Анна Данилова - Две линии судьбы. Когда остановится сердце (сборник)
— Гражина, спасибо вам за все… — прошептала она и стала медленно погружаться в сладкое, зыбкое забытье…
9. 2010 г. Лиза и Глафира
— Уже через неделю я готовила бутерброды для нашей пивной, изобретала что-то новое, чтобы привлечь как можно больше людей, — рассказывала Людмила с той грустной иронией в голосе, которая присуща людям, много пережившим и нашедшим в себе силы без страха оглядываться назад. — Я нашла миллион рецептов бутербродов… С чем только их не делала! С козьим сыром, брынзой, корейкой, красным перцем, яйцами, копченой рыбой, даже с баклажанами! Признаюсь, именно бутерброды спасли меня тогда от депрессии… Не знаю, как я все это вообще вынесла. Не знаю теперь, правильно ли поступал Юрген (но это же зависит от характера!), но он практически всегда молчал. Говорил, только когда это было необходимо: что-то сделать, спросить, приободрить… Он вытащил меня из той беды, в которую я попала, со спокойствием и пониманием человека, перенесшего личную трагедию. Я и не заметила, как вошла в новую для себя жизнь в новом качестве, должно быть, мне помогла моя профессия, ведь поначалу я, признаюсь, играла роль сестры его погибшей жены, которая должна теперь каким-то образом заполнить образовавшуюся рядом с Юргеном пустоту… Надо сказать, что Гражина оказалась удивительной и очень энергичной женщиной, к тому же видела на несколько месяцев вперед. Конечно, она понимала, что меня могут узнать, а потому сама постригла меня и покрасила мои волосы в темно-каштановый цвет. Научила красить ресницы и делать подводку на веках, чтобы хотя бы первое время я была похожа на нее. Словом, она давала реальные советы, помогала, как могла, а уже перед самым отъездом призналась мне, что ничего не имеет против, чтобы я заняла место ее сестры рядом с Юргеном. Ну, просто диккенсовские страсти!
Лиза слушала ее, испытывая глубокое удовлетворение от того, что и в этот раз она оказалась права и сразу поняла, что в пивной Коха проживает самая что ни на есть настоящая Людмила Дунай!
Конечно, в беседе с Глафирой она не рассказала главного — что беседа с так называемой Гражиной все-таки состоялась. Помимо того, что Гражина на ее слова о том, что она напоминает известную российскую актрису, отпарировала, что многие говорят ей, что она похожа на американскую актрису Келли Резерфорд, она бросила на Лизу очень странный взгляд, словно спрашивая себя, можно ли довериться этой саратовской адвокатше. Во всяком случае, Лиза расшифровала ее взгляд именно так. И поэтому, рискуя промахнуться или попасть в неловкое положение (и пользуясь тем, что в пивной в это время практически никого не было, не считая парочки посетителей, дующей пиво в темном углу под пальмой), она предложила ей свои услуги:
— Людмила, я готова помочь вам. Я много думала о вас. Моя знакомая, Юлия Земцова, хозяйка частного детективного агентства в Москве, тоже никогда не верила в вашу смерть и внимательнейшим образом отслеживала все дела, связанные с бандитскими налетами в Подмосковье… Словом, если мы соединим наши усилия, то мы можем помочь вам разыскать тех, кто убил вашу подругу и чуть не убил вас… Ведь, насколько я понимаю, вы чудом спаслись…
Когда она это говорила, Гражина стояла к ней спиной. Она направлялась от нее с пустым подносом к стойке, но, услышав голос Лизы, остановилась, замерла и выслушала все слова, обращенные к ней, молча, не шелохнувшись. Затем повернулась, сощурила свои глаза, глядя в глаза Лизе, и еще какое-то время молчала. В это время Лиза, не растерявшись, сунула ей в карман белого кружевного фартука свою визитку.
А ночью, когда Лиза была уже дома, в Саратове, готовилась ко сну, раздался звонок.
— Елизавета Сергеевна? — услышала она знакомый, с хрипотцой голос, и ее словно током ударило. Давно она так не радовалась!
— Да, слушаю вас, Людмила.
— Я приеду к вам завтра утром, если вы свободны.
— Жду.
И все. Гражина-Людмила отключила телефон. Но главное она сказала. Вероятно, Лиза появилась в Марксе, в пивной Коха очень своевременно, и ее визит совпал с тем моментом, когда Людмила Дунай созрела для активных действий. Вот только интересно, получится ли разговор? Откроется ли Людмила им с Глафирой?
Лиза нервничала, поджидая свою потенциальную клиентку. Позвонила Глафире, попросила прийти, сказала, что дело срочное, не терпит отлагательства. Глафира примчалась через полчаса. Глаза горят, взгляд счастливый.
— Неужели позвонила? — с порога спросила она.
— Ты это о ком?
— Ты думаешь, я такая дура и не поняла, что произошло? Или думаешь, что у меня не хватило мозгов догадаться, что ты не просто так ездила в Маркс? Ты хотела увидеть Гражину и увидела. И ты была бы не ты, если бы ограничилась расследованием убийства Кристины. Тебе подавай кусочек полакомее! История Людмилы Дунай — что может быть более интригующего, таинственного, интересного?
— Нет, Глаша, с тобой неинтересно. Все-то ты знаешь…
На самом деле Лизе было даже приятно, что Глафира так хорошо чувствует ее.
— Обидно только, что ты меня с собой не взяла, — вздохнула Глафира, проходя в приемную и усаживаясь за свой письменный стол. — Но, с другой стороны, может, если была бы я, то Людмила и не раскрылась бы…
— Ты — умница, Глафира. Знаешь, меня так и подмывало ночью поговорить с Земцовой по скайпу, рассказать ей о том, что Дунай нашлась. Но не стала, потому как это непрофессионально. Вот наймут нас с тобой, дорогая, тогда и начнем действовать.
…Когда в дверь позвонили, Лиза с Глафирой переглянулись. По времени это могла быть только она.
Глаша открыла дверь, впустила Дунай, не сразу узнав ее. Несмотря на теплое утро, на ней была тонкая зеленая косынка и большие солнцезащитные очки. Еще брюки оливкового цвета и белая блузка с коротким рукавом.
Очень элегантная, хотя и приехала (Лиза увидела в окно) на запыленном огромном черном джипе. Такой даме положено кататься по городу в открытых кабриолетах.
Она не спешила снимать очки. Вошла и огляделась.
— Здесь, кроме нас с Глашей, никого нет. Вы можете нам полностью доверять.
— Спасибо, — голос ее показался теплым. И исчезла та холодность и натянутость, которая была свойственна Гражине, той женщине, которая жарила для них рыбу в заведении у Коха. — Знаете, так непривычно вести себя естественно… Вернее, я не то хотела сказать…
Говоря, она прошла, на ходу снимая и косынку, и очки и тряхнув примятыми темными локонами, села на маленький диванчик, как раз между письменными столами Лизы и Глафиры. Она была необычайно хороша, и щеки ее покрывал здоровый румянец. Вот что значит жить на природе, на реке и дышать свежим воздухом, подумала Лиза.
— Здесь, в Саратове, я стараюсь насколько возможно скрывать свое лицо. Очки разной конфигурации меня спасают. Еще парики.
— Людмила, что случилось, почему вы решили действовать?
— Прошло достаточно времени, чтобы я осознала все, что со мной произошло, и научилась относиться к этому более-менее спокойно. За то время, что я прожила с Юргеном, произошла переоценка, вы же понимаете… У меня было очень много времени, чтобы во всем разобраться. И вот теперь, когда я проделала большую работу и мне есть что сказать людям, я помимо этого хочу еще и найти своих, можно так сказать, убийц…
— Тогда, может, вы расскажете все по порядку? — попросила Лиза, с трудом скрывая свое любопытство и предвкушая интереснейшую историю.
— За этим я и приехала, — сказала Дунай.
— Кофе?! — воскликнула Глафира, почувствовав по движению руки Людмилы (она прикоснулась к своему горлу), что ей просто необходима чашка ароматного кофе.
— Да, если можно…
…Она начала рассказывать, Лиза слушала со слезами на глазах. Она и сама не ожидала от себя такой чувствительности. Удивительное дело, но она сама почему-то представляла себя на месте несчастной женщины, которая подверглась нападению самых настоящих зверей в человеческом обличье.
Слушая, они с Глашей не могли не задавать вопросов. Сложилась такая ситуация, что некоторые вопросы невозможно было копить из вежливости, с тем чтобы задать их потом, когда рассказ будет закончен. Так, к примеру, Лизу возмутило поведение врача-гинеколога Лазаревой Инны Борисовны.
— А вы бы, Лиза, предпочли, чтобы она забила во все колокола?! Чтобы она позвонила в милицию и меня вернули в Москву? Да я скончалась бы по дороге от одной мысли, что буду выставлена напоказ всей Москве… Это все равно что меня раздеть и изнасиловать на Красной площади! К тому же не забывайте, что преступники вложили мне в руку нож! А что, если этот нож, который я всадила в ствол дерева, все-таки нашли? И на нем сохранились отпечатки моих пальцев? Ведь я же тогда плохо соображала, и у меня была одна-единственная цель — исчезнуть, спрятаться… Знаете, как ребенок прячется под стол, увидев большую собаку.
