Дэвид Моррелл - Изящное искусство смерти
— Греческая улица, — прочитала Эмили название на одном из домов. — Отец, ты ведь писал об этих местах.
— Да, в «Исповеди…». Я уехал далеко отсюда, но вот я снова здесь. Пожалуйста, остановите, добрый человек, — попросил Де Квинси.
— Ни один седок еще не обращался ко мне так вежливо, — проговорил возница и натянул поводья.
— Дом номер тридцать восемь. Я пережил холодную зиму отчасти благодаря загадочному человеку, который пожалел меня и разрешил ночевать в доме, в котором сам он появлялся время от времени. Мебели в доме не было. Я спал на голом полу, подложив под голову в качестве подушки скомканные судебные документы. Одеялом мне служило вонючее пальто конюха.
— Номер тридцать восемь будет дальше по улице, — показал Беккер.
— Никто не следит за входом? — поинтересовался Де Квинси.
— Кажется, все спокойно.
Они вышли из экипажа на тротуар. Пронизывающий ветер заставил Эмили плотнее запахнуть пальто.
— Мой информатор видел, как из этого дома выходил человек, по описанию похожий на Бруклина, — сообщил Де Квинси. — Констебль Беккер, надеюсь, нож и дубинка по-прежнему при вас?
— Всегда под рукой.
— Эмили, держись за нашими спинами. Если возникнут трудности, беги.
— Отец, я тебя не оставлю.
— Вы оба, держитесь позади меня, — приказал Беккер.
Все дома на этой улице имели по три этажа и примыкали один к другому. Номер тридцать восьмой обращал на себя внимание мрачным обликом.
— Пятьдесят два года назад вид он имел такой же тоскливый, — рассказал Де Квинси. — Единственное отличие — окна.
— На всех на них решетки, — заметила Эмили.
— В те времена решеток не было. И окно на втором этаже не было таким маленьким. Его частично заложили.
— Кто-то опасается непрошеных гостей, — заключил Беккер.
Как и во всех других домах, плотные шторы не позволяли заглянуть в окна.
— Эмили, я пройдусь по улице, сделаю вид, будто прошу милостыню. Вы с констеблем Беккером могли бы постучать в двери домов, соседних с резиденцией полковника. Тому, кто откроет, скажешь, что твоя фамилия Бруклин, что ты пытаешься найти своего брата, в прошлом армейского офицера. Он живет на этой улице, но номер дома тебе давать не захотел. Можешь рассказать, будто вы когда-то давно поссорились, но сейчас ты желаешь помириться. Разузнай о нем побольше. Констебль Беккер, а вам лучше было бы сложить руки на груди — так не будут видны разрезы на вашем пальто.
Де Квинси прошел немного по улице, уселся на крыльцо и стал смотреть, как Эмили и Беккер беседуют с женщинами, вышедшими из домов, примыкающих к номеру тридцать восьмому. На обеих были передники и грязноватые капоры. Служанки.
Несмотря на то что Де Квинси сидел, жажда лауданума вынуждала его продолжать двигать ногами, словно он шагал на месте. Приложив усилия, чтобы руки не тряслись, он отхлебнул немного из бутылочки. Ветер щипал щеки и заставлял дрожать еще и от холода.
Вот его порыв взметнул в воздух мусор с мостовой. Поражало почти полное отсутствие на улице людей — большинство предпочитало оставаться в своих домах, а некоторые вообще покинули город.
Через пять минут Эмили и Беккер присоединились к Де Квинси.
— Они очень неохотно открывали, — сообщил Беккер. — Если бы рядом не было Эмили, вероятно, во мне бы заподозрили убийцу.
— Но мы узнали главное: Бруклин живет в этом доме, — подхватила Эмили.
У Де Квинси сильнее застучало сердце.
— Фамилию свою он никому не говорил, но точно подходит под описание и, кроме того, просит, чтобы его называли полковником, — прибавил Беккер.
— Ну конечно, — кивнул Де Квинси. — Мать Бруклина ходила по берегу Темзы и собирала куски угля. Сам же он добился грандиозных успехов. Как тут не удержаться и не требовать, чтобы к тебе обращались по званию, с таким трудом заслуженному.
— Одна из служанок назвала его холодным и высокомерным, — сообщила Эмили. — И похоже, он планирует съехать отсюда.
— Да?
— Вчера и сегодня в экипажах увозили завернутые в одеяла вещи.
— Так-так.
— Но с чего он решил поселиться в том самом доме, в котором вы нашли себе убежище больше полувека назад? — задумался Беккер.
— Я надеюсь это выяснить.
Де Квинси уставился на бутылочку с лауданумом. Как бы ему хотелось прикончить ее, а потом еще одну и еще, пока он наконец не сможет уснуть и сделать вид, что весь этот кошмар происходит не наяву.
— Отец, мне кажется, этот юноша одет в твою одежду, — произнесла в замешательстве Эмили.
Де Квинси обернулся в ту сторону, куда показывала девушка, и радостно улыбнулся:
— Джоуи, хороший мальчик, как же я рад тебя видеть.
Джоуи направился к ним, а Эмили и Беккер старались не глазеть на покрывавшие его лицо оспины.
— Но это же твоя одежда, отец!
— Мне передали, что вы хотели со мной встретиться, — обратился мальчик к Де Квинси. — Я примчался так быстро, как смог.
— Ты видел, как полковник Бруклин входит в особняк лорда Палмерстона и выходит из него?
— Час назад, когда звонили колокола в церкви. За ним следит уличный мальчишка с тележкой.
— И в твое отсутствие кто-то другой остался следить за особняком?
— Да. Но не думаю, что стражники позволят ему долго оставаться в парке в его-то лохмотьях. — Джоуи взялся за отворот пальто и добавил: — Мне как-то неловко в этой одежде.
— Тогда ты не расстроишься, если придется снова поменяться нарядами?
— Расстроюсь? Да мне в этом пальто не вздохнуть!
— Ну, в таком случае давай облегчим тебе жизнь.
Они скрылись в ближайшем переулке и через пять минут вернулись: Де Квинси в своей обычной одежде, а довольный Джоуи в лохмотьях.
— Констебль Беккер, — сказал Де Квинси, — не думаю, чтобы вам когда-либо…
— Констебль? — встревожился мальчик.
— Не сейчас, — успокоил его Беккер.
— Это друг, — прибавил Де Квинси. — Он не собирается делать тебе ничего плохого.
— Ну, что-то новенькое: пилер, который не собирается делать мне ничего плохого.
— Скажите, Беккер, вас в полиции обучали обходиться с замками?
— Вы хотите сказать, вскрывать замки?
— В общем, да.
— Я обучен охранять запертые двери, но не вскрывать их.
— Я этого боялся. Джоуи, а тебе в твоей жизни не доводилось работать с замками?
— И вы хотите, чтобы я прямо перед пилером признался, что…
— Мистер Беккер, отвернитесь, пожалуйста, и закройте руками уши.
Эмили намеренно опустила в обращении слово «констебль».
— Что мне сделать?
— Надо, чтобы Джоуи чувствовал себя свободно.
Беккер помедлил, но все же отошел в сторонку и прижал, как и просила Эмили, ладони к ушам.
— Джоуи, ты когда-нибудь вскрывал замки?
— Было пару раз, — признал мальчик. — При помощи ногтя.
— Тогда пойди вон к той двери и постучись. Ты знаешь цифры?
— Учил когда-то.
— На доме висит табличка с номером тридцать восемь. Постучи громко. Если там кто-нибудь есть, я хочу, чтобы они услышали стук и открыли дверь. Судя по отсутствию дыма из печной трубы в такой холодный день, дом, скорее всего, пуст. Но нам нужно удостовериться.
— А если откроют?
— Попроси поесть. Или монетку. Все, что могут подать. А пока будешь стоять возле двери, изучи замок. А мы пока что ретируемся в этот переулок. Если тебе откроют, я не хочу, чтобы нас увидели.
Скрывшиеся в переулке Де Квинси, Беккер и Эмили слышали, как Джоуи колотит и колотит в дверь молоточком.
Спустя две минуты мальчик присоединился к ним.
— Никто не открывает.
— А замок?
— Никогда не видал такой хитрой замочной скважины, — покачал он головой. — Ногтем его точно не открыть. Там даже дверной ручки нет.
И Джоуи с подозрением глянул на Беккера.
— Что ж, придется мне просить тебя продемонстрировать свое искусство, — сказал Де Квинси.
— Но я ведь уже пробовал попрошайничать, и никто не ответил.
— Обычно ты зарабатываешь на хлеб несколько необычным способом.
До мальчика начало доходить, что хотел сказать Де Квинси.
— Все правильно, Джоуи. Ты ведь акробат.
Де Квинси, Беккер и Эмили остались дожидаться в переулке, а Джоуи ухватился руками за водосточную трубу и полез вверх. Труба была сделана из чугуна, и пятнадцатилетнему пареньку не составляло особого труда по ней подниматься. Порой ему попадались небольшие углубления в стене в местах, откуда вывалилась штукатурка, и мальчик мог поставить туда носок рваного башмака. Желая покрасоваться перед хорошенькой юной леди, он взбирался с максимальной скоростью, на какую был способен. Впрочем, существовала и иная причина поспешить: руки от соприкосновения с металлом на морозе сильно болели. К тому времени как Джоуи перевалил через водосточный желоб и угнездился на крытой просмоленной черепицей крыше, пальцы совсем потеряли чувствительность, и ему пришлось пару минут дуть на них. Если бы кто-нибудь увидел его на крыше, это не вызвало бы никаких подозрений — маленькие оборванцы частенько зарабатывали на хлеб тем, что чистили печные трубы.
