Ли Ванс - Расплата

Как только она отпускает меня, я вскакиваю на ноги.

— То есть как это?

— На следующее утро после того как вы вернулись из Москвы, он вылетел в Нью-Йорк. Эмили сообщила мне, что «Цайц», вероятно, охотится за вами, поэтому я послала Владимира проследить за отелем, в котором обычно останавливался Лиман.

— Откуда вы знали, где он обычно останавливался? — спрашиваю я, затаив дыхание.

— Зонт, — ликующе заявляет миссис Жилина. — Тот, который он сунул мне под ноги. На нем было написано название отеля.

Лиман у нее. Мрачная радость переполняет мою грудь, пока неожиданная мысль не заставляет меня вздрогнуть.

— А «Цайц» знает, что он у вас?

— Знает, — отвечает она. — Мы уже начали вести с ними переговоры, и Лиман признался в убийстве вашей жены и подтвердил причины, по которым «Цайц» законсервировала производство лекарства. Мы записали его признания на пленку. «Цайц» охотно идет на сотрудничество.

— Один момент. — Я тычу в нее пальцем. — Мы не отдадим Лимана.

— Что вы хотите сказать?

— То, что сказал. Лиман доложен заплатить.

— Его допрашивали люди Владимира, — замечает миссис Жилина. — Так, как их этому обучили Советы. Лиман уже хорошо заплатил.

— Но недостаточно. Вы сами сказали это вчера. Око за око — вот справедливость.

— А если «Цайц» потребует отдать им Лимана как плату за разрешение на производство их лекарства?

— Вы меня не слушаете. — Я нависаю над ней.

— Вы настаиваете на смерти Лимана, — тихо говорит она, — даже если это значит, что миллионы невинных умрут?

— Это не обсуждается. — Я чувствую, как мое сердце наполняется ненавистью. — Скажите мне, где он.

— Око за око, — повторяет миссис Жилина, не глядя на меня. — Владимир сейчас, наверное, в кухне. Он отведет вас к Лиману.

46

Владимир открывает боковую дверь, выходящую во внутренний двор. По правую руку обзор закрывает покрытая снегом живая изгородь, а над головой висит решетка, увитая виноградными лозами, сейчас оставшимися без листьев. В трех метрах от меня стоит, привалившись к стене серого гаража, и курит сигарету какой-то человек. Владимир резко говорит что-то по-русски, и мужчина заходит внутрь.

— Он там? — спрашиваю я, с трудом веря в то, что Лиман может быть так близко.

— Да, — коротко отвечает Владимир.

Когда я делаю шаг вперед, он касается моего плеча. Скосив на него глаза, я вижу у него в руке пистолет, повернутый рукояткой ко мне. Я беру оружие и взвешиваю его на ладони. Это автоматический пистолет, он меньше пистолета моего отца и не такой тяжелый. Я передергиваю затвор и большим пальцем снимаю оружие с предохранителя. Я снова делаю шаг к гаражу, но Владимир опять касается моего плеча.

— Ну что еще?

— Слушайте, — хрипло говорит он, и изо рта у него вырывается пар, отчетливо видимый в морозном воздухе. — С английским мне тяжело.

Я нетерпеливо киваю.

— Миссис Жилина говорит вещи, некоторые, — он гладит ладонью одной руки другую, — правда. А некоторые… — Владимир поворачивает одну ладонь и легонько бьет ее ребром по другой ладони, как будто нанося удар топором, и делает жест, будто сметает отрубленную часть.

— Меньше, чем правда? — предполагаю я, пытаясь понять его. — Полуправда?

Он кивает, хватает меня за предплечье и наклоняется ко мне, чтобы поцеловать в обе щеки. Его глаза сверкают. Я даже представить себе не могу, к чему все это.

— Мне жаль, — говорит он. — Вы понимаете? Она говорит, а я делаю, но не знаю. Мне жаль. Это мое одно слово.

— Лиман ведь убил мою жену, верно? — спрашиваю я, желая убедиться, что никакой путаницы не возникло.

— Да.

— И я собираюсь убить его.

— Да.

— Значит, проблемы нет?

— Нет, — подтверждает Владимир. — Проблемы нет. Но я говорю: мне жаль. Что не знал.

— Об этом не волнуйтесь, — отвечаю я, снова поворачиваясь к гаражу. У меня нет времени выяснять, что его беспокоит. — Вы прощены.

Внутри гаража воняет дымом, дерьмом и пропаном: в углу на полную мощность включен переносной обогреватель. Пол, потолок и три из четырех стен покрыты листами пластика; все окна забиты. В центре комнаты стоят два стула, обращенные сиденьями друг к другу, а между ними — высокий торшер без абажура. Ближе к двери сидит тот русский, который курил на улице (сигарета все еще свисает с его губы) и рассматривает порнографический журнал. У стены позади него стоит железная бита и видеокамера на треноге, направленная на второй стул.

Ко второму стулу клейкой лентой привязан Лиман, пол вокруг него усыпан сигаретными окурками. Лиман обнажен, во рту у него кляп, на полу лужа из крови и мочи. Голова его завалилась набок, глаза закрыты. Бо´льшую часть его тела покрывают гематомы, лицо и грудь в маленьких круглых волдырях. Владимир говорит что-то сидящему русскому. Тот встает, хватает Лимана за волосы, поднимает его голову и несколько раз отрывисто бьет его по щекам. Лиман не реагирует. Тогда мужчина вынимает изо рта горящую сигарету и засовывает ее Лиману в ноздрю. Лиман резко просыпается и кричит. Его крик заглушается кляпом, конечности спазматически дергаются.

— Давай, — говорит Владимир, когда русский поворачивает лицо Лимана ко мне. — Стреляй.

Я делаю шаг вперед и прижимаю пистолет ко лбу Лимана, в точности как я представлял себе это тысячу раз. Глаза Лимана двигаются под полуприкрытыми веками, он издает стон, и по ножке стула сбегает очередная струйка мочи.

— За Дженну, — говорю я.

«Это неправильно», — внезапно произносит голос Дженны, и неожиданно я вижу комнату как бы ее глазами — себя с оружием в вытянутой руке, Лимана, в ужасе мычащего что-то в кляп, и выжидающе молчащих русских. Отмахнувшись от ее слов, я делаю глубокий вдох и приказываю себе стрелять. Мой палец уже готов нажать на спусковой крючок, но тут из глаза Лимана выползает кровавая слеза и медленно спускается у него по щеке. Это неправильно. Я делаю шаг назад и направляю пистолет в потолок, чувствуя, что я весь покрыт потом.

— Я этого не сделаю, — запинаясь, говорю я Владимиру. — Я не собираюсь совершать хладнокровное убийство. Забирайте своих людей и убирайтесь отсюда. Я выжду пару часов и вызову полицию.

— Так лучше, — отвечает Владимир и забирает у меня пистолет. Он быстро поднимает руку, прикладывает оружие к голове Лимана и стреляет. Звук не громче, чем хлопок в ладони. Тело Лимана рефлекторно корчится, из дыры у него за ухом идет дым, а комнату наполняет запах горелых волос. Я сгибаюсь пополам, и меня выворачивает, а все русские, кроме Владимира, смеются.

Владимир похлопывает меня по спине.

— Так лучше, — повторяет он. — Вы не созданы для убийства.

47

— Я не понимаю, — слабо протестую я.

Я снова сижу в кресле-качалке на балконе, и желудок у меня никак не успокоится. Миссис Жилина тихонько раскачивается рядом со мной и задумчиво смотрит на океан.

— Выпейте чаю, — предлагает она, кивая на столик между нами.

Я беру чашку и делаю глоток, пытаясь избавиться от вкуса рвоты во рту.

— Владимир убил его.

— Да, — спокойно отвечает она. — Вчера вечером мы отправили в «Цайц» видеозапись признания Лимана и дали им двадцать четыре часа на то, чтобы либо оформить передачу нам лекарства от туберкулеза, либо расплатиться за отказ. Они согласились, но при одном условии: что Лиман и его сообщники должны замолчать. Владимир хотел избавиться от Лимана раньше, но я приберегла его для вас.

От ее слов мне становится еще хуже. Она приберегла для меня Лимана так, будто держала теплым обед для Кати или Андрея, когда они в детстве приходили домой позже обычного.

— Но вы говорили, что Лиман нужен «Цайц» живым.

— Я спросила вас, что бы вы сделали, если бы таково было их условие. Вы поэтому не убили его?

— Нет. — Этот разговор слишком сюрреалистичен, чтобы возмущаться.

— Вы удивили меня своим поступком. Будь я на вашем месте, я бы не колебалась.

Я неожиданно понимаю, что мой отец тоже выстрелил бы. Не моргнув глазом.

— Не знаю. — Я никак не могу разобраться в себе. — Может, просто есть вещи, которых я никогда не сделаю.

Миссис Жилина поворачивается ко мне и вперяет в меня взгляд.

— Лиман и его сообщник были ничтожными, злобными людишками. Они заплатили за свои преступления. Теперь пришло время отомстить «Цайц». У «l’Etoile» есть двести миллионов наличными, плюс неограниченные права на весь пакет акций Уильяма и на лекарство «Цайц». Пакет акций и наличные деньги в сумме составляют значительно больше миллиарда долларов, так что вы сможете производить лекарство.

— Я?

— Разумеется, вы, — напористо заявляет она. — А кто еще? Я слишком стара, Андрей при смерти, ни Владимир, ни Эмили не разбираются в бизнесе, а с Кати хватит и «Терндейл». Остаетесь вы.