Александра Маринина - Воющие псы одиночества
- Прости, - только и смогла выдавить из себя Аля. Она развернулась и ушла, тихонько закрыв за собой дверь. А через пару недель на арену вышел Петр, которого прежде Аля видела всего несколько раз, да и то мельком. Сначала он позвонил и попросил разрешения зайти к ней домой. Аля недоумевала, зачем это нужно, но согласилась.
Петр пришел с цветами и тортом. Он был вежлив, спокоен, извинялся за истерику, устроенную матерью. Делился жизненными планами, сетовал на отсутствие образования. Восхищался картинами, висящими в Алиной квартире, говорил комплименты уму, образованности и вкусу хозяйки.
Аля в тот, самый первый раз ничего не поняла. С чего он приходил? Зачем? Извиниться за мать? Это можно было сделать по телефону.
Через несколько дней он снова позвонил и снова попросил разрешения зайти.
- А что случилось? - встревоженно спросила Аля. - С мамой что-нибудь?
- Да. Мне нужно с вами посоветоваться.
Он пришел снова с цветами, но теперь уже не с тортом, а с бутылкой дешевого плохого вина, пить которое Аля наотрез отказалась. Петр говорил о том, что мать стала совершенно невыносимой, она все время или плачет, или пьет, без конца орет на него, не готовит еду и не убирает в квартире. Одним словом, жить с ней вместе никак невозможно. А денег на то, чтобы снять квартиру, у него нет, зарплаты хватает еле-еле на прокорм.
- Тебе нужны деньги? - прямо спросила Аля, внутренне морщась от омерзения. Одно дело помогать немолодой и не очень здоровой женщине, которая сама уже не в состоянии изменить свою жизнь, и которая - и за это ей огромное спасибо! - родила Андрюшу, принесшего столько радости Алиным родителям и ей самой,- и совсем другое дело - давать деньги здоровому мужику, которому едва за тридцать. Это уж совсем ни в какие ворота не лезет!
- Мне нужна работа, - ответил Петр. - Такая, на которой платят достаточно, чтобы я мог прилично жить и снимать квартиру. И матери помогать.
- Хорошо, - вздохнула Аля, - я посмотрю, чем можно тебе помочь. Но я ничего не обещаю.
Знакомых у нее было множество, и работу она ему нашла. Оклад пятьсот долларов. В то время однокомнатную квартиру подальше от центра можно было, снять за сто пятьдесят, оставшихся денег вполне хватит на еду, пристойную одежду и помощь Надьке. Вскоре после этого жена Андрея уехала в Германию, Аля переселилась к брату и решила, что вопрос с Надькой и ее семьей закрыт раз и навсегда.
Она приезжала в свою квартиру дважды в неделю, забирала почту, поливала цветы. В один из таких приездов она обнаружила в двери записку от Петра с номером телефона и просьбой непременно, позвонить. Аля позвонила.
- Ну что же вы пропали, - посетовал Петр, - соседи сказали, что вы живете где-то в другом месте, ни адреса не оставили, ни телефона.
- Зачем тебе мой телефон? - сухо спросила Аля.
- Ну как… мы же все-таки не чужие, почти родственники. И вообще, я к вам привык, а теперь скучаю.
Как он мог привыкнуть за несколько встреч, Аля не понимала. Но не дать ему номер своего телефона не смогла - не было повода отказать. Да и зачем отказывать? Парень вроде приличный, ничего не просит, к чему от него скрываться?
Петр начал названивать регулярно, разговоры были короткими - о чем им разговаривать-то? О Надькином здоровье да о погоде в Москве, вот и вся тематика. Потом спросил, могут ли они встретиться. Аля легкомысленно, не предвидя ничего дурного, сказала, что по понедельникам и четвергам приезжает поздно вечером на свою квартиру, так что ради бога, если есть надобность во встрече, в любой понедельник или четверг между двенадцатью и часом ночи он может ее там найти.
Петр нашел. И с ходу понес какую-то околесицу о неземной любви.
Аля даже как-то не сразу стала понимать, о любви кого и к кому он толкует. А когда поняла, начала так хохотать, что слезы потекли. Почему-то этот хохот взбесил Петра настолько, что он набросился на нее и попытался раздеть. Хрупкая миниатюрная Аля не сумела бы оказать ему достойного сопротивления, и ее спасло только то, что она так и не смогла перестать смеяться. От этого хохота Петр малость подрастерялся и ослабил натиск, что позволило ей вырваться, выбежать на кухню и схватить огромный нож для разделки мяса.
- Тронешь меня - зарежу, - заявила Аля, вытирая свободной рукой слезы.
- Да ты что? Я же тебя люблю, Элла…
- Не меня ты любишь, а мои деньги. Не надо мне голову морочить.
- Вот ты какая, оказывается, - злобно протянул Петр. - У тебя только одни деньги на уме. Сволочь!
- Правильно, - кивнула она, перехватывая нож поудобнее. - Я сволочь! И любить меня не надо. Зачем же любить сволочей? Найди себе молодую бабу с хорошим характером, а меня оставь в покое.
- Ах вот как ты заговорила? А кто отца до смерти довел? Из-за кого мать теперь совсем невменяемая сделалась? Все наши несчастья из-за тебя.
- Так, - кивнула Аля. - Из-за меня. Из-за моей глупости. И что дальше?
- А дальше ты должна свою вину искупить.
- Как? Выйти за тебя замуж, быстренько умереть и оставить тебе все вот это? Квартиру, картины, мои украшения, машину, гараж, деньги. Или как ты себе, это представляешь?
- Ну… это… умирать-то зачем? - пробормотал Петр, явно не ожидавший таких слов. - Не надо умирать, живи. Я тебя любить буду, спать с тобой буду, и все такое…
- Какое - такое? - насмешливо переспросила Аля. - С чего ты взял, что мне спать не с кем?
- Да кому ты нужна, - неосторожно вырвалось у Петра. - А я бы тебя…
- Все, - жестко произнесла Аля. - Хватит. На работу я тебя устроила, дальше давай сам, как хочешь. Больше ты от меня не получишь ни копейки. И мать свою содержать ты будешь сам, я тебе в этом не помощница.
- Ага! Как отца угробить и мать до сумасшествия довести, так ты первая, а как отвечать - так в кусты, так, да? В общем, так, Элла. Или ты за меня выходишь, или я тебе такое устрою - мама не горюй!
- Да? И что конкретно ты устроишь?
- А увидишь.
Петр как- то по-детски шмыгнул носом, и Аля снова рассмеялась, но ее смех подействовал на него как красная тряпка на быка.
- Что, не веришь? - в его голосе слышалась нарастающая агрессивность.
- Верю. Но давай поговорим как взрослые люди, ладно?
Они так и стояли на кухне, Аля - спиной к окну и с ножом в руке, Петр - у двери. В такой ситуации предложение поговорить «как взрослые люди» звучало по меньшей мере нелепо.
- О любви у нас с тобой речи нет и быть не может. У нас с тобой может быть только договор. Если я выхожу за тебя замуж, твоя выгода очевидна: ты въезжаешь в эту квартиру, причем живешь здесь один, потому что я вынуждена жить в семье Андрея. Живешь как кум королю, квартиру снимать больше не надо, значит, появляются дополнительные деньги. Водишь сюда девок и друзей, воруешь потихоньку мои вещи, продаешь их и горя не знаешь. Это мне понятно. А моя-то выгода в чем? Мне это все зачем нужно?
- Так я ж тебе сказал: я тебя любить буду.
- Я слышала. И что это значит для меня?
- Ну так я же тебя трахать буду сколько захочешь. Хочешь - три раза в неделю, хочешь - каждый день. Даже по два раза. Ты что, сомневаешься? Я могу.
- Да кто бы сомневался… - вздохнула Аля.
Он был непробиваем в своей самонадеянной тупости. Или тупой самонадеянности? Вот они, плоды дворовых мифов, на которых воспитываются мальчишки. Все бабы хотят, чтобы их трахали. Чем больше - тем лучше. За это они готовы все отдать. Настоящий мужчина должен ежедневно и как минимум два раза быть способным удовлетворить женщину, иначе он неполноценный. Какой идиот это придумал? Кому такое в голову могло прийти?
И ведь огромное количество парней в это верят, пока не поживут с женой хотя бы лет десять и не поймут, что в детстве их обманули. Дворовое мифотворчество, сколько мужских душ ты искалечило! Сколько мужиков, поверивших в эти бредни, начинают комплексовать и сходить с ума из-за своей якобы импотенции! А сколько мужчин начинают ревновать своих жен на пустом месте, только из-за того, что жены не хотят этой радости каждый день?
Они вышли из квартиры вместе. Аля сперва хотела умыться и привести себя в порядок, но потом решила выйти как есть. В конце концов, два часа ночи, кто ее увидит? Она не хотела отпускать Петра одного, кто его знает, придурка этого, проколет еще шины, пока она будет умываться и причесываться. Или затаится в темном подъезде и нападет из-за угла. С него станется.
Прямо у подъезда они и столкнулись с Диной. Аля - с черными потеками от туши под глазами, с размазанной губной помадой, растрепанная, на блузке не хватает двух пуговиц. И Петр, молодой, здоровенный, сердитый. Ну что Дина могла подумать? Вот это она и подумала.
Петр продолжал названивать, Аля бросала трубку. Иногда случалось, что к телефону подходила Дина, и когда мужской голос просил позвать Элеонору Николаевну, укреплялась в своей уверенности: у тетки молодой любовник. Через неделю Аля встретила его возле своего дома, когда приехала проверять квартиру. Он снова пытался говорить какие-то глупости о любви, она резко оборвала его и в квартиру не пустила. После чего поменяла дни поездок с понедельника и четверга на среду и субботу. На какое-то время этого хватило, потом он, прокараулив ее неделю, высчитал и эти дни. Але пришлось ездить домой не в одни и те же дни, а произвольно, иногда через день, а иногда пропуская почти неделю. Не ездить она не могла, цветы-то ладно, их можно раздать приятельницам, но ведь может лопнуть батарея отопления и затопить всю квартиру, или сосед сверху устроит протечку, или еще какая-нибудь гадость, которая регулярно случается в домах. Не говоря уже о взломах и кражах.
