Отдых на озере - Анна Лерина
Узнав от лейтенанта Гришина о том, что Артём, а вместе с ним и я, были отравлены токсином гриба во время вечеринки на нашей веранде, но совершенно исключив для себя случайное попадание этого токсина в казан с рагу (по причине очень жёсткого подхода к пищевой безопасности как моего собственного, так и Артёма), я поняла, что кордерин был подсыпан в общее блюдо намеренно. Именно подсыпан, так как самый частый вид свободного «товарного» распространения препарата из берестника сизого через интернет – как раз порошкообразный. Да и твёрдые сухие кусочки целого гриба были бы слишком заметны среди готовящейся массы свежих.
Таким образом, получалось, что кто-то хотел вызвать у Артёма как минимум неприятные, болезненные симптомы. Почему у Артёма? Ведь, напомню, данный гриб пользуется в народной медицине славой успешного избавителя от алкогольной зависимости. И в какой-то момент я было даже подумала, что целью злоумышленника являлся совсем не Артём, а Шашкин, или даже вовсе мы с Наташей. Ибо остальные участники трапезы, включая самого Артёма Головина, алкоголь не употребляли совершенно и открыто декларировали эту свою похвальную позицию. Но вернусь к этому чуть позже. А пока – обо всём по порядку.
Изначально, и буквально до самых последних дней, я расследовала непредумышленное убийство. Да, именно так я тогда считала. Когда Севка нашёл на пляже жёлтую капсулу от шоколадного яйца с вложенной в неё запиской «В моей смерти прошу винить Влада Ж.», моё первое подозрение, что вполне очевидно, пало на симпатичного тренера. Оттого мне ещё и пришлось, учитывая обстоятельства, включающие, как мне тогда казалось, трепетное романтическое отношение соседки к Владу, действовать на начальном этапе в одиночку. Я тогда вынужденно подключила к расследованию собственную маму, сыгравшую в итоге в этом деле весьма важную роль.
Знаки расположения, которые в то время открыто оказывала Владу Наташа, деликатно удержали меня от посвящения соседки в ход своих размышлений относительно этого убийства. Кто знает, как повернулись бы события, если бы она с самого начала поняла всю серьёзность моего подхода к делу? Сейчас думать об этом без леденящей дрожи у меня не получается. Особенно если учесть, что со мной на турбазе в это время был Севка. Слава спасительной записке, которую, как позже выяснилось, написал совсем даже и не Артём, а воспитательница Лиля в качестве невинной шутки.
Вся же затея Наташи с курортными романами сводилась, как я сейчас уже знаю, лишь к одной цели: организовать себе беспрепятственный и регулярный доступ к Артёму, изучить его привычки, а затем дождаться удобного момента, чтобы осуществить задуманное.
Как она справедливо рассудила, сделать это в одиночку ей было бы гораздо сложнее. Юный Артём Головин не относился ни к категории заводных гуляк-весельчаков, ни к парням, опрометью мчащимся за симпатичной женщиной неважно куда по её первому зову. Поэтому Нате необходимо было постараться сбить вокруг себя и Артёма тесную приятельскую компанию. Что, собственно, она виртуозно и провернула.
Но возвращаемся к расследованию. Дальше произошёл (тоже, считаю, весьма мастерски организованный мной) разговор с Шашкиным об отношениях Артёма с Владом, а следом – моя первая серьёзная беседа с Лилей, так напугавшая девушку. Таким образом, я, во-первых, узнала, а точнее, поняла, почему на совершенно не употреблявшего алкоголь Артёма кордерин произвёл такое колоссальное действие, а во-вторых – что Лиля по какой-то причине активно выгораживает и защищает от меня Сергея. После этого девушка в панике ещё и сама прибежала продолжать прерванную беседу в мой номер. Так, волей случая, я узнала о её недавних любовных отношениях с Шашкиным, о напряжённом разговоре двух парней на озере и о том, что разговор этот, как оказалось, подслушивал кроме неё кто-то ещё. А также мне стало известно, что Сергей Шашкин на нашей турбазе уже успел завести некую любовную интрижку.
После всего этого подозрение, впрочем, не снятое ещё полностью моим упрямым мышлением и с Влада, принялось падать попеременно то на Сергея Шашкина, то на Лилю. На первого – по причине его регулярных мелких конфликтов с Артёмом, на вторую – из-за её вероятного желания насолить бывшему (вот тут как раз имела место моя идея о возможной ошибочности целевой фигуры для подлого удара кордерином). Напомню, тогда я всё ещё считала, что убийство Артёма было непредумышленным. И такие вариации мотивов казались мне вполне логичными.
Из желания узнать детальные подробности упомянутого Лилей разговора двух парней на озере я обратила внимание на настойчивые попытки контакта со мной весьма робкого до этого Лёнечки. Тот принялся активно стремиться пообщаться именно после того, как намеренно или случайно подсмотрел часть моей переписки с мамой, касающейся расследования, а также выяснил через своих кумушек и Наташу о моих пристрастиях к детективным историям.
Говоря коротко, во время невинной вечерней прогулки с Леонидом я выяснила не только то, что Шашкин в разговоре угрожал Артёму, но и имя замужней дамы, с которой у Сергея в данный момент была интрижка. А самое взбудоражившее мои мысли сообщение Леонида было о том, что Артём, в свою очередь, тоже угрожал Сергею. А именно, он будто бы пообещал Шашкину, если тот не прекратит крутить роман, да ещё и с замужней Альбиной Игоревной, прямо на глазах у всё ещё не остывшей к нему Лили, то Артём пойдёт с этим сначала к самой Альбине, а затем и к её обманутому мужу. И, как поведал мне Леонид, к Альбине настырный парень всё-таки сходил. Причём сходил аккурат за пару дней до своей гибели.
Так в число моих подозреваемых стремительно ворвалась директриса турбазы. К тому же Лёнечка, изящно ввернув однажды фразу о женском почерке этого преступления, прочно зародил во мне эту самую мысль. Позже я упорно боролась с ней, пребывая под давлением вновь поступивших сведений и обстоятельств, однако… Чёрт возьми, Леонид оказался прав.
Однако, забегая вперёд, уточню. Сам Леонид, изо всех сил пытаясь убедить меня в виновности Альбины, преследовал свои собственные цели. Во-первых, смутное желание прервать, как ему казалось, безоблачное до безобразия, а от того вдвойне для него обидное существование объекта своей неразделённой детской любви.
А во-вторых, как я поняла чуть позже, здесь странным образом работали его личные угрызения совести. Да, я думаю, он действительно был