Ловушка для девственницы - Картер Браун
— Пожалуй, вы поступили разумно, Джордж! — Я поднялся, чтобы уйти. — Большое спасибо. Вы помогли мне.
— Но… что это доказывает?
— Думаю, это своеобразный ключ! — напустил я таинственности.
— Все скрытничаете… — проворчал Блюм. — Ну и бог с вами!
Казалось, разговор о фотографе мало его занимал. Так оно и было.
— А кстати, Рик! — окликнул меня Джордж, когда я уже взялся за ручку двери. — Не могли бы вы меня заодно проконсультировать?
— В чем, собственно, дело? — повернулся я лицом к собеседнику.
— Представьте себе любовную сцену на люстрах…
Я с трудом подавил улыбку.
— Парень и девушка намерены получить какое-то особое удовольствие, — продолжал Блюм, выжидательно уставившись на меня. — Для этого им зачем-то надо раскачиваться на люстрах нагишом. Так как же, черт побери, все у них там происходит практически? Вы это себе представляете?
— Никак не происходит, — спокойно ответил я.
Казалось, глаза Блюма сейчас выкатятся из орбит.
— Эта бредовая идея принадлежит древнекитайским философам, — заторопился я с объяснениями. — Умозрительная тренировка для тех, кто впадает в депрессивное состояние крайней разочарованности…
— Я правильно понял, что переспать таким образом невозможно? И, покачавшись таким дурацким образом на люстрах, любовникам ничего не остается, как одеться и просто пойти в кабак, чтобы хорошенько надраться?
— Совершенно верно.
— Все эти китайские философы — придурки. Чокнутые! Коммунисты проклятые!
Я оставил Блюма в одиночестве приходить в себя.
В приемной блондинка в темных очках, которой был, как мы уже знаем, двадцать один год, но приходилось стараться выглядеть на восемнадцать, нетерпеливо выбивала пальцами дробь по крышке стола.
— Ну как там Джордж? — приглушенно спросила она.
— Размышляет! — коротко отрапортовал я.
— Это хуже всего, — расстроилась девушка. — Теперь мне о будущей должности можно даже не мечтать. Я понимаю, Рик, вы были не в силах помочь мне хоть чем-нибудь. Когда Джордж вобьет себе что-то в голову, переубедить его невозможно.
— Не теряйте надежду! — приободрил я Полин. — Есть еще один вариант.
— Какой же? — губы девушки напряженно приоткрылись.
— Ничего не говорить Джорджу о фон Уфшсте и обо всем, что связано с его любовью к английской графине. Блюм сам очень скоро объяснит вам, что фокус с люстрами — китайская коммунистическая выдумка. Это чисто умозрительный платонический трюк и ничего больше. Скажите после этого папочке, что он самый умный мужчина на свете, и пообещайте никогда больше не прикасаться к книжкам. Успех обеспечен!
Полин, по-видимому, не слишком успокоил мой оптимизм. Тем не менее она попыталась быть великодушной:
— Если ваш совет мне поможет, я в следующий раз непременно угощу вас обедом, Рик!
Глава 7
По пути домой я заскочил пообедать, хоть особого аппетита, признаться, у меня не было. Добравшись до Беверли-Хиллз, я полюбовался на свою обитель. Складывалось впечатление, что мой дом прекрасно функционировал и без моего участия, почти автоматически: трава на лужайке подстрижена вовремя, кустарник аккуратно подрезан, в бассейне голубела свежая вода. Все о’кей! Но я прекрасно отдавал себе отчет, открывая своим ключом дверь, в том, что все здесь пришло бы в жалкое запустение, если бы я не вкладывал ежемесячно в содержание своего дома значительных денежных сумм…
К трем часам дня я постарался находиться недалеко от телефона. Долго ждать не пришлось. Мистер Линдерман позвонил минут через пятнадцать и вежливо представился.
— По вашей просьбе, мистер Холман, я только что поговорил с сыном и очень расстроился! — взвинченные нотки проскальзывали в его интонациях, хотя Линдерман и старался говорить как можно спокойнее. — Майк считает, что я добиваюсь его смерти, и нанял вас специально для того, чтобы обвинить собственного сына в убийстве фотографа! В том, что убийца — вы, мальчишка ни на секунду не сомневается. Вы по моему якобы наущению совершили это преступление, чтобы подставить Майка. Представляете? Он к тому же вполне логично объясняет истоки моей ненависти к нему: это соперничество. По его мнению, я совершенно потерял голову, влюбившись в свои годы в мисс Фалез. И я никогда не сумею смириться с его существованием, так как Флер увлечена им настолько, что по первому же его зову бросит все и побежит за ним вслед куда угодно. Из-за этого я и пытаюсь его уничтожить. Так он считает.
— Сын угрожал вам? — спросил я.
— О да, конечно! — Линдерман помолчал. — Честно говоря, мистер Холман, мне показалось, что мой сын не вполне отвечает за свои поступки.
— Что вы имеете в виду?
— По-видимому, очень скоро врачи смогут, признать его невменяемым. И я, к своему ужасу, только что подтолкнул его к этому состоянию. А ведь все надо было бы прекратить прямо сейчас. Попытаться поместить его в частную клинику под наблюдение опытных специалистов. Что вы на это скажете, мистер Холман?
— Мне кажется, вы прежде всего хотели бы выяснить, в самом ли деле ваш сын убийца, — откровенно выдал я. — А чтобы не оставалось никаких сомнений на этот счет, предоставьте возможность событиям развиваться так, как они развиваются. Не вмешивайтесь. Позднее у вас будет достаточно времени, чтобы провести квалифицированное обследование Майка, нанять лучших психиатров для его лечения, если он в нем действительно нуждается…
— Пусть так и будет, — согласился Линдерман. — Надеюсь, что скоро услышу от вас, как развиваются события.
Он повесил трубку, а я тут же бросился к бару и опрокинул стаканчик, чтобы собраться с мыслями. Надо было успокоиться, сесть и спокойно осмыслить весь разговор.
Первое, что я сделал после некоторого раздумья, — разрядил пистолет Монахэна и оставил его на видном месте на крышке бара. Вынутые патроны завернул в газету и выбросил в мусоропровод.
С приготовлениями было таким образом покончено. Оставалось ждать. А вот это, как известно, — мучительная процедура. Секунды слишком медленно складывались в минуты. Я без перерыва курил, выкладывая окурки в пепельнице равнобедренной пирамидой.
Прошел почти час после разговора с Линдерманом-старшим, когда в дверь позвонили. Я внутренне настроился на визит Майка, но на пороге стоял не он.
Теодор Альтман быстро прошел мимо меня в прихожую. На нем прекрасно сидел бирюзовый спортивный пиджак в морском стиле с блестящими пуговицами. Светлые серые брюки контрастировали с оранжевой шелковой рубашкой. Портняжное искусство венчал лихо закрученный пестрый шейный платок. Кто бы мне объяснил: этот Альтман комбинировал свои вещи с каким-то особым шиком либо был обыкновенным дальтоником? Но я не успел достаточно полно развить мелькнувшую мысль. Кинорежиссер с некоторым удивлением повернулся ко мне:
— Прямо странно, что вы оказались дома, Холман.
