Дебютная постановка. Том 2 - Александра Маринина
Петра прошиб пот. Значит, нет у Каменской никакой паранойи. Он ходит по пятам за Петром.
Однако сейчас он ушел. Людей на бульваре совсем мало, близко он уже не подойдет. Хотя бы это успокаивает. Но, черт возьми, как же неприятно!
– Что взял? – с вялым интересом спросил Губанов.
Покрутил в руках бутылку, поднес поближе к глазам, чтобы рассмотреть этикетку.
– Да, это хорошо, – с удовлетворением констатировал он. – Помнит Елена, помнит, молодец. Стаканы взял?
– Прямо на улице будем распивать? В общественном месте?
Николай Андреевич махнул рукой, выражая безразличие к социальным нормам.
– А что такого? Мы – приличные люди, не бомжи какие-нибудь. Детей поблизости нет, да и вообще народу не густо. Куда все подевались с этой пандемией, а? Уж полтора года прошло, пора бы вернуться к обычной жизни, а они все нагнетают, нагнетают, каждый день в новостях читаю, сколько заболело, сколько умерло, да еще графики рисуют такие, что на месте помрешь не от ковида, так от страха. Как там в магазинах-то? Все еще требуют маски и перчатки? Я сам не хожу, для меня Светка покупки делает, но в прошлом году, когда все только началось, еще сам отоваривался. Страшно вспомнить! Я и так дышу с трудом, а в маске вообще кранты, руки в перчатках мокрые. Промучился так пару недель, потом на Светку все скинул. Да и слабеть стал в то время. Так как сейчас-то? Все так же жестко или послабление дали?
– Где как. По-разному. Случается, придешь в магазин, наберешь полную корзину, а кассирша не обслуживает, если ты без маски и без перчаток. А в других внимания не обращают. Зависит от администрации.
– Ну, чего ждем, журналист? Наливай по чуть-чуть, один глоточек, чтобы взбодриться и не простыть.
Петр послушно вскрыл бутылку и плеснул в стаканы немного коньяку. Пить совсем не хотелось, тем более в такой обстановке, но не отказывать же старику в компании. С дедом явно что-то происходит, и, если сейчас его рассердить или обидеть, он может окончательно отказаться разговаривать.
– Бутылку спрячь под куртку, – строго сказал Губанов, – нечего ей светиться. Надо будет – достанешь. Ну, давай, юноша.
– За что пьем?
– За жизнь, за что же еще? Пусть у нее все будет хорошо, и пусть она на нас не обижается.
Смысл тоста остался для Петра непонятым, но он послушно сделал небольшой глоток, мысленно похвалив себя за то, что угадал с объемом и налил так мало.
– Ты как, крепкий на алкоголь? Удар держишь? – спросил Николай Андреевич.
– Более или менее. Но сейчас не хочется, – честно признался Петр.
– Ладно, тогда не буду тебя заставлять, а то до дому не доберешься. Я-то до сих пор могу много выпить и не захмелеть, это у нас губановское, врожденное. А Юрка мой – тот вообще гигант был в этом смысле, любого мог перепить.
Вот она, прекрасная возможность, уцепившись за эти слова, вытащить Губанова на разговор о смерти сына. Петр уже открыл было рот, но вспомнил предостережение Каменской: не лезть. Ох, как же трудно удержаться и не сделать то, чего велели не делать!
А Губанов задумался о чем-то и продолжать разговор не спешил.
– Николай Андреевич, мы в прошлый раз остановились на том, что Юрий отправился в Магнитогорск, – осторожно напомнил Петр.
– Да… – рассеянно отозвался Губанов.
И снова впал в тяжелое молчание. Спустя некоторое время вздохнул и взял в руки стаканчик, стоящий между ними на скамейке.
– Налей еще, только немного.
– Можно, я не буду?
– Можно, можно, я же сказал, что не заставляю.
Николай Андреевич пил маленькими глоточками, смакуя напиток. Снова поставил стаканчик на скамейку.
– Сегодня ночью я понял, что уже все, – тихо проговорил он. – Конец совсем скоро. Мне даже показалось, что до утра не дотяну.
– Вам было плохо? – всполошился Петр.
– Нет, это не называется «плохо», – губы старика дрогнули в слабой улыбке, – у этого вообще нет названия. То есть оно, может, и есть, только я его не знаю. Ощущение неизбежности конца и одновременно покоя. И в ушах звук такой: дзинь, дзинь, дзинь – как будто рвутся струны, которые привязывали меня к жизни. В общем, не пугайся, журналист, но мне, похоже, пора. Поэтому я решил, что больше не буду тянуть кота за хвост и расскажу все, как было. Ты же не дурак, ты наверняка понял, что я тебя использую. Ведь понял?
– Нет, – соврал Петр, который, разумеется, прекрасно помнил то, что говорила ему Светлана. – В чем вы меня используете? Мне кажется, наоборот, я вас использую, заставляю давать мне информацию.
– Я тебе – информацию, ты мне – возможность рассказать о своей жизни. Взаимовыгодный обмен. – Губанов криво усмехнулся. – Моя жизнь и вообще та жизнь и то время тебе не очень-то нужны, но ты молодец, все вытерпел и не поморщился, дал старику возможность напоследок надышаться воспоминаниями. И я тебе за это благодарен.
– Ну что вы, Николай Андреевич, мне было очень интересно, честное слово, – совершенно искренне запротестовал Петр. – У меня даже родилась идея еще одной книги. Если бы не ваши рассказы, такая идея мне в голову не пришла бы.
– Не льсти, юноша, это дурная привычка. Налей мне еще чуть-чуть, и перейдем к делу, пока я кони не двинул.
– А ничего, что у вас давление? – опасливо спросил Петр. – Может, не надо рисковать?
– Рискуй – не рискуй, а все равно помру не сегодня, так завтра. Я же ясно сказал: чувствую, что все заканчивается. Надо успеть, а то ведь никто, кроме меня, тебе правды не расскажет.
Петр послушно налил еще немножко коньяку и подождал, пока Губанов насладится вкусом и ароматом.
– В Магнитогорск Юрка съездил попусту. Того мужика он нашел, но толку не добился. В общем, этого следовало ожидать.
– Почему?
– Ну а сам как думаешь? Допустим, рассказал бы человек, что приносил «куму» информацию, а «кум» не дал ей хода. Кому рассказал? Да какому-то не пойми кому, приехал из Москвы, частное лицо. А вдруг новое дело возбудят, бывшего сидельца в свидетели наладят? И, не дай бог, заставят давать показания не только против покойничка Левшина, но и против «кума»? У человека три ходки за спиной, и никто не гарантирует,
