Аркадий Гендер - Траектория чуда
- Он из эмвэдэшного спецназа, воевал в Афгане и Чечне, дослужился до капитана, имеет награды, - как пономарь, забубнил Глюк. - Четыре года назад уволился в запас по состоянию здоровья. Так, пожалуй, больше ничего интересного, кроме, пожалуй, заболевания, по которому он был уволен. Причем во всех бумагах, с которыми он вышел на гражданку, у него стоит "хронический пиелонефрит", и только в секретном личном деле написан настоящий диагноз. Знаешь, какой?
- Нет, - честно прошептал я, однако же предчувствуя новое потрясение.
Я не ошибся.
- ВИЧ-инфекция, - победоносно сообщил мне Глюк, - ваш Лорик был инфицирован вирусом иммунодефицита. Может, из-за этого он и стал плохим парнем? Ну, у меня все, спокойной ночи!
- Спасибо, пока! - находясь от услышанного в состоянии легкой гроги, чуть слышно попрощался я с ним, и совершенно автоматически хотел нажать, отсоединяясь, на красную клавишу телефона.
Но делать этого не понадобилось. Телефон жалобно пикнул, последний раз моргнул оранжевым глазом дисплея, сигнализируя о полной разрядке батареи, и умер. Темнота вокруг меня сразу стала настолько непроницаемой, что назад к двери я крался, держась для ориентира за полированный бок Мерседеса. Черт, а чем же теперь мне подсветить подозрительный след? Я снова начал растерянно шарить в карманах, хотя точно знал, что ничего, кроме ключей от машины, там не осталось. Тем не менее я за каким-то лешим извлек их из кармана, повертел их в руке и, уже с досадой засовывая ключи обратно в карман, случайно надавил на одну из кнопок на брелке сигнализации, и внезапно на нем вспыхнул маленький красный огонек светодиода. Эврика! Я снова опустился на корточки, и нажал кнопку, поднося брелок к самой земле. Слабое красное пятнышко света на асфальте еще и пульсировало, но его оказалось достаточно, чтобы я различил, что это след подошвы. Более того, поперек следа явно шла какая-то надпись. Чуть не сломав глаза от напряжения, я прочитал: "ЕССО". Я встал. Это Шуляев носил обувь исключительно марки "Экко", и каким-то образом он недавно вошел в эту дверь! Я толкнул дверь рукой, и мне показалось, что она закрыта не так плотно, как другие. Никаких звуков из-за нее даже в гробовой тишине двора слышно не было, но зато мне вдруг померещилось, что из-под нее пробивается еле видный свет. Раньше, когда было посветлее, я его и не мог заметить, настолько свет был слаб. Я и сейчас не был до конца уверен в том, что это свет, а не полоса чуть более сухого и светлого асфальта у двери. Но нет, это точно был свет, и он свидетельствовал о том, что за дверью кто-то есть. Я вдохнул полную грудь воздуха и, придерживая дверь за скобу, что есть силы надавил плечом. От моего нажима дверь неожиданно легко подалась. Раздался очень знакомый мне калиточный визг петель, и я ввалился вовнутрь, едва удержав полотно, чтобы оно не врезалось в стену. Я замер, сжавшись в комок, слушая гремящую в ушах тишину. Но, кажется, мне удалось не наделать слишком уж много шума, и я перевел дыхание. Я с интересом осмотрел дверной запор. Замок, равно как и обе проушины, были бутафорскими, и остались на полотне, в закрытом же состоянии дверь удерживал изнутри обыкновенный шпингалет. Я подивился этой нехитрой уловке и попытался вглядеться в черноту впереди. Хотя не такая уж это была и чернота, потому что свет, который я увидел под дверью, здесь был уже не в пример ярче. Он шел откуда-то спереди снизу, из чего я сделал вывод, что передо мной - лестница. Точно, сделав пару шагов, я нащупал ногой ступеньки, и осторожно начал спускаться. Я насчитал десять ступеней, после чего лестница сделала поворот. За поворотом свет стал еще ярче, и я уже различил ступени второго марша лестницы, идущей вниз. После лестницы начинался узкий длинный коридор, в конце которого за поворотом было совсем светло. Я глубоко глотнул спертого воздуха с ароматами плесени и крыс и, стараясь не дышать, на цыпочках двинулся по коридору. Заканчивался коридор маленьким - примерно полтора на полтора метра квадратным помещением типа тамбура, в одной стене которого была массивная железная гермодверь. Видимо, во времена "железного занавеса", а, может, и раньше, в Отечественную, подвал под домом использовался как бомбоубежище. Полотно двери с большим круглым воротком замка было приоткрыто, и свет шел из помещения за дверью. Я осторожно заглянул вовнутрь, боясь одного: чтобы те, кто внутри, не услышали гулких ударов моего сердца.
Моему взгляду открылось большой зал, низкие арочные своды которого подпирали массивные четырехугольные колонны. Дальний конец зала терялся во мраке, но там явно различались несколько таких же, как первая, железных дверей. Все здесь говорило о крайней степени запустения: масляная краска, когда-то покрывавшая стены, свисала лоскутами, и из-под нее торчала квадратиками крест-накрест дранка. Беленый потолок был весь в плесени и в копоти чьих-то пиротехнических забав. Из-под толстых напластований разнообразного мусора шашечек кафельной плитки, первоначально устилавшей пол, почти не было видно. Всю эту разруху освещала одна-единственная тусклая лампочка, свисавшей на витом проводе с потолка, прямо под которой стояло старое, обтянутое коричневым дермантином кресло с просиженным чуть не до пола сиденьем. На первый взгляд, в зале никого не было, но тут краем глаза слева, за откосом двери, я уловил какое-то шевеление, после чего послышался звук чего-то тяжелого и мягкого, упавшего на пол. Я высунул голову подальше, и увидел странную картину. В левом дальнем углу зала, до того скрытого от меня откосом, стоял стол на железных ножках. На нем, белея пачками каких-то бумаг, лежал распахнутый чемоданчик-дипломат. За столом прямо на грязном полу ко мне ногами лежал человек в шортах, руки его были широко раскинуты в разные стороны. Голова и вся верхняя часть туловища человека была скрыта внушительным холмом его живота, обтянутого гавайской рубашкой. Поперек подошв летних мокасин на ногах лежащего шли надписи "ЕССО", причем на правой ноге - зеленого цвета, а на левой - красного. Но и без этого было ясно, что человек на полу - это Шуляев. А вот щуплую мальчишечью фигуру, утянутую в черную длинную, до колен, ветровку с капюшоном, склонившуюся над бездыханным адвокатом, я не узнавал. Но в любом случае с ее обладателем я вполне мог справиться один. Так вот ты какой, господин Голос, маленький да плюгавенький! Сейчас ты за все ответишь! Не перед судом, не перед Богом и людьми, а передо мной. Как в старину, без свидетелей, один на один! Я перешагнул высокий бетонный приступок в зал, осторожно прикрыл за собой дверь, и крутанул вороток, приводя в действие механизм гермозамка. Вверх, вниз и в стороны разошлись толстые стальные ригели, и с грохотом вошли в бетонных откосы двери, наглухо задраивая ее.
Металлический лязг гулким эхом пронесся по сводпм подвала. Фигура, вздрогнула, разогнулась, и повернулась ко мне. Стало видно, что не только ветровка, а и вся прочая одежда на фигуре была черная: джинсы, обувь, перчатки на руках. В правой руке, так и застывшей в воздухе, фигура сжимала маленький тонкий шприц. Из черного капюшона, обтягивающего голову фигуры, пятном выделялось смертельно бледное лицо с двумя провалами глаз. Нет, оказывается, я знал обладателя этой слишком субтильной для мужчины фигуры, просто это был не мужчина. Это была Люся Зайцева.
Глава 14. Траектория чуда
Понедельник, конец дня
- Здравствуй, дорогой! - растянув по бледному лицу черную черту губ в некое подобие улыбки, сказала Люся, и под сводами подвала ее голос прозвучал вороньим карканьем. - Все-таки этот идиот притащил за собой хвост! Придется немного изменить сценарий.
С этими словами она подбросила шприц в воздух. Какую-то секунду мой взгляд был прикован к тому, как шприц, вращаясь, как пропеллер, парит под потолком и, описывая плавную дугу, падает вниз. Но Люся на лету ловко подхватила его левой рукой, а за то время, что я, как завороженный, наблюдал за полетом шприца, в ее правой руке появился пистолет. Ствол пистолета тускло блеснул вороненой сталью в свете лампочки, и смотрел безжизненным зрачком дула прямо мне в грудь. Все это произошло так стремительно, что я растерялся. К тому же до того в меня никогда не целились из пистолета Нет, я не затрясся от страха, но чувство, что вот на тебя смотрит сама смерть, в любую секунду с пулей могущая вылететь из дула, на какое-то время пересилило желание сделать три шага вперед и вырвать пистолет из рук слабой женщины. Наверное, это совершенно не знакомый мне такой твердый и злой сейчас взгляд Люсиных глаз, рождал в моем подсознаниии твердую уверенность, что если я послушаюсь доводов своего разума, она выстрелит, не колеблясь. Видимо, мои глаза предательски отразили весь накал этой борьбы внутри меня, и это не укрылась от Люси.
- Не советую, Глеб Аркадиевич, делать резких движений, - насмешливо произнесла она. - Я в прошлом офицерская жена, всю жизнь по гарнизонам, и обращаться с такой штукой, как Макаров, будьте уверены, умею. И не льстите себя надеждой, что я забыла передернуть затвор или снять предохранитель. Патрон дослан в патронник, а при взведенном курке, как вы знаете, достаточно самого легкого нажатия на спуск, чтобы произошел выстрел. Так что ручки в гору и шагом марш вон туда, в кресло.
