Хромые кони - Мик Геррон
Всякое может случиться и пока бодрствуешь. Один из ее агентов, Алан Блэк, убит; убит отморозками из «Гласа Альбиона». После такого в любой другой операции была бы поставлена точка, она развалилась бы словно карточный домик. Потом началось бы внутреннее расследование. Гибель агента всегда пускает круги по воде. Порой эти круги превращаются в волны, в которых идут на дно карьеры.
Но в данном случае игра шла по московским правилам: сверхсекретная операция на чужой территории. В личном деле Блэка говорилось, что он уволился из Конторы в прошлом году и до его внедрения у них с Тавернер состоялась одна-единственная очная встреча. Компашка диванных нациков, именуемая «Глас Альбиона», находилась вне поле зрения спецслужб и до внедрения и начала активности Блэка насчитывала в своих рядах полторы калеки. Подробности операции (явочный адрес, имена сообщников Блэка, их транспорт) не зафиксированы ни в одном служебном документе, не говоря уж — упаси боже — об эфире. Вчерашний доклад Ограничениям был довольно расплывчат: «сбор информации» — это далеко не наблюдение или оперативная разработка, так что, если «Альбион» внезапно сорвался с поводка, прокол не будет поставлен Тавернер в вину… Все это выглядело несколько натянуто, однако Тавернер доводилось латать и не такие дыры в оперативных мероприятиях. Правильно составленный отчет куда весомее любых оперативных умений и навыков.
Лифт замедлил ход и мягко остановился. Диана Тавернер вышла в коридор, разительно отличающийся от коридоров в надземной части здания. Стены здесь были из голого кирпича, а цементный пол испещрен выбоинами и лужицами. Где-то капала вода. Поддержание царящей здесь атмосферы требовало определенных затрат. Тавернер считала, что все это выглядит чересчур театрально, однако эффективность декораций была доказана на практике.
Ник Даффи дожидался, прислонясь к двери. В двери был глазок, сейчас ослепленный задвижкой.
— Без эксцессов?
Ответ читался в самой позе Даффи, тем не менее он его озвучил:
— Как по маслу.
— Вот и хорошо. Берите остальных.
— Остальных?
— Остальных слабаков. До одного.
— Ясно, — ответил он, однако с места не сдвинулся. — Я, конечно, понимаю, что это не моего ума дело. Но все-таки что происходит?
— Совершенно верно. Не вашего ума.
— Понятно. Приступаю к исполнению.
Он направился к лифту, но обернулся, когда она сказала вслед:
— Ник, извините. Как вы, наверное, уже догадались, все пошло через жопу. — Вульгаризм ошарашил саму Тавернер в не меньшей степени, чем Даффи. — Эта ситуация с заложником оказалась не тем, что мы предполагали.
— И к этому причастна Слау-башня?
Она не ответила.
— Господи Исусе, — сказал он.
— Берите их всех. Поодиночке. И вот еще, Ник… мои соболезнования. Вы же дружили. С Джедом Моди.
— Мы когда-то работали вместе.
— По версии Лэма, он споткнулся, упал и свернул себе шею. Хотя…
— Хотя — что?
— Окончательные выводы пока делать рано, — ответила Тавернер. — Но Лэма берите лично. И будьте с ним начеку. Он не так прост, как кажется.
— О Джексоне Лэме мне все известно, — заверил ее Даффи. — На его счету один из моих коллег.
— Тогда вам следует знать следующее… — Она на миг замялась. — Если он причастен к похищению, то скорее исчезнет, чем даст привести себя сюда. Он опытный боец.
Даффи ждал продолжения.
— Я не могу вам приказать, Ник. Однако если окажутся пострадавшие, я предпочитаю, чтобы они были среди них, а не среди нас.
— «Мы» и «они»?
— Никто не предполагал. Так получилось. Ступайте. Владычицы снабдят вас локациями мобильных. Возвращайтесь быстрее.
Даффи скрылся в лифте.
Набирая код на панели, чтобы открыть дверь, к которой прислонялся Даффи, Диана Тавернер думала о Хасане Ахмеде, чья судьба утратила приоритетное значение. У Хасана оставалось два возможных варианта: либо его обнаружат живым где-нибудь на перекрестке, либо найдут труп в канаве. Второе было более вероятным. После убийства Блэка альбионщики навряд ли оставят Хасана в живых. Тавернер на их месте медлить не стала бы. Но возможно, это чисто личностное. Тавернер всегда держала в приоритете свою собственную безопасность.
Панель пискнула. Дверь открылась.
Она вошла внутрь, готовая сломить и подчинить слабака.
* * *
Никаких звуков из багажника не доносилось. Хорошо бы снова дать чурке хлороформ, но за хлороформ отвечал Мо, и хрен его знает, где он хранил свои запасы. Мо отвечал практически за все аспекты операции: выбор цели, организация укрытия, вся интернетная хрень. Ларри полагал, что всем командует он, тогда как на самом деле всем заправлял Мо. Засланец хренов.
— Может, просто вышвырнем его? — внезапно предложил Ларри.
— Где?
— Да где угодно. Бросим тачку и свалим.
— А дальше что?
— Ну… просто растворимся.
Ага. Никто и никогда не растворяется. Просто оказывается в каком-то другом месте.
— Веди давай, — сказал ему Керли.
Отголосок удара все еще пульсировал в плече. Топор по бородку вошел в спину Мо (похоже было, будто у того вдруг отросла дополнительная конечность), а потом всюду была кровища, включая ту, что бухала у Керли в ушах. У Ларри отвисла челюсть, и он, возможно, вскрикнул, а может, и не вскрикнул. Трудно было сказать. Все произошло в считаные секунды. Мо выхаркнул остатки жизни на кухонный стол, а рука Керли тем временем гудела и пела. Песнь силы.
Но отрезать голову, оставлять ее на столе… Зачем он это сделал?
Затем, что так рождаются легенды.
Мимо тянулись витрины. Но даже те заведения, названия которых выглядели знакомо, на поверку оказывались убогой подделкой: «Майкдональдс», «Найкс»… Все вокруг было таким же, как и везде; в этом мире он родился и вырос. Но раньше все было по-другому. Именно это вещал глас Альбиона — Грегори Симмондс. Раньше все было по-другому, и, если чистокровные сыны Британских островов хотят снова обрести то, что принадлежит им по праву рождения, все должно стать так, как было раньше.
Он оглянулся. На заднем сиденье лежало оборудование: камера, штатив, ноутбук со всеми своими проводами. Как все оно работает, он толком не знал, но это было не важно. Главное — сначала заснять все на камеру, а потом уж разбираться, как выложить в интернет.
Там же лежал и завернутый в одеяло топор. На тех видео, которые он видел, они всегда орудовали мечами — огромными изогнутыми тесаками, перерубающими кость, словно пачку
