Фридрих Незнанский - Мертвый сезон в агентстве Глория
— И что ты предлагаешь? — вмешался Турецкий. — Оставить статус-кво? Организовать защиту главного пахана?
— Как раз наоборот. Ускорить развязку.
— То есть?
— Имеется у меня, конечно, мыслишка, но… — замялся вдруг начальник МУРа. — Надо бы обдумать.
— Ну уж договаривай, Вячеслав, — поторопил Меркулов.
— Я-то скажу, да вот он, — Грязнов кивнул на Турецкого, — тут же мне какую-нибудь кличку пришьет. Азефа какого-нибудь.
Александр Борисович рассмеялся:
— Обещаю, Славка, не буду!
— Как я понимаю, — нахмурился Грязнов, искоса поглядывая на друга, словно ожидая подвоха, — по поводу этих десяти миллионов баксов все пользуются только слухами. Более-менее определенно по этому поводу высказался Комар, и то со ссылкой на покойного Левона. Маркин в своих показаниях тоже высказывает довольно твердое предположение. Наверняка знал об этом Баграт, но его уже не спросишь. Значит, что же нам остается? Принять за основу признания Комара. И если у Князя нет доказательств, мы можем ему их предоставить. А заодно дать почитать и показания самого Коновалова во время его допроса здесь. В них, я читал, имеется его признание о том, что он был соучредителем фирмы «Голден» и, следовательно, гонорар никак не мог его миновать. Кроме того, это по его указанию отстранены посредники между Бояровым и государством, за что Бояров также отвалил ему немалые суммы, о которых можно опять-таки догадываться. Но, я думаю, если Николая Андреевича хорошо попросить, он не откажется назвать их. Вот в общих чертах…
— А какие аргументы может воспринять Бояров? — с сомнением спросил Турецкий.
— Разрешите мне, Константин Дмитриевич, — подал голос Кротов, внимательно слушавший Грязнова-старшего.
— Прошу, Алексей Петрович, не стесняйтесь, у нас же деловое совещание, и без президиума, — улыбнулся Меркулов.
— Мне кажется, я понимаю, какие сомнения мучат Вячеслава Ивановича и почему он вдруг вспомнил Азефа. Какой-нибудь чистюля от журналистики скажет, что, мол, это порочный метод — сталкивать врагов лбами, устраивать что-то вроде провокаций и так далее. Лично я смотрю на такие вещи просто. Они, как бы себя ни называли, наши враги. Воевать в белых перчатках всерьез невозможно. Другое дело — законность. Нарушаем ли мы ее, внося раздрай в стан врага? Полагаю, нет. И в этой связи я предлагаю следующее. Готов взять на себя функции переговорщика с Николаем Андреевичем Бояровым, а также могу встретиться с Князем. Я его отлично знаю, он меня — нет. Значит, для него я буду… да хоть бы представителем какого-нибудь олигарха, близкого к президентскому окружению и заинтересованного в том, чтобы в империи Коновалова пришли к власти молодые силы. Для чего это ему нужно — другой вопрос, на этот счет и у меня есть своя теория. Не одному же доктору Штилю пудрить мозги уголовному миру!
— Предлагаю внести некоторые коррективы, — сказал Федоскин. — В принципе я согласен с Алексеем Петровичем. Но я постарался бы использовать еще некоторые моменты. Давайте назовем вещи своими именами. Мы собираемся всучить Виктору Князеву, человеку, заметьте, умному, образованному и быстро принимающему решения, компромат на Коновалова. Не дезу, хотя какой-то малый процент ее будет иметь место, извините за бюрократизм. Но ведь в наше время даже дети знают, что компра, если она получена бесплатно, ничего и не стоит. А вот если ее продать — это совсем другой разговор.
— Логично, — подтвердил Турецкий.
— Благодарю вас, — улыбнулся ему Сергей Иванович Федоскин. — Теперь другой вопрос. Откуда эта компра может оказаться в руках Кротова? Отвечаю. Вот здесь и может понадобиться деза, которая, впрочем, особой роли в общем контексте не сыграет. Помнится, перед командировкой в Штаты мы помогли Алексею Петровичу с организацией документов по поводу строительства коттеджей в районе Николиной Горы. Это обстоятельство я и предлагаю использовать. Между вами, Алексей Петрович, Бояровым и Коноваловым возникли некие трения. Григорий Степанович проявил неуступчивость — короче, сорвал крупное дело из-за собственной жадности. Проверить-то все равно нельзя будет. А строительство так и не начато, и это как раз проверить легче всего. Факт, как говорится, налицо, а уж подготовить Боярова, чтобы он при случае в нужном месте и в нужное время повторил вашу, Алексей Петрович, информацию, — это дело вашей техники. Так поверит ли Князев информации обиженного Коноваловым бизнесмена? Тем более что она ему будет предложена за хорошие деньги? Ну, к примеру, за полсотни тысяч баксов?
— Пятьдесят, конечно, вы, Сергей Иванович, загнули, хватит и четвертака, — сказал Кротов. — Я ведь человек небедный, мне просто за сорванное дело обидно… А кстати, почему бы и мне не поучаствовать в деле с драгоценностями Гохрана? Я же мог и там понести впечатляющие убытки. А Коновалов заработал на нем десять «лимонов».
— И какой вам представляется реакция Князева? — спросил долго молчавший Меркулов.
— Я не завидую Коновалову, — сказал Грязнов-старший.
— А я — Князеву, — добавил Федоскин.
— Почему? — спросил Турецкий.
— Он способен совершить убийство. И за него должен будет ответить перед законом: убийство есть убийство. Но кроме суда государственного есть и суд воровской, и, как на нем дело повернется, с ходу не предскажешь. При Коновалове-то сохранялся относительный порядок, который, правда, не хотели принимать отморозки, а при Князе пойдет полнейший раздрай. И вот тут уже Вячеславу Ивановичу будет полное раздолье, только успевай брать да сажать.
— Вашими бы устами, генерал, да мед пить, — вздохнул Грязнов.
Через два дня, ближе к вечеру, в апартаментах Князя раздался телефонный звонок.
— Слушаю. — Князь поднял трубку.
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич.
— Привет… — помолчав, ответил Князь.
— Вас беспокоит незнакомый вам человек. Скажем так, ваш благожелатель. Нам необходимо встретиться.
— По какому вопросу? — Князь включил звук, чтобы послушал сидевший напротив Фома.
— Это вы узнаете при встрече.
— А вы намекните.
— Не могу, но говорю искренне, вопрос касается вас. Точнее, вашего будущего, как я понимаю.
— Но кто вы? — Князь посмотрел на Фому, а тот недоуменно пожал плечами.
— Повторяю, вы меня не знаете, а вот я вас — отлично.
— С незнакомыми мне я не якшаюсь, — сердито сказал Князь и хотел было бросить трубку, но заметил предупреждающий жест Фомы.
— Не надо спешить, Виктор Алексеевич. Я приоткрою. То, о чем я вам скажу и что передам, может, на мой взгляд, сильно облегчить вашу головную боль.
— На боли не жалуюсь! — возразил Князь.
— Хорошо, приоткрою еще. Вам известно, где и у кого был недавно Григорий Степанович?
— Известно, — снова приметив кивок Фомы, ответил Князь.
— А в связи с чем?
— В общих чертах.
— Ну так что скажете теперь?
— Хорошо. Где и когда встретимся?
— Если не затруднит, через пятнадцать минут. А где? Знаете мемориальный валун на Лубянке? Он ведь и к Григорию Степановичу имеет некоторое отношение. Вот и встретимся на скамеечке напротив. Это даже символично в какой-то степени.
— Заметано.
— Только… приходите один. Не бойтесь, вам ничто не угрожает. И захватите с собой деньги. Доллары. Тысяч этак двадцать пять, информация стоит того, вы сами убедитесь.
— Не многовато?
— Если вы посчитаете, что информация вам без надобности, я денег не возьму. До встречи…
— Надо пойти, — задумчиво сказал Князь Фоме. — Ты как полагаешь?
— Место уж больно… — криво усмехнулся Фома и почесал лысину.
— А что — место? Где-нибудь у Вечного огня, что, лучше? А он, этот тип, вишь ты, знает о прошлом Коновалова и в курсе того, что он был на допросе в Генеральной прокуратуре.
— Может, ФСБ?
— А кто их знает! Нынче ведь и бывшие бравые чекисты торгуют секретной информацией направо и налево. Видать, что-то у них имеется на папашу нашего ненаглядного. Опять же и бабки просит приличные… — Князь еще подумал и открыл кейс, плотно набитый пачками долларов.
Кротов заметил Князя, когда тот поднялся из подземного перехода. Был он, конечно, не один, но двое типичных братков, поднявшись следом, уселись на гранитный парапет и закурили, искоса поглядывая в сторону скамейки, на которой сидел Кротов. Засекли охрану и Сева с Филей, безуспешно пытавшиеся остановить левака в самом неудобном для остановки месте.
Князь подошел к скамье, внимательно посмотрел на Кротова и спросил:
— Не вы звонили?
— Я. Присаживайтесь, Виктор Алексеевич.
— А вас-то как звать?
— Без разницы. Вот поглядите мельком то, о чем я вам говорил. Это копия моих показаний на допросе в Генеральной прокуратуре. Запись с собственного магнитофона. А потом решайте: нужно это вам или нет. Если нет, я не обижусь.
