Дом без воспоминаний - Донато Карризи
Дариу бросился бежать к синему мячу. Поднял правую ногу и ударил с носка. Мяч взвился в воздух и пролетел слева от Элизы по изящной, точной параболе. Она вытянула руки, чтобы, по крайней мере, сделать вид, будто пытается отразить удар, но даже если бы она пыталась по-настоящему, у нее бы ничего не вышло, и это ее наполнило гордостью: сын точно пробил по воротам.
– Го-о-ол! – закричал Дариу и запрыгал по траве. Элиза тоже закричала и захлопала в ладоши.
Когда они закончили ликовать, молодая женщина обернулась и заметила, что мяч откатился на пять или шесть метров, к самому берегу озерца. Она туда направилась. Пока шла, думала, какой славный выдался день: наверное, он навсегда запомнится, и они с Дариу будут еще долго обсуждать этот матч – быть может, даже тогда, когда сын вырастет, а мать постареет. Подобрав синий мячик, Элиза обернулась, чтобы спросить у сына:
– Что скажешь, если…
Но слова замерли у нее на губах, и она тотчас забыла, о чем хотела спросить.
Дариу нигде не было.
– Дариу! – громко позвала она. Никакого ответа. – Дариу! – повторила мать. Но и на этот раз никто не отозвался.
Куда же он запропастился?
Она вернулась назад, стала искать сына, но ее окружал неоглядный зеленый простор, лишь кое-где перемежаемый деревьями. Не может быть, чтобы за столь короткое время мальчик успел уйти за пределы видимости, это просто нелепо. Как долго шла она, повернувшись к нему спиной? Секунд десять?
– Ладно, ты выиграл, – сказала она, думая, что ребенок спрятался за каким-нибудь стволом, хотя отчаяние подспудно поднималось в ней.
Никто не вышел из-за ствола.
– Если это шутка, то мне не смешно, – проговорила Элиза, но голос, вместо того чтобы звучать сурово, стал пронзительным от тревоги, которая вот-вот обернется страхом.
Он никогда так не поступал, думала Элиза, прочесывая окрестности. Мой Дариу никогда так себя не вел. Он послушный мальчик.
Единственное объяснение – земля разверзлась и каким-то образом поглотила его. Тогда, воображая несчастный случай, она пригнулась к траве, высматривая открытый люк или водосток. Но ничего такого не обнаружила.
– Дариу! – крикнула она во всю силу легких и, охваченная страхом, побежала к озеру: вдруг мальчик свалился в воду.
Тем временем слезы подступали к глазам, и Элиза чувствовала, как силы оставляют ее.
Это неправда, этого не может быть, твердила она про себя. Главное, этого не может быть со мной.
На мгновение Элиза подумала, что все это время только воображала, будто она мать очень красивого белокурого мальчика трех лет, по имени Дариу. Ибо реальность, представавшая перед ней, была куда хуже любой безумной галлюцинации. Но Элиза Мартиньш прекрасно знала, что не найдет столь легкого утешения. И хотя предвидеть будущее ей было не под силу, она сразу поняла, что ее нынешняя боль – это только начало.
Паника, не дававшая дышать и отнимавшая волю к жизни, охватила ее, и тут она припомнила и тень во дворе сегодняшним утром, и таинственную женщину в мини-маркете. Взгляд ее упал на синий мяч, который она до сих пор бессмысленно сжимала в руках.
Кто-то оставил его на лужайке нарочно. И принес в парк Эштрела специально для Дариу.
В единый миг она постарела на все те годы, какие ей предстояло прожить; Элиза Мартиньш поняла со всей ясностью, кто забрал ее сына вместе с игрушечным телефончиком.
Потому что этот синий мячик был подарком дьявола.
Молодая женщина еще не понимала, но должна была очень скоро усвоить, что пропавший сын – это куда хуже, нежели сын умерший. Ведь мертвым уж точно никто больше не причинит вреда.
Она еще не осознавала, что самым трудным сейчас будет одной вернуться в маленькую квартирку в квартале Моурария, толкая перед собой пустую коляску. Сын, растворившийся в пустоте, – это приговор: весь остаток жизни ей суждено провести в доме без воспоминаний.
Вспоминать прошлое невыносимо больно. Думать о будущем бессмысленно.
* * *
Через витрину кафе Джилли девушка видела, как он идет по улице. Все как обычно: встрепанные волосы, торопливый шаг, заношенный плащ «Burberry». Погружен в свои мысли. До того рассеян, что почти не замечает окружающего мира.
И ее в том числе.
Ханна Холл знала, что с минуты на минуту Пьетро Джербер появится в поле ее зрения. Она заказала капучино и ждала, сидя за столиком. Ханна вернулась во Флоренцию в феврале, но так и не набралась смелости, чтобы явиться перед ним. Слишком многое осталось непроясненным полтора года назад, слишком многим чувствам они не дали волю. Все это время она спрашивала себя: что же это за чувства? А главное, чувствует ли Пьетро то же самое?
Она исчезла в тот момент, когда психолог больше всего в ней нуждался. Нуждался в ответах.
Но ей не хотелось продолжать в том же духе, без конца задаваясь вопросом, хорошо ли будет дать волю тому, что они испытывали друг к другу. Особенно после той истины, что ему открылась.
После дома голосов…
Она осознавала, что перевернула всю его жизнь, разрушила брак, вдребезги разбила семью. Но что она могла поделать? Может, и дальше хранить секрет, но у него и так были счеты к синьору Б. за всю ту ложь, которой отец пичкал его с самого детства.
Истории не должны оставаться непроясненными, твердила себе Ханна Холл. Иначе их тени будут вечно скользить у нас под ногами. И впитывать яд. Недосказанные истории со временем становятся токсичными. И отравляют все вокруг.
Но Ханна не предвидела, что, после того как она расскажет историю их общего прошлого, они могут влюбиться друг в друга. Об этом она совсем не подумала.
Итак, она вернулась, чтобы понять и вместе с Пьетро выяснить все до конца. Сняла номер в отеле и решила не спешить, дождаться подходящего момента. Если такового не представится, она уедет, а он так ничего и не узнает.
Что она почувствует, снова увидев его?
Вначале было достаточно смотреть на него издали. Увидев в первый раз, как Пьетро идет по улице к себе в кабинет, она совсем растерялась. Будто вся ее сила внезапно испарилась. Не отдавая себе отчета, девушка расплакалась. От счастья. Но когда робкий внутренний голосок затвердил, что пора бы себя обнаружить, случилось нечто. Она заметила в Пьетро перемену. Все произошло внезапно – в тот
