Белая сирень - Маша Ловыгина
– Я тоже так думала.
– Думали?! А сейчас нет?! – Павел даже отшатнулся от неё, услышав признание.
– Я надеюсь, что во всём разберутся. Правда, Павел, если относиться ко всему с холодной головой и сопоставить некоторые факты…
– Да о чём вы мне тут толкуете?!
У парня, похоже, начиналась истерика, и Оля заметила, что они стали привлекать внимание персонала и пациентов.
– Я обещаю вам, что буду держать вас в курсе. Поверьте, я сделаю всё возможное, чтобы выяснить всё. Чего бы мне это ни стоило. Меня не убили один раз… – Оля споткнулась, чуть не добавив: «…и второй».
– Хватит ли у вас сил и желания противостоять? Иногда мне хочется просто взять ружьё и перестрелять этих тварей, которые нас и за людей не считают, – Павел ещё раз внимательно посмотрел на Олю. – Зря вы так раскрасили себя. Не надо. Пусть люди видят то, что с вами сделали. Вам нечего стыдиться. Если вам понадобится помощь, обращайтесь. Я у друга остановился, вон в том доме,– парень указал на двухэтажное строение на другой стороне улицы. – Второй этаж, направо. За матерью надо смотреть, и с похоронами решить, – Павел поёжился, приподняв воротник. – Мне жаль, что с вами такое случилось,– он встал, натянул кепку на голову и, не прощаясь, сгорбив плечи, зашагал по парковой дорожке.
Чудов, восемь лет назад
…Оля обернулась и подняла голову. Половину освещённого окна занимал чёрный силуэт Морозова.
Голые колени и кисти рук свело от страха и от холода. Спина закаменела, как будто в позвоночник вросла железная спица. Отупение навалило от того, что она сама не понимала, что теперь должна делать. Бежать? Прятаться? Изображать дикого зверя, на которого Морозов решил поохотиться? Что за дьявольские игры? Разве способен человек так поступить с другим человеком?!
В растерянности огляделась, успела сделать несколько шагов, когда воздух вздрогнул от выстрела за спиной. Медленно, слишком медленно, чувствуя, как не слушаются ноги, побежала вперёд в темноте. Где-то там белеет в сумерках куст сирени, словно маяк в чёрном бушующем море.
Сердце рвётся из груди. Слёзы застилают глаза. Ей некуда бежать. Она не оставит Марину.
Есть единственный способ попробовать найти помощь: выбраться к дороге в надежде, что кто-нибудь остановится и…
«И что?!», – Оля заскулила от ворвавшихся в голову мыслей. Кто осмелиться противостоять компании нелюдей? У них оружие, абсолютная власть и полная уверенность в своей безнаказанности.
Вот и Марина, которая столько времени была с Морозовым, любила его, верила и ревновала к Оле, даже подумать не могла о том, что с ней произойдёт.
«Боженька, сделай так, чтобы она осталась жива!», – шептала Оля, пробираясь сквозь кусты.
«Чёрт, чёрт, чёрт!!!», – словно ледяной водой окатило.
Следовало идти совсем в другую сторону! Туда, откуда они приехали с водителем Лёхой. Девушка остановилась, ухватившись за ствол дерева и прижавшись к коре щекой. Длинный ствол поднимался высоко вверх, и Оля, задрав голову, заметила первую звезду. До предрассветных сумерек ещё есть время. Спрятаться, затаиться, укрыться под покровом ночи, и пусть Морозов рыщет по лесу в поисках беглянки, пока ему не надоест. Они выпили почти ящик водки. Скоро его и остальных свалит сон, и тогда… Тогда она выберется из своего укрытия, вернётся в дом и поможет Марине уйти.
Оля шагнула в заросли какого-то кустарника. В лицо попала ветка, оцарапав кожу и едва не воткнувшись в глаз. Стоило усилий не вскрикнуть и не нарушить тишину, царившую в чаще. Опустившись на колени, застыла, не обращая внимания на ползающих по ногам жучков. Тишина. Надо слиться с тишиной.
Оля закрыла глаза, как в детстве, представляя себя в «домике», когда всего в нескольких метрах от себя услышала шаги и незатейливую мелодию, которую насвистывал Морозов.
35
Несколько дней, прошедших с момента задержания Мезенцева, оказались для Оли непомерной ношей, которая отняла у неё последние силы. Физические раны заживали, а душевные, к сожалению, кровоточили с каждой минутой всё сильнее. Теперь, когда от Ольги ничего не зависело, апатия овладела ею полностью, заставляя с трудом встречать утро и провожать день. Лаврик не мог заставить девушку даже поесть нормально. Он старался вывести её из этого состояния: готовил, затеял перестановку, чтобы выделить Оле небольшой уголок за шкафом, по вечерам читал вслух «Тома Сойера», но Платон слушал его гораздо внимательнее, чем она.
Телефон всё время находился в отдалении. Оля не выключала его только по одной причине – ждала звонка следователя хоть с какими-нибудь новостями. Ей очень хотелось верить, что когда Тищенко, Гуциеву и Мезенцеву будут предъявлены обвинения, она, наконец, вздохнёт спокойно и обретёт спасительную уверенность в том, что всё было сделано не напрасно.
Лаврик утешал, говоря, что эта её депрессия вызвана стрессом, и как только дело сдвинется, у Оли появятся силы и желание жить.
Бедный старик! Стоит ли говорить ему о том, что гнетёт её не вынужденное ожидание, а невозможность побороть собственный страх. Ведь если всё вылезет наружу, она мало чем будет отличаться от преступников. Беглых преступников, если уж называть вещи своими именами.
Следователь позвонил в субботу утром. Оля не сразу узнала его голос, отвыкнув за это время ото всех, слыша только скрипучие нотации Лаврика. Они договорились встретиться, чтобы поговорить с глазу на глаз, и сердце мучительно сжалось, предчувствуя недоброе.
Собралась быстро, но задержалась на пороге подъезда, щурясь от солнца, оглушённая звуками улицы. За эти дни город превратился в зелёный сад. Надо же, а она совсем забыла, как Чудов преображался с приходом лета. По стенам домов оживлённо вились побеги плюща, первые цветы в палисадниках робко поднимали набухающие бутоны к небу и расправляли, словно крылья, свои листья.
Следователь встретил Олю у входа в здание полиции. Кажется, он испытывал те же чувства, что и Оля, потому что сидел на ступеньке, подставив солнечным лучам бледное уставшее лицо. Предложил прогуляться до парка, купил стаканчик мороженого и, когда Оля отказалась, продолжил путь, зажав его в руке, пока на асфальт не стали падать белые кляксы.
– Я ждала вашего звонка.
– Мне пришлось ненадолго уехать, – словно
