Александра Маринина - Воющие псы одиночества
- Думаешь, это так просто?
- Я не думаю. Я знаю. Знаю, что это невероятно трудно. Но жить постоянно в жалости к человеку и в страхе, что его что-то может расстроить, точно так же трудно. У тебя есть выбор, Элка. Или одна трудность, или другая. Кстати, нам ехать-то не пора?
Она посмотрела на часы. Без четверти час. Пожалуй, пора.
Машина - темно-синие «Жигули» с тонированными стеклами - стояла напротив соседнего подъезда.
- Сама за руль сядешь? - спросил Назар Захарович.
Аля отрицательно покачала головой.
- Давай лучше ты. Знаешь, меня так давно никто не возил… Всегда сама за рулем, всегда всех везу. И вообще, всегда сама… Надоело.
- Это правильно, - скрипнул усмешкой Бычков.
К дому, где жили Лозинцевы, они подъехали через двадцать минут. И сразу увидели Дину. Девушка медленно шла вдоль дома, дошла до угла, развернулась и пошла в обратную, сторону. Прошла мимо машины, в которой сидели Аля и Назар Захарович, дошла до противоположного угла, снова развернулась…
- Чего она тут ходит? - спросил Назар Захарович. - Ждет кого-то?
- Сама не пойму. Давай еще посмотрим. Может быть, кто-то должен подойти, и дальше они пойдут вместе.
Но ничего не происходило. Время шло, Дина ходила, взад-вперед вдоль дома, иногда заворачивала за угол и снова появлялась минут через пять-семь, на часы не смотрела, по сторонам не оглядывалась, так что совсем не похоже было на то, что она кого-то поджидает. Постепенно походка ее становилась все более грузной - она явно устала.
- Наджар, - вдруг потрясенно прошептала Аля, хватая его за руку, - она никуда не ходит. Она просто гуляет по ночам. Рядом с домом, потому что страшно. Господи, бедная девочка! Она так хочет, чтобы ее любили, чтобы на нее обратили внимание, чтобы за нее волновались, заботились о ней! Она ходит в жутких балахонах, слушает чудовищную музыку и несет мистическую ересь не потому, что ей это нравится, а потому, что хочет привлечь к себе внимание Андрея. Пусть бы он начал волноваться, разбираться, что это за учение она проповедует, вести с ней душеспасительные беседы об опасности сект. Пусть бы ругался, запрещал, орал, да все, что угодно, только проявлял бы свое небезразличие к ней. Она так понимает любовь. Сейчас поздно, разбираться, откуда у нее в голове такие представления появились, надо просто с этим считаться. Любит - это когда обращает внимание и беспокоится. Все остальное называется «не любит». А Андрей не обращает внимания и не беспокоится, потому что ему не до этого, ему надо деньги зарабатывать. Я обращаю внимание, но молчу, беспокойства не проявляю, и главное - Андрею не говорю, чтобы его не волновать. А для Дины это означает «не любит». Тогда она стала уходить по ночам. Чтобы хоть как-то заставить Андрея переживать за себя. Но она делает это достаточно тонко, то есть не уходит, пока отец не уснет, давая тем самым мне понять, что хотела бы от него это скрыть. А я, как дура, на это повелась и действительно ничего ему не сказала, чтобы он не расстраивался. Она боится, что я увижу, как она ходит вокруг дома, и пойму, что в ее поведении нет тайны и вообще ничего тревожного, поэтому исчезает, когда меня нет, и старается вернуться до моего прихода, но так, чтобы я непременно заметила, что она уходила. А позавчера она испугалась, что я видела, как она тут вышагивает… Боже мой, Наджар, ну почему я такая дура, а? Почему я такая слепая? Почему не вижу очевидных вещей?
Аля не замечала, что по ее лицу катятся слезы.
- Ведь я понимала, что Динка боится остаться одна, но я думала, что она хочет всех нас зажать в кулак, чтобы мы дернуться не могли. А она всего-навсего хочет обратить на себя внимание…
- Погоди, - Назар Захарович ласково сжал ее плечо, - ну Элка, ну хватит рыдать-то! У меня идея появилась.
- Какая? - всхлипнула Аля.
- Хочешь, я с ней поговорю?
- С кем? С Динкой?
- Ну да. У нее зрительная память хорошая?
- По-моему, нет, - Аля немного успокоилась и уже не плакала. - Во всяком случае, Инну Шустову она начала идентифицировать, наверное, раз на пятнадцатый, а то и двадцатый. А до того не узнавала.
- Знаешь, я заметил, она посторонним людям в лицо не смотрит, - задумчиво произнес Назар Захарович. - Вот когда мы у вас были, я у нее насчет фотографий спрашивал, потом еще в комнату к ней заходил, так она мне ни разу в глаза не посмотрела. Уставится в сторону и отвечает сквозь зубы. А с домашними она так же себя ведет?
- Нет, - удивилась Аля. Надо же, она никогда не обращала внимания на то, как Дина ведет себя с чужими. А Назар сразу заметил. - С нами она нормально разговаривает, да еще так в глаза вопьется - хоть беги. Интересно, почему?
- Маленькая потому что, - усмехнулся Бычков. - Помнишь, как детки маленькие в прятки играют? Зажмурятся и думают, что раз им темно, то и другим тоже. Раз они никого не видят, то и другие их не найдут. Твоя племяшка с ума сходит от собственной некрасивости и подсознательно хочет, чтобы ее лица никто не видел. Вот и отводит глаза. Так это я к тому веду, что она меня вряд ли узнает, особенно в темноте. Так что случайного прохожего я вполне могу изобразить. Хочешь?
- А зачем? - не поняла Аля.
- Могу с ней побеседовать о любви и дружбе. И внушить всякие правильные мысли.
- Нет, Наджар, - она отрицательно покачала головой. - Я должна сама. Или пусть Андрей… Но в любом случае это должен быть кто-то из нас. Иначе детский сад получится. Сами завели отношения с девчонкой в полный тупик, а потом зовем доброго дядю, дескать, поговори с ней, объясни, что мы хорошие и пусть она на нас не обижается. Это не дело.
- Правильно, - одобрительно крякнул Назар Захарович. - Я надеялся, что ты именно так и ответишь. Умница ты, Элка.
- Зачем же предлагал?
- Ну, я же мужчина, а ты плачешь… Я должен был предложить тебе помощь.
- Спасибо, - она слабо улыбнулась.
- За что?
- За то, что предложил. Мне уже сто лет мужчины не предлагали помочь. Все сама да сама. Ладно, Наджар, поехали обратно. Все понятно. Заберу свою машину и вернусь домой.
Он завел двигатель, аккуратно развернулся через две сплошные линии и пробормотал:
- Нарушим чуть-чуть…
***Вторник и среда сложились у Насти совсем не так, как она планировала. Было много суеты, беготни по лабиринтам коридоров академии, поиски свободного компьютера, чтобы исправить текст в соответствии с очередными замечаниями научного руководителя (как будто эти замечания нельзя было сделать раньше!), срочные консультации с Бычковым, его звонки и туманные разговоры по телефону с рецензентами и множество всяких прочих мелочей, на которые в результате ушел целый день. Но, главное было сделано: ее вопрос попал в повестку дня заседания кафедры. Ее вежливо попросили приехать в среду пораньше, потому что одному из рецензентов нужно набрать на компьютере текст, небольшой такой, страничек пятнадцать - раздел в коллективную монографию. Он бы сам этим занялся, но ведь нужно срочно читать материалы адъюнкта Каменской.
- Конечно, - покорно ответила Настя.
Вот оно. Началось. Лешка ее предупреждал. Умеешь водить машину - будешь возить. Умеешь делать деньги из воздуха - будешь делать. Умеешь быстро набирать тексты - этим займешься. Адъюнкты-аспиранты-диссертанты рассматриваются как источник различных удобств, благ и выгод, а иначе с какой радости ими заниматься? Платят за это такие копейки, что просто смешно. А научный руководитель должен вникать, читать по сто раз, делать замечания, что-то объяснять, растолковывать, одним словом, руководить. Любой труд должен быть вознагражден, и не абы как, а должным образом.
Заседание кафедры было назначено на три часа, Настин вопрос был последним, и на Петровку она снова не попала, хотя собиралась съездить туда еще во вторник. Рабочую программу и обоснование темы в целом одобрили, накидав, как и положено, еще небольшую кучку замечаний, а после заседания ее пригласил в кабинет Городничий и велел, не откладывая, готовить материалы для утверждения темы диссертации на ученом совете. Начинался очередной цикл бумажной волокиты.
- Сходите к ученому секретарю, он даст вам образцы, - сказал Олег Антонович. - У нас в совете с этим строго, если документ не соответствует образцу, его не примут. Сегодня уже поздно, рабочий день закончился, а завтра обязательно зайдите к нему, проконсультируйтесь и готовьте документы.
«Ладно, - утешала себя Настя по дороге домой, - завтра прямо с утра наведаюсь к ученому секретарю, а потом - к Юрке, на Петровку».
Но и тут все оказалось не так просто, как ей представлялось. Ученого секретаря попросту не было до обеда, сказали, что он уехал в Высшую аттестационную комиссию, а потом ему еще надо в министерство заглянуть. Настя терпеливо стояла в коридоре перед запертой дверью, переминаясь с ноги на ногу. Она могла бы посидеть на кафедре или у Никотина в кабинете, периодически наведываясь сюда и проверяя, не появился ли долгожданный ученый секретарь, но она боялась упустить его: а вдруг придет, а через пять минут уйдет куда-нибудь, и ищи его потом… Вроде он и на службе, а достать его невозможно.
