
– Возможно. Но она допустила ошибку. Он разгадал ее планы и убил ее первым.
Повисла гнетущая тишина.
– Получается, Скорцени все еще в городе? – спросил Фернандес.
– Не думаю, что он уедет без манускрипта.
– Значит, ты все еще в опасности.
Об этом Персис не подумала, но Фернандес был прав. Последняя подсказка Хили была у нее. И справиться с ней предстояло именно ей.
Скорцени будет поблизости. Будет ждать, пока она разгадает тайну.
Это значит, что он наверняка будет за ней следить, как до этого Брунер.
А это значит, что у нее, и только у нее будет шанс закончить то, что начала Франсин Крамер.
Если так посмотреть на проблему, у нее попросту не было выбора.
44
Раздался резкий стук в дверь, и Персис с трудом разлепила глаза. Акбар издал мягкий гортанный протестующий звук и безвольно перекатился на бок, смяв хлопковую простыню.
За дверью в коляске сидел отец.
– Телефон. Говорят, это срочно.
Протирая глаза, Персис тяжелыми шагами спустилась в гостиную.
На часах было шесть пятнадцать.
Телефон стоял на тумбочке около фотографии покойной матери Персис. Там же рядом лежала снятая телефонная трубка. Персис взяла ее.
– Не спишь?
Это был Сет. Персис охватило удивление. Чтобы суперинтендант начинал работать так рано утром, это было в высшей степени странно.
– Все в порядке, сэр?
– Нет, – ответил Сет безжизненным голосом. – Все не в порядке. Все настолько не в порядке, что хуже уже физически невозможно. Человек, за которым ты следила… итальянец, Бельцони… мы нашли его труп.
* * *
Бельцони жил на первом этаже трехэтажного дома всего в нескольких ярдах от Электрик-хауса, бывшего главного здания энергетической компании, расположенного рядом с улицей Колаба-Козуэй. Как-то в детстве Персис бродила по устроенному там выставочному залу, восхищенно разглядывая ряды современных приборов, в то время как потный продавец пытался убедить ее скептически настроенного отца в том, что электрическая бытовая техника – это «неотъемлемая часть мира будущего».
Дом Бельцони стоял в узком переулке, казавшемся еще более узким из-за деревьев и нависающих проводов, заслоняющих солнце.
У входа стоял полицейский джип.
Рядом Персис заметила новую машину Блэкфинча.
Она прошла мимо охранника, который нервно ее поприветствовал, и вошла внутрь.
Сет и Блэкфинч обнаружились в спальне вместе с помощником англичанина, Мохаммедом Акрамом. Блэкфинч, стоя на коленях, искал что-то под кроватью, а Сет не сводил глаз с тела Франко Бельцони.
Итальянец был надежно привязан к деревянному стулу в углу комнаты. Его голова упала на грудь. На нем было только нижнее белье. Спутанные волосы прилипли ко лбу. Все тело было покрыто пятнами крови, тонкий ковер на полу пропитала кровавая лужа.
Грудь итальянца была изуродована треугольными отметинами болезненно-красного цвета сырого мяса. Еще одну Персис увидела на его правой щеке.
Сет поднял глаза. Персис обратила внимание на сигарету, тлеющую в его пальцах.
– Его пытали. Утюгом.
Желудок Персис словно вывернулся наизнанку.
Она посмотрела на мертвеца, вспомнила их последнюю встречу и вдруг поняла, что, хотя итальянец не был с ней до конца откровенен, он начал ей нравиться. Мысль о том, что он так мучительно умирал, что кто-то мог совершить с ним… такое… Она глубоко вздохнула:
– От чего он умер?
Блэкфинч встал с пола, подошел к ней и протянул пару перчаток:
– Подними ему голову.
Персис надела перчатки и сделала, как он сказал: мягко приподняла голову Бельцони.
Ему выстрелили в правый глаз. Глазница представляла собой кровавое месиво. Затылок тоже был покрыт кровью.
Персис отпустила голову Бельцони, глубоко вздохнула и отступила назад.
Рядом с ней кашлянул Сет. Она знала, что в последнее время он редко покидал Малабар-хаус. Без кабинета вокруг и стакана в руке он казался голым. На самом деле прямо сейчас она и сама бы не отказалась от крепкого виски.
– Скорцени, – выдохнула она.
Сет вопросительно на нее посмотрел.
Обрадовавшись возможности отвлечься, Персис рассказала ему о своих последних успехах. Блэкфинч тоже внимательно слушал. То и дело мысли Персис соскальзывали на их разговор прошлой ночью, но она гнала воспоминание прочь.
Он уже большой мальчик. Как-нибудь справится.
Когда она закончила, Сет осторожно присел на край кровати. Казалось, он уменьшился в размере.
– Мало нам было одного нациста в городе, теперь ты хочешь сказать, что их двое? И бог знает сколько еще собирается выползти из ниоткуда. – Он махнул сигаретой в сторону Бельцони: – Они пытали этого беднягу не просто так. Что им было нужно?
– Я думаю, Скорцени за мной следит. Если это так, он знал, что я встречалась с Бельцони. Возможно, даже знал, что Бельцони работал на итальянское правительство. Может быть, он решил, что я ему что-то…
Она замерла, вдруг осознав, что говорит. Неужели это она виновата в смерти Франко Бельцони? Неужели она неумышленно дала Скорцени повод пытать его и убить?
Она содрогнулась.
– Ты ни в чем не виновата, – пробормотал Блэкфинч.
Она
