Марина Серова - Запретные удовольствия
Машенька исчезла в неизвестном направлении. Сторож-вахтер клялся и божился, что не видел никого, кто бы покидал территорию братства вместе с ребенком.
- Вот, пожалуй, и все, - закончила Катерина. - У вас есть какие-то мысли по этому поводу? Поверьте, я просто места себе не нахожу! Найти дочку для того, чтобы тотчас снова потерять ее! Это ужасно.
- Кое-какие мысли у меня есть, но я пока оставлю их при себе, жестко заявила я. - Ведь вы же не хотите отвечать на мои вопросы. Могу лишь обещать, что приложу все силы, чтобы помочь вам. Но как только ребенок будет найден, вы должны будете при мне встретиться с Соколовыми и решить наконец, кому же принадлежит эта девочка.
- Я обещаю, - тихо сказала Екатерина. - У меня нет выбора.
...С точки зрения любого частного детектива я поступала крайне некорректно, принимая заказ сначала от Соколовых, а потом от Измайловой.
Но, поскольку дело оба раза касалось одного и того же объекта, я решила, что стоит попытаться учесть интересы и той и другой стороны.
Тем паче что чутье ищейки подсказывало мне: тут что-то не так.
Что именно тут не так, я уже догадывалась, но мне требовалось уточнить некоторые детали.
И я решила начать свои уточнения прямо сейчас.
ГЛАВА 6
ДЕМОНЫ СМЕХА
Мерно рокочущий пригородный автобус вез меня на окраину, туда, где расстилался огромный осенний парк и тупо уставились в небо равнодушные холмы, окаймлявшие город.
Гудение мотора действовало усыпляюще.
Я впала в некое подобие транса и едва не пропустила свою остановку.
Промедли я еще минуту, и автобус свернул бы на шоссе, уводящее в вечереющие поля. А там иди хоть налево, хоть направо, хоть день, хоть неделю все равно никуда не придешь.
Выпрыгнув на раздолбанную шинами обочину, я медленно побрела к особняку, поблескивающему стеклами окон сквозь редкие ветви деревьев.
Парк встретил меня шумным шелестом листьев и влажной прохладой.
Тропинка, обогнув огромный дуб, уперлась в плотный забор, за которым громоздилось приземистое, вытянутое в длину двухэтажное строение.
Для порядка пролаяла дворняга, тотчас же завиляв хвостом и увиваясь потом у моих ног, пока я шла к крылечку.
Дверь особняка отворилась, не успела я коснуться кнопки звонка.
Марфа стояла на пороге с длинной высокой свечой в руке. Прядь волос, выбившаяся из-под черного платка, сверкнула в лунном свете серебристой сединой.
- Мир входящему, - поприветствовала она меня.
Я обрадовалась, что Марфе Егоровне не пришло в голову повторять свои дневные кульбиты, именовавшиеся второй степенью почтения.
- Добрый вечер, - ласково сказала я; - Кажется, я вовремя?
- А времени больше не будет, - заверила меня Марфа Егоровна.
- Я читала об этом в Апокалипсисе. Но, кажется, это у нас еще впереди, не так ли?
- Уже, уже, - бормотала старушка, освещая мне лестницу. - Следуй за мной, да не споткнись. Плохая, говорят, примета.
- Я не суеверная, - почти не солгала я. Марфа Егоровна строго посмотрела на меня.
- Ох, грешна я, старая. Что-то не верится мне, будто старец наш дар благодатный в тебе углядел. Не поторопился ли он? Ох, чую беду, - вздохнула она, оглядывая меня исподлобья.
- Все будет хорошо, - успокоила я ее.
Мы снова подошли к двери с табличкой "Завхоз". Марфа вошла без стука, велев мне немного обождать.
В ночном окне круглилась полная луна, отливавшая красноватым светом.
Круг в квадрате, перечеркнутый крестом рамы, навел меня на мысли о мистической геометрии, и, когда Марфа окликнула меня, просунув голову из-за двери, я вздрогнула от неожиданности.
- Проходи, - громко шепнула она мне. - Сначала в дверях постоишь, а когда окликнет - иди к самому и делай все, что велит.
Я шагнула вперед.
И сразу же погас свет.
В полной темноте раздавались едва слышные удары отдаленного барабана.
Звук возникал через редкие промежутки времени, которые понемногу сокращались.
Уже минут через десять удары следовали один за другим, словно чье-то больное сердце колотилось из последних сил.
Когда удары превратились в сплошной грохот, звук неожиданно исчез.
Потом вся процедура повторилась трижды.
Что ж, весьма действенный прием.
Сейчас, наверное, они начнут экспериментировать со светом.
Очень сильный способ давления на психику.
И точно: то тут, то там стали зажигаться огоньки свечей.
Скоро вся комната была ярко освещена.
Меня заинтересовали тени, мелькнувшие в окнах справа.
Поскольку глупо было бы размышлять о росте людей, чьи головы достают до второго этажа, я пришла к выводу, что эти окна выходят на закрытую галерею, размещающуюся вдоль стены зала.
Рядом со мной, возле дверей, стояли несколько девушек и молодых людей с потупленными взорами.
Среди них я с удивлением обнаружила Володю Слепцова, который едва заметно кивнул мне.
Я догадалась, что это новообращенные члены "черного братства", которые готовятся перейти на новую ступень посвящения.
Впереди, очевидно, располагались действительные члены внутреннего круга.
Судя по черным кожаным браслетам и отрешенным лицам участников церемонии, они уже прошли все испытания и были допущены к некоему источнику познания.
Раздалась тихая музыка, то нараставшая, то вновь затихающая и почти спадающая на нет.
Несколько аккордов, выбранных, кажется, произвольно, были скомпонованы таким образом, что каждый из них как бы зависал в воздухе, ожидая разрешения в тонику, но вместо этого раздавался медующий аккорд, точно так же не находивший разрешения.
Я заметила, что люди с браслетами, стоящие впереди, начинают тихонько раскачиваться, что-то бормоча себе под нос.
Впереди мелькнула сгорбленная фигурка Марфы в черном платке. Она остановилась в отдалении, у задней стены помещения, и строго наблюдала за присутствующими.
Бормотание становилось все громче.
Мне показалось, что я попала в сумасшедший дом, причем в палату для иностранцев.
Нечленораздельные слоги, бессмысленные фразы, мычание и стоны раздавались осенним вечером на втором этаже особняка религиозно-культурного "Братства разума", в большой комнате с табличкой "Завхоз".
Чем-чем, а разумом тут и не пахло. Скорее наоборот.
Вот юноша с короткой стрижкой упал на колени, закрыв лицо ладонями и не переставая раскачиваться.
Вот девушка, раскинув руки, словно птица, закружилась на месте. Вокруг нее сразу освободилось некоторое пространство, чтобы соседи не могли помешать ее странному танцу.
А пожилая женщина в первом ряду вдруг пошла вприсядку, неумело выкидывая коленца. Она проделывала это с такой серьезностью, что ни у кого не промелькнуло даже тени улыбки.
Подобная практика была мне знакома.
Глоссолалия - самопроизвольное говорение на иных языках - была принята у пятидесятников, остановившихся на одной главе Нового завета и построивших свое учение только на этом отрывке.
А освобождение физической энергии находило широкое применение у секты хлыстов и многочисленных ответвлений этой зловещей и загадочной организации.
Внезапно стена впереди заколыхалась, словно белое квадратное озеро, и рухнула вниз.
Едва не чертыхнувшись от неожиданности, я мгновенно поняла, что это был большой кусок ткани, натянутый поперек комнаты.
Впереди открылось довольно просторное помещение, заставленное различными предметами.
У правой стены располагалась старинная фисгармония с белевшим на ее крышке лошадиным черепом, слева небольшой столик, на котором я с удивлением увидела секстанты и астролябию.
А посреди открывшейся площадки стоял Елагин в черном балахоне, сверкающем вышитыми блестками.
Его строгое лицо было вдохновенным, глаза сверкали, а седые волосы издали казались перламутровыми, так что при желании можно было принять старика за какого-нибудь морского царя.
Задняя стена была сплошь разрисована пересекающимися желтыми лучами, сгущающимися книзу до полной непроницаемой черноты.
- Приветствую юных братьев! - воздел старец руку и потряс в воздухе жезлом.
- Альфа-омега, альфа-омега, - запричитала Марфа Егоровна, мелко тряся головой.
- Начнем же обряд очищения! - провозгласил Елагин.
В центр комнаты было вытащено заржавленное железное корыто, над которым присела одна из женщин с черным кожаным браслетом. Послышалось тихое журчание.
- Новеньких прошу приблизиться! - начальственным голосом приказал Елагин.
Стоявшие рядом со мной новообращенные быстро выстроились в колонну.
- Прикоснитесь к смрадному истечению! - вещал Елагин. - Ведь скверна внутри вас куда страшнее. Преодолейте себя и, прикоснувшись к скверне внешней, изгоните из себя скверну внутреннюю!
Очередь начала медленно продвигаться к корыту.
Новобранцы опускали в емкость левую ладонь, а Марфа, стоявшая неподалеку, вытирала их руку ослепительно белым полотенцем.
