Светлана Марзинова - Бриллиантовая пыль
Еще вчера, по прибытии из Архангельска, Алексей Яковлевич отметил, что милицейская машина больше не торчит перед подъездом — значит, наблюдение сняли. И как только Зоя приедет, спокойно явится домой. Может быть, уже и указания от кого надо поступили, чтобы милиция прекратила ее преследовать…
Но сегодня, во вторник, с самого утра стала нарастать тревога: внучка встретилась с Ивановым еще в субботу, и до сих пор ее нет в Москве! И телефон ее молчит, как и прежде… От неведения и неизвестности он чувствовал себя как на иголках. Где Зоя? Что с камнем? К этому времени она должна была уже вернуться из Якутска. Что там пошло не так? Что случилось? Ее удерживал Иванов? Старик решил идти в нотариальную контору, покрутиться там, может, что выведать. Тем более что и Андрей просил разузнать поподробнее о той опасной женщине.
На Большой Татарской, недалеко от крыльца конторы, ноги сами замедлили шаг. Вот оно, то место, где все случилось… Здесь на асфальте лежала мертвая Нина… Старик ощутил, как в сердце пошли перебои, ставшие уже привычными за эти дни. Несколько широких проходов, окаймленных кустами, вели в центр двора, на детскую площадку, которую, говорят, обустроила Нина. Там, несмотря на обеденное время, почти никого не было, только двое стариков пили пиво поодаль за столиком да какая-то женщина качала мальчонку на качелях. Алексей Яковлевич, заметив скамейку, пошел туда, чтобы присесть и кинуть на язык таблетки. Сейчас, сейчас… пять минут, боль уймется. Не хочется на глазах у Заварзиной держаться за сердце.
Вдруг в проходе, ведущем от конторы на детскую площадку, показалась та самая девица, Иванова. «Обед, что ли, у них? — подумал Алексей Яковлевич. — Сейчас разбегутся все!»
Но девица остановилась во дворе и, совершенно не обратив внимания на старика, уселась на скамейку по другую сторону прохода, достала мобильный телефон и начала с кем-то разговаривать.
— Ее дело забирают сегодня? — спрашивала она кого-то.
Алексей Яковлевич навострил уши, но на всякий случай старался на нее не смотреть, даже голову отвернул…
— Жаль, жаль, я так хорошо все организовала… Но главное, мы все равно своего добились.
Старый геолог совсем насторожился.
— А этот?…Завтра выходит? Тогда мне надо немедленно уходить. Она-то не знает, кто я, но стоит тут появиться ему… А вдруг он придет в контору? Мало ли зачем. Лучше уж не попадаться ему на глаза… Не увидит меня — ему и в голову не придет…Говорю тебе, я все сделала чисто, и зацепок нет…Еще день? Я боюсь. Ты что, не понимаешь, как я рискую? Заварзина видела, как я залезла в Зойкину сумку… Что-что — договор! Нет, наверное, не поняла…Не знаю, что она подумала. Но Легостаев обязательно начнет ее выспрашивать, и она может брякнуть про это. Так он живо сообразит, что его баб именно мы… Нет, милый, завтра меня тут уже не будет!..Да, Сережа… Позвоню. Целую.
Краем глаза Алексей Яковлевич видел, как она встала со скамейки и быстрым шагом пошла назад по проходу. Слава Богу, его она не узнала, даже не взглянула в его сторону. Он посмотрел ей вслед — Иванова вернулась в контору. Сам же он некоторое время не мог подняться с места, пораженный подслушанным разговором. Она звонила Сергею Иванову! «Залезла в Зойкину сумку… Договор… Все сделала чисто… Его баб именно мы…» — так и звучали в голове ее фразы, которые могли означать только одно…
Так вот какова ее роль! Она не переговоры с Нинкой вела, она выстраивала ее убийство! Она подставила Зойку! Но за что? Почему? Впрочем, какая теперь разница? Чудовище… Андрей не зря назвал ее чудовищем! Что же делать? Завтра ее тут уже не будет, так она сказала? Нет… Он не позволит, чтобы она просто так ушла. Уволится, где ее потом найдешь? На милицию полагаться нечего, она, видно, у Иванова в прислужниках. А если и не так, как им все рассказать, доказать? Выбора нет! Он свершит правосудие сам, пока не поздно. И он даже знает, как это сделать. Пусть хоть раз его камень послужит справедливости… Не зря его сердце привело на эту скамейку!
Он нашел в себе силы подняться и заторопился обратно домой — быстрее, быстрее, время может идти на минуты.
Уже через полчаса Алексей Яковлевич вернулся в контору. Заварзина, увидев его, очень удивилась — старик вроде улетел обратно в свой Мирный. Он объяснил ей, что вернулся, чтобы по-человечески справить девять дней со смерти Нины, поговорить о будущей продаже помещений. Якобы он успел посоветоваться с семьей, с родственниками, и те оказались не против предложения Заварзиной выгодно продать недвижимость в Москве, если она перейдет к ним по наследству.
Татьяне Николаевне, откровенно говоря, было не до старика — инспекция замучила. Они уже нашли, накопали что-то в ее бумагах. Проверяющий из Нотариальной палаты сидел в бывшем кабинете Журавлевой и въедливо изучал документы. Но с Алексеем Яковлевичем поговорить, конечно, надо — чтобы, не дай Бог, он не передумал. Похоже, что Зою действительно признают потерявшей право наследования и через полгода остальная родня Нины вступит в законные права. А она, Татьяна Николаевна, проследит, чтобы все прошло без заминки. И сразу же оформит сделку купли-продажи оставшейся части конторы на себя. Может, удастся еще и цену занизить, если предложит она старику похлопотать за скорейшее оформление всех бумаг. Так и быть, возьмет с него по минимальному тарифу, а то и вовсе сделает за так.
Но деду явно хотелось поговорить еще и о Нине. Понятно — она ему все же как родная дочь была… Он все ходил, таскался за всеми сотрудниками, расспрашивал, как работалось тут Нине, как люди к ней относились. И выставить его было неудобно, все же горе у деда, да и в свете будущей сделки — нехорошо.
— Кофейку хотите? Или чайку? — участливо спросила Алексея Яковлевича Заварзина.
— С удовольствием.
— Рита! — Заварзина сделала ей знак накрыть в переговорной. Та скользнула равнодушными глазами по старику и удалилась.
— И где только Нина таких способных девочек набрала? — кивнул дед на удаляющуюся помощницу. — Разбиралась она все ж таки в людях…
— Риту взяла я, — мягко поправила Алексея Яковлевича Заварзина. — И действительно не жалею. Девочка работает недавно, а показала себя с самой лучшей стороны…
— Наверное, по знакомству? — хитро прищурился старик. — Ведь если так с улицы-то хватать, можно и ошибиться.
— Вы правы. А за Риту одна женщина знакомая уж очень сильно просила. У нее прекрасный диплом. И хотя она пока мало разбирается, что к чему, зато старательная.
«Да. Ей очень нужна была эта работа … И она старалась…» — хмуро думал дед.
— Только вот уходить собралась, говорит, из-за этих ужасных событий. Жаль, конечно, отпускать такую сотрудницу. Хотя бы дождалась, пока не найду ей замену. Но она настаивает. Впрочем, ее можно понять.
«Знаю, знаю! — думал дед Леша. — Именно! Именно из-за этих ужасных событий… »
— Хотите, я с ней поговорю? — предложил Алексей Яковлевич. — Пускай она со мной кофе попьет, мы поболтаем, глядишь, и уломаю ее подождать, пока вы себе новую помощницу не подберете. Стоящую.
— Попробуйте. — Заварзина была рада избавиться от старика.
Как раз в это время вернулась Рита и сказала, что кофе готов.
Заварзина шепнула ей на ушко:
— Иди займи старика. Он уже надоел тут, от дел отрывает, а выгнать просто так нельзя, сама понимаешь. Я бы Иришку попросила, да она от телефона отойти не может. Я тут пока сама управлюсь, а ты попей с ним кофе.
Дед смотрел, как Рита возится с кофейником возле серванта-горки, говорил ей какие-то пустяки, а в его глазах пылала ненависть. Он ждал подходящего момента для осуществления задуманного. «Надо все сделать чисто, — проносились мысли. — Ничем не выдать себя, не задать ни одного лишнего вопроса — иначе ты, коза, позвонишь своему мужу и все сорвется… У тебя еще будет для этого достаточно времени. Не то что у моей Нины — не было ни секунды.
Вот, значит, ты какая, Рита. Маргарита Иванова. Марго, как тебя называют в определенных кругах. Серая, невзрачная мышь, а вернее — подлая крыса. Или твой облик меняется в зависимости от задания, которое дает муж? Андрюха говорил — здесь тебя и не узнать. Да… тут тебе надо было сидеть тише воды, ниже травы… Каково тебе, привыкшей блистать, очаровывать, соблазнять, — каково тебе было жить столько времени под этой безликой маской? Раболепно склоняться многие дни перед начальницей, прислуживать, уничижительно, заискивающе смотреть в глаза… А самой тем временем осторожно высматривать, вынюхивать, просчитывать, обдумывать планы. Приглядывать за Нинкой, готовить своими маленькими когтистыми лапками западню. Оттого ты такой тихой простушкой и прикидываешься — абы кто не догадался, кто ты есть на самом деле. И вправду, кто бы мог подумать… Ну да недолго тебе осталось своими погаными ногами эту землю топтать, нелюдь. Как раз таки еще несколько дней — и свалит тебя непонятная болезнь, от которой нет спасения. А твой ненасытный до чужого добра муж ничего и не заподозрит. То ли кишечные колики, то ли аппендицит, то ли отравление пищевое — мало ли что бывает. А может, просто перенервничала женушка, когда Нинку мою под пулю подставляла да Зойке подкидывала бумаги в сумку…»
