Элиз Тайтл - Ромео

— Какая экспрессия. Какая красота. И даже трогательно. Все правильно. Я не могу обмануть самого себя. Или тебя. Ведь ты знаешь меня настоящего. И знаешь себя настоящую. Ты просто ждешь, когда я сдерну пелену и обнажу твою душу. Для нас обоих, — говорит он. — Не так ли, Эмма?

— Пожалуйста, — умоляюще произносит Эмма Марголис. Лицо ее искажено ужасом и болью.

— Что пожалуйста?

— Пожалуйста, развяжи меня. — Голос Эммы напоминает скулеж. Шелковые нити вонзаются в ее кожу, хотя она уже и не пытается высвободиться, понимая, что это бесполезно.

Взгляд Ромео прикован к экрану. Он полностью поглощен зрелищем. «Ты просто хотел подать мне знак: „Я здесь, Сара”». Он чувствует, как закипает в нем кровь.

— Да, я здесь. Я совсем рядом, Сара. Так близко.

Он сидит на диване в комнате для гостей — на том самом, где вчера ночью спала Сара. Он прижимает к лицу подушку, вдыхает ее запах. Словно хищник, обнюхивающий след своей жертвы, «…но я уже вижу трещины на ней. Я буду пристально наблюдать за тем, как они множатся. Обещаю. Может, они не видны окружающим…» Он улыбается.

— Ты стараешься, детка, но ничего у тебя пока не получается. А может, все дело в том, что ты еще не готова. Как и я. Но ждать недолго, Сара.

Он потягивается. Фрагмент видеозаписи, которую он сделал на магнитофоне Эммы час назад, заканчивается. Он укоризненно смотрит на Эмму. Обнаженная, связанная, она лежит возле его ног — такая беззащитная и уязвимая. Он еще в одежде, но ширинка брюк расстегнута, и он лениво поглаживает свой член, одновременно нажимая кнопку воспроизведения записи.

«Моя сестра полагала, что ты становишься сильнее и могущественнее с каждым новым убийством, но она ошибалась. Ты испуган, Ромео. Я даже чувствую запах твоего страха».

Он нажимает кнопку паузы и сардонически улыбается Эмме.

— Ты чувствуешь запах моего страха?

Он вновь запускает запись и продолжает себя гладить. Пристально вглядываясь в экран. Впитывая в себя Сару. Ее слова. Ее голос. Ее образ.

«Я даже чувствую запах твоего страха. Ты пытаешься побороть его, гонишь прочь. Но тебе не удастся обмануть самого себя. Не удастся обмануть и меня».

— Сара права в одном, Эмма. Я начинаю уставать от выбранной роли. Ромео на самом деле — моя сущность. Это я настоящий. Все остальное — ложь. Всем нам нужно стать теми, кто мы есть на самом деле. Некоторым понадобится помощь. Им нужно открыть глаза на самих себя. Именно это я и сделал с Мелани и другими. И то же проделываю сегодня с тобой, Эмма. Я помогаю тебе сбросить оковы лжи. Чтобы ты могла воссоединиться с настоящей Эммой. Обольстительницей. Шлюхой. Колдуньей. Грешницей. Разве не так, сука?

— Да, — скулит она, дрожа от страха.

Он ухмыляется.

— Ты — лгунья. Сейчас ты готова на любое признание и поступок, не так ли? — Хищно улыбаясь, он вытягивает вперед свою голую ступню. — Тогда оближи это. Пососи как следует. Уж постарайся, детка.

Эмма, плача, послушно тянется к большому пальцу его ноги своими потрескавшимися, кровоточащими губами.

Он бесстрастно наблюдает за ее потугами. Пожалуй, эта тварь получше той, что он нашел в клубе. Та оказалась недостойной его выбора. Он это понял сразу, еще до того, как завладел ее сердцем.

Он хмурится. Мелани подарила ему наивысшее удовлетворение. Он так верил в то, что она будет последней жертвой. Что именно она поможет ему в избавлении от грехов — так же, как он помог ей искупить свой грех. Он надеялся, что сумеет уберечь ее сердце от порчи. Сохранит его в чистоте. Но в конечном итоге ее сердце оказалось ничем не лучше других. Теперь он убедился в том, что Мелани была способна только брать, ничего не давая взамен.

Он признает, что события развиваются гораздо стремительнее, чем он планировал. Раздражение нарастает. Он уже начинает терять самоконтроль. Сара права. Трещины действительно становятся заметны.

Он знает, что с Сарой все будет иначе. Изысканно, пикантно, остро. Ему все сложнее оттягивать тот миг, когда фантазия обратится в реальность. Он находится под таким давлением. Ее телевизионные обращения к нему столь угрожающи, что он едва сдерживается.

Он так надеялся, что Эмма поможет ему снять напряжение. Но она его явно разочаровывает. Похоже, и она обманет его ожидания. Как и те, другие. Но, как бы то ни было, он должен закончить то, что начал. Лишь бы только это пошло на пользу Эмме.

Пока он поглаживает свой член, Эмма вовсю старается. Но он не обращает на нее внимания, он думает о Саре. Представляет себе их последний вечер. Сара неповторима. Ему это абсолютно ясно. В его жизни давно уже не было столь удивительной женщины.

Он приглушает звук, так что голос Сары становится шепотом. Из гостиной доносится мелодия «Голубой рапсодии». Ее любимая пьеса. Это дань его уважения единственной женщине, которая по-настоящему понимала его. Обожала его. Этой мелодией он говорит ей о том, что она всегда с ним, что она — часть его. И все, что он делает, он делает ради нее.

«Ты разбиваешь мое сердце, детка».

Ромео крепко зажмуривается, в то время как знакомые крики резонируют в его голове, заглушая и голос Сары, и музыку. «Прости. Я не хотел разбивать твое сердце. Но ты не должна была разбивать мое».

И вновь, как всегда, сожаление смешивается с яростью. Все произошло совсем не так, как должно было. Если бы только она оставалась верна ему. Если бы только не наговорила ему столько мерзостей в последний день их встречи. Почему она причинила ему такую боль? Почему, когда он тянулся к ней, лицо ее искажалось отвращением? Такое красивое лицо. Какой обманчивой оказалась эта красота.

Рот его кривится. Ты никогда не любила меня по-настоящему. Ты только говорила, что любишь. Ты играла мной.

Ненависть комом встает в горле. Ты здорово меня провела. И получила то, что заслужила. Сука, грязная шлюха, дешевка.

Он смахивает слезы. Нет, я не хотел этого. Я люблю тебя. Я буду любить тебя вечно. Вот в чем все дело. Я просто пытаюсь сделать тебе приятное. Делаю все, что в моих силах. Мне нужно твое прощение. Нужна твоя любовь.

Он нажимает кнопку паузы. Лицо Сары застывает на телеэкране. Ее образ наполняет его надеждой. И любовью.

Он чувствует себя полным силы. Он полностью себя контролирует. Все вернулось на круги своя. Все так и должно быть.

Он опускается на ковер, наклоняется к своей пленнице. Хватает за густые темные волосы, поднимает ей голову. Она истекает слюной и кровью. Лицо ее так обезображено кровоподтеками, что едва узнаваемо.

— Может, еще бокал шампанского, Эмма? Так легче смотреть на мир.

Он тянется к бутылке «Перрье-Жуйе», наполняет оба бокала. Рядом с бутылкой лежит разделочный нож из кухни Эммы, в его сверкающем лезвии отражаются мерцающие свечи.

Звонит телефон.

Ты уже не жилец на свете. Я скорблю и радуюсь одновременно.

20

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Берни, когда утром следующего дня Сара, в его пижаме, выползла на кухню.

Она налила себе чашку кофе.

— Как я выгляжу?

— Ужасно.

— А чувствую себя еще хуже.

— Я думаю, — понимающе заметил Берни. — Но это хорошо, что ты все вспомнила, Сара. В конце концов…

Она сердито посмотрела на него.

— Знаешь, какого чувства во мне сейчас в избытке? Злости. Я злюсь на отца. На Ромео. На Джона.

— На Джона?

— Аллегро. И на Майка Вагнера, и на всю их блестящую команду профессионалов.

— Я уверен, что они делают все возможное, Сара…

— Этого не достаточно. Нужны дополнительные усилия. И тут не обойтись без меня. Только я могу раздразнить его, довести до бешенства, так чтобы он уже не мог удовлетвориться своими записочками, леденцами, медальонами. Я должна заставить его крутиться, пусть лезет из кожи вон. Проявит себя во всей красе. В понедельник я опять иду на телевидение. И отныне буду ежедневно появляться на экране. До тех пор пока он не примет мой вызов. Схлестнулись две силы воли, Берни. — Она устремила взгляд в пространство. Как много битв ей еще предстоит выдержать. Сколько счетов предстоит свести. И прежде всего не с Ромео. Другое имя возглавляло список ее противников. Симон Розен.

Полчаса спустя, выйдя из дома, где жил Берни, Сара заметила Корки, который стоял, оперевшись на капот своего автомобиля, и курил. Увидев ее, он бросил сигарету и поздоровался.

— Доброе утро.

Она опасливо огляделась по сторонам. Придет ли день, когда она перестанет дрожать от страха перед преследующими ее монстрами?

— Не волнуйтесь. Все спокойно, — заверил ее Корки. — Даже репортеры еще не вышли на ваш след.