Василий Викторов - Банк
— Жанна! Это я. Я сейчас буду.
— Весьма рада за тебя. Впрочем, я догадывалась, что ты не скоро появишься, а после звонка Марины совсем успокоилась.
— Тебе звонила Марина? Зачем?
— Как зачем? Рассказать о своих впечатлениях от отдыха. Я спросила, как Саша и не видел ли он тебя, Саша ответил, что ты сегодня принял решение напиться и можешь прийти поздно. Как задача, выполнена?
— На девяносто пять процентов.
— А со своей женщиной выпивать ты уже не можешь?
— Могу, но нынче мне хотелось проделать это одному.
— Позвонить, предупредить мог?
— Ладно, тут ехать десять минут, я сейчас буду.
— Вот радость-то. Ну, языком ты еще шевелишь, а как ногами?
— Сижу за стойкой, еще не пробовал. Думаю, получится.
Она засмеялась, сказала ему:
— Ты — как обычно. Ладно, пьяница, давай, жду.
— Мчусь на крыльях любви, облаке ласки, ветер страсти меня принесет.
— Давай-давай.
Послышались короткие гудки. Он расплатился, подумал о том, что неприлично много пропил аа вечер, — но что это по сравнению с тремястами штуками! Триста — да еще двадцать четыре. Двадцать четыре! Нормальный, два-три года отъездивший автомобиль хорошей марки, и еще триста! Клево. Как там у Мела Брукса, хором? Жизнь — дерьмо, жизнь — дерьмо!
Стоя на своей лестничной площадке, с трудом подавил желание навестить Михалыча — вот сейчас бы он с ним поспорил и о нынешнем России, и о ее будущем. Однако глазок был темным, свет из квартиры не пробивался — а он не настолько пьян, чтобы дебоширить, будить стариков. Стал звонить в свою дверь, она сразу же открылась, против ожидания. Жанна не бурчала на него и не дулась, наоборот, улыбаясь, втянула его в квартиру и принялась раздевать.
— Я думала, ты пьянее будешь.
— «Аквалангисты — это не игра!» — пропел он.
— Но в любом случае тебе надо баиньки.
— Нет! Мне нужна ванная с обильной пеной и заботливая жена с мочалкой в руке.
— Поздно уже, завтра на работу.
— Тебе на работу?
— Да и тебе тоже.
— Я — пас.
— То есть?
— У меня это… отгул.
— С чего это?
— Захотелось.
— Здорово. Будешь тут опохмеляться без меня?
— Не буду.
— Ладно. Я пошла готовить ванну.
— Золотая моя! А я пока полежу.
— Смотри не засни.
— Ты что?! — сказал Влад, кое-как стряхнул с себя носки и упал на постель. До его слуха донеслись звуки льющейся воды, он устроился поудобней, обнял двумя руками подушку и мгновенно погрузился в глубокий сон.
III
— Что случилось?!
— Жанна, — Влад опустил руки на стол, поднял голову и посмотрел прямо в ее глаза, в которых смешивались сразу несколько чувств — удивление, испуг, ожидание того, что все его слова лишь глупый розыгрыш, просто неверие, но наиболее явно в них читался страх, тот жуткий, животный страх, от которого холодеет кожа и стучат зубы, — у меня проблемы. Я дал заемщикам кредит в полтора миллиарда под обеспечение ценными бумагами. Когда пришел срок его возвращать, клиенты исчезли, а бумаги оказались фальшивыми. В краже я абсолютно не замешан, более того, я даже, кажется, знаю, кто это все организовал, но руководство обвинило в этом меня и потребовало вернуть деньги, точно такую же сумму. Сроку дали две недели, но денег я таких не найду, да и не хочу их искать. За это время мне надо продать квартиру, прихватить еще кой-какие деньжата и отправиться куда глаза глядят начинать жизнь заново. Тебе и Никифору нужно ехать со мной — и не только потому, что я так хочу, но и потому, что в связи со всем этим вам угрожает реальная опасность. Мне так и сказали: не делайте, мол, неверных шагов, на вас лежит ответственность и за вашу будущую жену, и ее долговязого сынишку. Отца твоего, думаю, вряд ли тронут — тут смысла никакого нет.
За то время, пока он говорил, кровь то приливала к лицу Жанны, то вновь схлынывала с него.
— Я, — произнесла она, — я… Я не понимаю… Это что, все так серьезно?
— Серьезнее некуда.
— И куда именно надо ехать?
— Да еще и сам не решил. Придумаю что-нибудь.
— А как же отец, как же Кешина учеба, его жизнь, его друзья, его будущее?
— Не знаю. Но если вы будете здесь, вас в любом случае в покое не оставят.
— Боже мой, какой ужас! — Губы у Жанны задрожали. — И ничего, ничего больше нельзя сделать?
— Реально — больше ничего.
— В голове все это не укладывается! Нет, я в любом случае с тобой куда угодно, но что скажет Кеша?
— Я думаю, мы сможем ему объяснить.
— Знаешь что? Надо поговорить с отцом!
— Ну конечно, поговорим…
Влад с нескрываемой неохотой принялся собираться — было заметно, что предполагаемый разговор с Игорем Николаевичем, пусть его и было и не избежать в будущем, пусть он и был необходим, явно его тяготил. Но капризничать в его ситуации было бы смешно, надо было действовать, что-то предпринимать, не упускать любой возможности как-нибудь изменить неумолимый ход событий, хвататься за любую соломинку, однако Влад чувствовал какую-то вялость, апатию — слишком тяжела была для всякой «соломинки» ноша. Где-то глубоко в его голове даже мелькали мысли, что, останься он по-прежнему один, все было бы проще, а так по его вине, пусть и косвенной, во все это дерьмо втягивается другая семья, которая, не будь она знакома с ним, жила бы своей прежней жизнью, зная тревоги и заботы только старые, привычные, а не такие страшные и неразрешимые, которые вдруг у нее появятся.
С тяжелым сердцем вышел он из дома и, идя рядом с быстро шагающей Жанной, испытывал перед нею глубокое чувство вины за то, что взваливает на ее плечи часть проблемы, с которой должен был вроде бы справляться сам. Куда, однако, деваться…
Игорь Николаевич сам открыл дверь — из квартиры сразу вырвалась теплая волна густого табачного дыма, что выдавало присутствие в ней еще и дорогого соседа, — и, широко улыбаясь, произнес:
— Ах, как я рад! Не ожидал вашего визита, но тем он еще более приятен! Ну, проходите же!
Чувствовалось, что хозяин, как и предсказывала его дочь, был чуть нетрезв. Влад же, наоборот, прогулявшись на свежем воздухе, несколько взбодрился.
В комнате он застал уже знакомую картину: на столе шахматную доску с расставленными фигурами, бутылки и кружки с пивом, очищенные куски сушеной рыбы, а за ними — Константина Сергеевича, лицо которого выражало при виде вошедших неподдельную радость. Игорь Николаевич отправился на кухню, чуть-чуть там пошумел и вернулся с новыми бутылками пива и кружкой, поставил все это на стол, наполнил емкость, подвинул ее гостю и только после этого сел рядом с уже устроившимися Жанной и Владом.
— Не говорите, — произнес он, — что просто по старику заскучали, потому и пришли, — я вам не поверю, — хотя, признаюсь, услышать подобное было бы мне весьма приятно.
— Да, пап, — ответила дочь, — мы по делу. Нам надо бы поговорить.
— Отлично, — хозяин оживился, — давайте поговорим — я с удовольствием.
Жанна переглянулась с Владом, искоса бросила взгляд на соседа и сказала:
— Пап, ты не понял. Нам очень серьезно нужно поговорить. Желательно, ну, конфиденциально. Извините нас, Константин Сергеевич.
Тот сразу вскочил:
— Нет проблем, я зайду позже. Игорь Николаевич, как только закончите, звякните мне — если, конечно, сочтете нужным.
— Ладно, — произнес несколько озадаченный хозяин. — Костя, ты уж не обижайся.
— Да что вы, — улыбнулся тот, — у вас теперь дела свои, семейные, а семья — дело святое.
Сосед развернулся и вышел — Влад расслышал, как захлопнулась за ним дверь.
— Ну, — произнес Игорь Николаевич, — выкладывайте, что там у вас стряслось, — надеюсь, не жениться замуж выходить передумали?
— Нет, — ответила Жанна, — хуже.
— Хуже? — переспросил отставной генерал и заметно напрягся. — Что-то может быть хуже?
— Еще как, — сказала его дочь. — У Влада крупные неприятности на работе, может, твои связи смогут ему помочь. Давай, — тронула она жениха за плечо, — выкладывай все, причем как можно подробней. Заодно и я послушаю.
Влад во второй раз за день изложил последние события, только в его рассказе появилась та версия происшедшего, которую предположил Михаил, и еще, как ни тяжело было ему это делать, упомянул о том намеке-угрозе Жанне и Никифору, прозвучавшем из уст Хозяина. Говорил Влад долго, почему-то виновато запинаясь, причем довольно часто, и периодически отпивая из кружки пиво, чтобы смочить горло — в буквальном смысле этого слова. В течение всего его монолога Игорь Николаевич сидел молча, не шелохнувшись и насупив брови, скрестив на груди руки. Когда Влад наконец закончил, он продолжал молчать, но на лбу у него появилась складка, а кожа лица приобрела бледный, даже какой-то сероватый оттенок. После долгой паузы он вдруг вскочил и быстро заходил туда-сюда по комнате, но по-прежнему молча. Затем сел на свой стул, залпом осушил кружку и только после этого сказал:
