Сергей Сибирцев - Привратник Бездны
А потом в моем на миг возбудившимся организме что-то произошло. Какая-то несогласованность, какой-то диссонанс обнаружился как бы...
Причем, я совершенно не успел подготовиться к тому, что мой бедный организм вдруг некстати закапризничает...
В моем желудке нельзя было отыскать ничего, кроме заморской мерзкой жидкости, - но, эта самая мерзкая жижа, помимо моей воли, помимо моего воспрянувшего настроения запросилась наружу, - и с таким несусветным напором, что я откровенно опешил, и едва не задохнулся от бесконечно продолжительного рвотного спазма...
...На мою вздувшуюся шею, словно набили пару литых ласкательно льнущих стальных ободов, - и содрать эти не нащупываемые самообжимающиеся ошейники мои скрюченные от натуги пальцы были не в состоянии...
Но порция вязкого воздуха сумела таки прорваться, - и я остался более менее в живом образе, словно только что окунутый в ванную, заполненную собственным прогорклым потом (впрочем, надо отдать должное моим обонятельным рецепторам, - они напрочь не замечали никакой такой казематной вони, - она стала привычной).
Общее ощущение послепраздничное, посленовогоднее - натуралистическое, из канувшего студенческого прошлого, малоопытного, отчаянного, когда однажды поутру обнаружил, что собственный легкомысленно забытый желудок находится не там, где ему полагалось по природе, а весь пережатый, пульсирующий, исходящий какой-то зловонной кислятиной, - и припечатан он сердешный скомканной склизкой котомкой к моей груди...
Но самое примечательное, что в момент нынешнего переживания нескончаемого рефлекторно аэроморского удовольствия, я чудесным образом повредил-перепилил слезливо застарелый бок водонапорной трубы, к коей был приторочен наручником, и обнажившаяся холодная вяловатая змейка-струйка запросилась, запросачивалась из нечаянного хлипкого надреза...
И я был спасен!
Вот чего не хватало моему обезвоженному обессиленному организму, обыкновенной не кипяченой of water, отдающей родным российским хлорированным ароматом городского водопровода...
Сказочный вкус полумертвой ржаво-жестяной воды!
Частные особенности дальнейшего освобождения из подвального злонаянлевого полона, почему-то не запечатлелись в моей памяти. Но окончательно я пришел в себя, только отмахав пару кварталов вдоль приземистых ужатоокошечных легендарных хрущевских малоэтажек.
Улица, по которой я совершал свой вольно-моционный марш-бросок, была мне незнакома. По другую сторону уныло тянулся прикопченный, сдобренный жухлым пепельно-зеленоватым мхом красновато-кирпичный двухаршинный забор какой-то в недавнем прошлом советской мануфактуры...
На моих подобранных обхудавших костях, чрезвычайно вызывающе болталась личная униформа моего почившего в бозе стражника, которого наверняка уже обнаружили его приятели-друганы, доставлявшие и ему и мне казематную острокалорийную снедь...
Не оглядываясь, слыша стук сердца обеими взопревшими височными впадинами, я спешил, в сущности, в неизвестное, а точнее - черт знает куда...
Я со всей возможной основательностью (но отнюдь, не панически) удалялся от места преступления, от моего недавнего места заточения.
Причем, спроси меня сейчас, где же обретается сия злокозненная самодеятельная темница, я бы не сумел ничего вразумительного ответить. Она, граждане дорогие, вероятно, где-то там, за спиною. Вероятно, в одном из уютных теплых подвальных мешков...
Я, наконец, обратил внимание, что чужое платье (причем, одетое прямо поверх моего собственного, казематного) абсолютно не держит остатки подвального каменного нездорового влажного тепла.
Откуда-то изнутри моего слепо несущегося организма выползали на поверхность исхудалого тактильного покрова, судорожно мятущиеся заледенелые змееподобные присосочные монстры, которые в местах своего касания замораживали кожу до пучащихся знобящих шершаво лишайных волдырей...
Руки я удерживал в емких разношено оттопыренных косых карманах демисезонной ветровки. Левое запястье утяжеляло все то же тюремное украшение - браслетка наручников...
Ага, видимо, сумел каким-то немыслимым образом порвать трубу... Но тогда, отчего же весь сухой?
"Присосочные монстры" - оказывается, как красиво можно представлять обыкновенный мерзкий озноб...
С момента обнаружения себя на вольном безлюдном уличном просторе, я так и не посмел оглянуться, убедиться, что никто, никакая дрянь не преследует...
Но откуда все-таки берется эта ледяная дрожь, в какой такой глубине организма она зарождается?
И солнце какое-то странное, никакими облаками не зашифрованное, свободное, но будто припорошенное шальною желтоватой притенью...
И тени голых предзимних деревьев - не четкие, притушенные, и точно пригашенные, и совершенно недвижимые, словно они дремлют не на уличном просторе, а в неком закрытом кинопавильоне...
И только тут боковым зрением, левым глазом я заметил, что вот уже я не один, и что мою поспешающую особу, кто-то весьма ненавязчиво сопровождает...
Не сбавляя бессмысленного променадного слегка заплетающегося пеха, я поворотил уже оба глаза на преследующий меня силуэт.
Им оказался иностранный автомобиль, приземистый синевато-блеклый заокеанский "меркурий". Форточное стекло с моей стороны опущено. На рулевом штурвале уверенно возлежала изящная светлая лайковая рука.
Для более тщательного ознакомительного обзора, я придержал деловитый аллюр, и нагло, окунаясь взглядом внутрь чужеземного, шанельно влекущего салона, взялся изучать его содержимое.
Легкая лайковая длань принадлежала блондинистой леди, самого очаровательного, постуниверситетского возраста. Хотя, возможно, всяческие накладные макияжные приспособления всего лишь создавали иллюзию этого самого боевого последипломного задорного призыва.
Интересно, что означает, сей почетный эскорт...
Вряд ли эта молодая самоуверенная автовладелица является скрытным агентом наружного наблюдения...
Впрочем, какое же оно скрытное? Очень даже явное! Следовательно, мне в интеллигентной ненавязчивой форме дают понять, что все в порядке господин первосвидетель, мы в курсе ваших проблем, а милая эскортеша - ваша надежная охрана, а пока есть настроение и желание - прогуляйтесь, проветритесь...
- Сударыня, позвольте спросить: а который нынче час? - вдруг сходу родилась в моем мозгу чрезвычайно незатасканная реплика.
Вместо затрапезного ответа я получил нечто более вещественное. Продолжая играть в невозмутимую молодую таинственную незнакомку, очаровательная бледноволосая особа, отклонилась в мою сторону, и отжала наружу дверь, однако, продолжая неспешно, в такт моему чуть запарившемуся дыханию, шелестеть рядом...
- Вы полагайте, что пешеходу пора отдохнуть? - с некоторой странно кокетливой старческой игривостью, подбросил я в воздух очередной малозатасканный вопрос.
- Садитесь. Нам пора, - донеслось до моих ушей, точно сквозь ватные глушилки-тампоны.
Сознание фиксировало, что маловыразительная мелодически выверенная пара предложений-приказаний принадлежали именно бесстрастной водительнице.
Меня приглашали внутрь душистого заморского автоэкипажа.
- Позвольте поинтересоваться, - не снижая, прогулочного темпа заартачилась моя натура, - а с какой стати я должен куда-то спешить? Я свободный гражданин свободной страны Россия, и поэтому...
- Господин Типичнев, хватит кривляться. Вы бездарный лицедей. Вас ждут. Садитесь, - не напрягая голоса, все с той же милой прокурорской интонацией перебила мою защитительную речь неулыбчивая очаровательница.
- Да, милая сударыня, согласен. Я дурной актер. Впрочем, этот прискорбный факт не дает вам права хамить. И должен заметить, - и ваша игра в крутую мадемуазель, как-то неискрення. Не с вашей премилой физиономией, разыгрывать подобные крутые интермедии...
Приземистый американский экипаж, вдруг резко притормозил, - причем, этот водительский маневр каким-то образом подействовал и на мое подсознание, потому что и ноги мои, тотчас же прекратили свое неспокойное разнузданное движение...
Теперь уже откинулась дверца со стороны неприступного водителя, и моим настороженным глазам пришлось въяве убедиться, что моя ремарка в отношении дурного представления в крутую девку, оказалась верна, - это миниатюрное китайско-французской конституции создание вполне органично смотрелось бы на конкурсном подиуме: супермисс-дюймовочка...
С молчаливым высокопробным достоинством миниатюрная водительница, поцокивая пятидюймовыми шпильками, обогнула шикарный широкий капот, не глядя под ноги, грациозно перепорхнула через выщербленный бордюрный валун, и...
И в следующую секунду мое ущербное сознание оказалось не удел: оно, милое, просто-напросто отключилось, чтобы не перегореть, переживая болевой шок, который приключился с его, так сказать, временным носителем...
