Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист
– Только тебя, Эмиль, – холодно заявил Даниель. – Остальные на моей стороне.
– Пообещал им крупные доли от обоих наследств? – Эмиль и не дрогнул. Вера с ужасом смотрела на него. У шефа не было с собой оружия. Частным детективам это запрещено. Эмиль часто нарушал это правило, но не сегодня. Видимо, Кристоф поставил такое условие, а корочка полицейского была липовой…
– Они не будут знать бедности, потому что заслуживают этого. Рене Ардити заслуживал смерти, потому что был туп и жесток. Сильвия – она разбазаривала предметы искусства, изображая из себя благотворительницу. Дядя Филипп – у него был рак! – сам просил меня об услуге за его молчание и содействие. А Эмиль Герши… С ним у меня случилась дуэль. Мы сделали друг другу вызов, и он проиграл в честном поединке.
– А в чем же провинился Тацуки Аракава? – вскричала Вера, взбешенная происходящим. Она развернулась к Даниелю и сжала кулаки, готовая на него наброситься.
– Мне очень жаль… Я не хотел его убивать, – вырвалось у Даниеля.
Эмиль кинул за плечо одобрительный взгляд. Это было признание, которого достаточно для ареста.
Вера заметила, что Даниель, произнося эти слова, испытывал искренний порыв. О своих чувствах к ней он не лгал.
Это ввергло ее в смятение.
Несмотря на то, что Эмиль вылил на него целый ушат обвинений, она продолжала чувствовать нежность к этому русоволосому человеку в трогательных очках, так потрясающе играющему на рояле и говорящему по-китайски. Она вдруг вспомнила, как они гуляли по ночному Парижу, как он с воодушевлением поэта рассказывал ей про Малевича, как удивил в «Бель Канто», как они сидели в тишине базилики. Не мог тот Даниель Ардити быть хладнокровным убийцей: зарезать дядю, который взял убийство Рене на себя, и расстрелять пятерых человек: четверо из них называли его своим другом, а пятый дал ему жизнь. Это было просто невозможно!
Но в противовес ее мыслям представала реальность. Даниель Ардити стоял сейчас посреди комнаты с пистолетом в руках и целился в безоружного Эмиля. Она и сказать ничего не успела, как он опустил «Глок» к поясу, как это делали ковбои, и раздался выстрел. Эмиль хотел увернуться от пули и подскочил, но задетый, согнулся пополам.
Вера видела все, как в замедленном кино: черную фигуру своего шефа, хватающегося за скатерть, взлетевшие столовые приборы и хрусталь. Эмиль с грохотом рухнул на пол, его накрыло с головой скатертью, которая тотчас стала окрашиваться в кроваво-алый.
– Эмиль! – завизжала Вера.
Кароль вынула из инвалидной коляски нож и решительно двинулась к ней.
Словно в замедленной ленте Вера смотрела, как Даниель вынул из кармана перчатки, надел их, хладнокровно вытер «Глок» краем белой футболки и повернулся к дедушке Абелю. Он вставил в его руку пистолет, прижав пальцы к рукоятке.
Она любила его, оберегала, защищала, верила, он был дорог ей. И он только что застрелил Эмиля… Она смотрела, как он повернулся к ней, как, медленно снимая перчатки и убирая их в карман джинсов, стал приближаться. И взял ее руку в свои. Вера ощутила ток, пронзивший все ее тело, но руки отнять не смогла, впав в ступор.
– Я не мог тебе всего рассказать. Но это дело чести. Я должен был всех их убить. Поклялся именем своего сына! Меня по-прежнему не интересуют деньги. Я не связан ни с кем никакими обетами. Мы с Кароль давно расстались, и все, что нас объединяет, – ребенок, ради которого мы сделали все это. Он унаследует империю Ардити по праву. А я теперь свободен, как и обещал. Уедем вместе куда пожелаешь.
– Ты… – с трудом выговорила Вера, делая шаг назад. – Ты уб-бил Эмиля?
– Мне пришлось. Все пошло не так, как я планировал, и его смерть стала необходимостью. Скоро сюда приедет полиция. Они увидят Эмиля убитым дядюшкой Абелем, ведь он накануне отвез ему картину, которую выкрал из нашего центрального офиса. Это вполне естественно. Пусть не я отравил Ксавье и повесил Сильвию, но они должны были умереть.
– Ты слышишь себя? Ты… убийца!
– Я не убийца, а лишь восстановил равновесие, нарушенное моим двоюродным дедом и отцом. Дед заставил мою семью поверить, что я виновен в смерти Шарля, отец заставил меня поверить, что моя возлюбленная мертва. Я умер в тот день, когда он расстрелял ее за складами. Но восстал из мертвых, когда… встретил тебя, – Даниель стиснул ей пальцы. – Ты должна мне верить. Больше между нами не будет тайн.
Он смотрел на нее такими глазами сквозь эти толстые линзы очков, делающие его взгляд удивительно невинным, что на мгновение сердце Веры сжалось, по ее щеке скатилась слеза.
Но она вспомнила, что Даниель носит и линзы, и очки нарочно, чтобы выглядеть «умильней, чем котики в Интернете». Ее рот сжался, зубы скрипнули, и она отвесила ему тяжелую пощечину. Очки отлетели в сторону. Оставшийся в одних линзах Даниель потерял равновесие и схватился за стол.
Кароль, которая, как оказалось, стояла рядом, протянула к горлу Веры нож.
Тут из двери балкона скользнула темная тень, и кто-то саданул по голове испанки чем-то тяжелым. Она отлетела в одну сторону, нож – в другую. Вера сообразила тут же поднять его. Следом темная тень оглушила и склоненного над столом ослепленного Даниеля.
Все это заняло долю секунды, и оба теперь лежали на полу.
А над ними в раме балконных дверей, как какая-то супергероиня из кинокомиксов, стояла Зоя в черном, обтягивающем, будто позаимствованном у женщины-кошки костюме, в руках – штурмовая винтовка. Она бросилась к Эмилю, сорвала с него скатерть и ахнула. Вере обзор перегораживал стол, но она, к счастью, услышала его голос:
– Степлер, спирт и обезбол. Пушку Вере отдай, пусть за ними последит.
Зоя подскочила к Вере, сунув в ее руки винтовку.
– Вот предохранитель. Вот ручка взвода. Вот так стрелять. – Она нажала на указательный палец Веры, продетый под спусковую скобу, направив ствол винтовки на окна. Раздалась автоматная очередь, справа фонтаном посыпались гильзы, Вера завизжала, но тут же взяла себя в руки и приняла боевую стойку. Ее оглушил звук разбившихся стекла и мрамора бюстов, вскрики Дениз, Мартина и Оскара. Все трое присели, накрыв головы руками.
Зоя выскочила в двери. Вера обошла стол и встала так, чтобы видеть всех. Она дернула дулом из стороны в сторону и что есть мочи закричала:
– Если из вас кто-то дернется, урою всех,
