Русский вечер в Ницце - Екатерина Барсова
– Я не хотел…
– Мы уже слышали это. И еще ударили ее пару раз ногами. Разве не так?
Кокорекин, он же Кульбитов, молчал.
– Я думаю, что все ясно, – после краткой паузы сказала Анна. – Доказательства убийства налицо. Вам сестру-то не жалко?
– Сама виновата, – выдавил Кульбитов.
– Конечно! Не захотела плясать под вашу дудку.
Кульбитов молчал, опустив голову.
Как же он ненавидел все семейство Мартинсоне. Просто лютой ненавистью. С того самого момента, когда узнал: чья дочь его сестра. Как ему хотелось вмазать ей кулаком по лицу, представив, что бьет по ним.
Люди, которые вращались на другой орбите, оторвались от него на сотни миллионов световых лет. Да, они ходили по тому же городу, что и он, по той же земле. Но были бесконечно далеко. В их жилах текла другая кровь. Голубая. Они были царственными особами, иногда снисходившими до простых смертных.
Его мать ничего от них не хотела.
– Мне ничего не надо, – повторяла она, когда сын в сотый раз спрашивал ее, почему она не выйдет на них и не потребует свою долю.
Но ведь мать – такая же жена знаменитого артиста, как и другая женщина, официальная вдова Мартинсоне. А Ленка – такая же его дочь, как та надменная балерина. Так почему те должны пользоваться всем, а он и его семья – ничем?
Ненависть подстегивала его с детских лет. Она хлестала его как кнутом. Он взвивался от боли и, стиснув зубы, думал, что когда вырастет, то непременно отомстит. За всех. За себя. За мать. За безмозглую курицу Ленку, так похожую на них.
Напрасно мать говорила, что ей ничего и не надо. Это было слишком глупо.
Но мать не переделать. Оставалась Ленка.
Сначала его слова о том, что Мартинсоне должны поделиться, она не восприняла всерьез. Только вскинула на него зеленые глаза и недоверчиво спросила:
– Что ты имеешь в виду?
– Не глупи! Всем: славой, деньгами, статусом. Почему только они должны на всех обложках красоваться? А мы? Чем мы хуже?
Он и разработал план: Ленка «бомбит» Андрея Мартинсоне и смотрит на его реакцию. Но здесь вышла осечка. Мартинсоне повел себя слишком жестко. И откупился копейками – сунул всего лишь три тысячи долларов. А для таких людей это не деньги.
Тогда он решил подъехать с другого края – прощупать Ингу. Лена отказалась с ней переписываться. Он поразмыслил и решил – ну и не надо. Что Ленка может? Лучше он сам будет с ней переписываться. Главное, чтобы Инга зацепилась за письмо. Составил «послание» поцветистей, приплел, что увлекается балетом. И все было о’кей – рыбка клюнула на наживку.
Он преследовал Ингу на машине с тонированными стеклами, которую взял на время у одного приятеля. У того было две тачки, и он одолжил ему одну за определенную сумму.
Он решил со временем напугать Ингу. Как следует напугать, чтобы балерина раскошелилась. Однажды позвонил ей домой и случайно узнал от домработницы, что хозяйка поехала в студию к Клепихо. Модный фотограф, которого он немного знал, мог удушиться за «грины». Поэтому, как только он предложил сделку: деньги в обмен на снимки, фотограф сразу согласился. Кокорекин-Кульбитов был доволен. Потому что знал: придет время, и он пустит их в ход. Придумает нечто, от чего Инга хлопнется в обморок.
Но эта балерунка опередила их – сама решила познакомиться с Ленкой. Он предупреждал сестру, чтобы та была начеку, не поддавалась на разные уловки. И Ленка, как он ей советовал, пригрозила слить всю информацию в СМИ.
Мартинсоне запаниковали. У сучки Инги нашелся спонсор, который решил уладить возникший конфликт.
Все шло хорошо. И кусок удалось отхватить приличный – пятнадцать штук баксов. Но Ленка, дура, заартачилась, захотела выйти из игры. Он пытался ее уговорить, но без толку. А в деньги сестра вцепилась мертвой хваткой.
Они встретились недалеко от дома, где жил его приятель. Ему так было удобно. Он хотел убедиться, что все прошло как надо и деньги сестра получила. Их можно было поделить и продолжать игру дальше – доить этих Мартинсоне. Но эта Ленка отказалась наотрез.
Он ударил ее, сестра упала. Пару раз пнул ногой. Наклонился – а она не дышит. Непонятно зачем сделал пару снимков – машинально, сработал инстинкт журналиста. Потом вспомнил про деньги, хотел забрать, услышал недалеко голоса – сюда шли люди. Матюгаясь про себя, он отскочил в сторону и побежал к домам, чтобы его никто не увидел.
Так все и получилось. Глупо и бездарно! А могло бы быть по-другому…
Потом он стал слать фотки-страшилки Инге. Та сразу побежала к Клепихо. А фотограф начал названивать ему: мол, возникли проблемы, а мы так не договаривались.
Он предложил Клепихо встретиться. Тот пригласил к себе для разговора. Встретились, поговорили. Жадный гей совсем ополоумел: стал требовать за молчание деньги, иначе грозил заложить его Инге.
Он разозлился. И как только Клепихо отвернулся, схватил бронзовую скульптуру, стоявшую на полке, и ударил фотографа по голове. Клепихо свалился как подкошенный, прямо к его ногам.
И тут ему пришла в голову мысль, что надо представить убийство как разборку геев. Он прошел в спальню и вывернул ящики с бельем. Теперь картинка была тип-топ. Никто ни о чем не догадается. Сотовый он прихватил с собой и выбросил в помойку. Так было надежней. И безопасней. Отпечатки пальцев, где мог, стер.
Все было продумано и чисто сделано. Где же он прокололся? Где?
Баринов вызвал наряд милиции, и Кульбитова увезли.
– Вот эта история и закончилась, – сказала Анна.
– Уф! – выдохнул Баринов.
– Помните, в записной книжке Клепихо я нашла две записи: «Встречался с К. Получил 2000$» и «Надо позвонить Б. могут быть проблемы»?
– Помню. Мы еще думали, что К. – это Екатерина Новосельцева, а Б. – Бракшните.
– Теперь ясно, что К. – это Кокорекин или Кульбитов, а Б. – его имя, Борис. Могли бы и сразу догадаться!
– Все мы сильны задним умом. Выкинь из головы и не казни себя. Непродуктивное занятие – ругать себя за недогадливость.
