Гора Мертвецов - Мила Бачурова
– А мне кажется, не так, – сказал Тимофей. – Вам ведь не нужно было, чтобы у Маврина прибавилось сил, и он прошёл маршрут вместе со всеми. Наоборот, вы хотели, чтобы группа вернулась. И вы сказали Маврину, что капель нужно больше, четыре или пять. От такой дозы у него поднялась бы температура, начался бред, и группа была бы вынуждена вернуться. Район не заселённый, безлюдный, а палатка у них – одна на всех.
– Маврин выпил больше, чем четыре или пять капель.
– С этим не спорю. Но случилось это именно потому, что вы назвали большее число. Отсчитать две капли просто. Пять – в тех условиях, где находился Маврин, уже более сложная задача.
– У него даже налобного фонаря не было, – вмешался Саша. – Только ручной, алюминиевая трубка. А её поди пристрой так, чтобы светила, куда надо.
– В темноте, на морозе, – кивнул Тимофей. – Руки дрожат от усталости. Сколько там капель нужно, пять?.. А если не хватит?.. Лучше уж побольше, с запасом… Маврин ведь не знал, что «побольше» означает смерть. Об этом вы его не предупреждали, чтобы не напугать. А в пузырьке оставалось совсем немного, верно? На самом донышке?
– Откуда вы…
– Очень просто. Иначе вы бы со своей драгоценностью не расстались. Но у вас наверняка был про запас ещё один пузырёк, полный. И тот, в котором осталось чуть-чуть, отдали Маврину. А он, видимо, капли то ли вовсе не считал, то ли, находясь не в лучшей форме, сбился и махнул рукой. Выпил всё до дна и уселся ждать, пока волшебство подействует. Парень был совестливый, переживал из-за того, что задерживает группу. А пузырёк он выбросил. Именно поэтому, когда откопали тело Маврина и вещи, его не нашли. Целенаправленно ведь никто не искал.
– Я предупреждала Маврина, – отрезала Шарова. – Его смерть – не моя вина.
– Одно из пяти убийств – не преднамеренное, а по неосторожности, – хмыкнул Саша. – Реально думаете, что вам за это срок скостят?
– Сань! – его коллега предостерегающе поднял руку.
– Ладно, молчу.
– Продолжаем. Итак, вы прошли мимо вахтёра незамеченной и взяли ключ от помещения турклуба. Дальше?
073. Прошлое. 5 февраля 1988 года
Голоса Таня услышала ещё на лестнице. Громкие, возбужденные, они доносились из спортзала.
Голос Лыкова узнала сразу. Замерла, не зная, что делать. А если они сейчас выйдут? А у неё ключ от турклуба – который утащила втихаря… Таня подошла к двери и прислушалась.
– … А точно был тот старик? Шаман? Ты не путаешь?
– Точно. – Лыков выругался. – Эту рожу на всю жизнь запомнил! И он меня узнал, я по глазам понял. Говорю – помогите, тут пострадавший! А он посмотрел, как на дерьмо, и говорит: «Вы осквернили капище. Нарушили покой горы Мертвецов. Это расплата!» И ушёл. Просто, взял и уехал! Хотя прекрасно видел, что Нина без сознания, что я чуть живой. Я кричал, звал – даже не обернулся.
– Вот тварь, – обронил третий голос.
– Тварь и есть. Я потом ещё выбирался… Не знаю даже, сколько, время спуталось. Когда промысловики на меня наткнулись, темнело уже. Я, говорят, не шёл даже, а на карачках полз. И не к посёлку, а мимо него, сбился из-за снегопада. А шаман этот рванул так, что хоть на гонки отправляй. Может, он там даже не один был. Может, ещё кого-то позвать мог… Если бы вовремя помогли, Нина бы не умерла. У неё ведь сердце не выдержало. Я врача спросил: «А если бы раньше привезли?» Он головой покачал. Сложно, говорит, сказать. Не кори, мол, себя, ты сделал всё, что мог… А я-то понимаю, что не всё! Что можно было раньше в больницу попасть! Если бы не эта сволочь.
– Ты ментам говорил про него? – теперь Таня узнала Генку Сердюкова.
– Нет. Не до того было. И Ниночка ещё жива… Если бы выжила, я бы, может, и не стал говорить. Чёрт с ним, с уродом, пусть на его совести будет. А теперь уж молчать не стану. Я вообще хочу всё, как есть, рассказать. О том, что я маршрут срезал… Я с себя вины не снимаю. Упёрся в эту категорию, лопнуть был готов, лишь бы тройку сделать, а в марте – четвёрку! Хотя видел, что идём плохо. Но думал: вернёмся с полпути, и что я Кешке скажу? Что я – слабак, обосрался? Группу набрал – кого попало, лишь бы галочки нужные стояли? Даже выходов тренировочных не делал.
– Так сессия же была!
– Так и снег с ноября лежит. Мог бы вас хоть раз на выходные в лес выпинать. Посмотреть, как идёте, тропёжку отработать, друг к другу привыкнуть. По-хорошему, только так и надо! А я наплевал. Всё не до того… Если бы мы с полпути вернулись, Кешка меня после такого позорища не то, что руководителем – простым туристом в маршрут бы уже не выпустил. Вот я и понадеялся на авось. Что обойдётся… А теперь, получается, из-за меня ребята погибли.
– Если ты это расскажешь, Кешку из института попрут. – Таня узнала Женьку Морозова. – И из комсомола тоже.
– Да и чёрт с ним. Пусть выпирают! Зато за рекордами больше гнать никого не будет. И не погибнет больше никто.
Таня стояла у двери ни жива ни мертва. Услышав слово «шаман», мгновенно поняла, о ком речь.
«Врёшь!» – закричать так было первым позывом. Шаман не мог уйти и бросить искалеченную Нину. Враньё, ты это нарочно придумал!
Не закричала. Поняла, что глупо и бесполезно. Она может заступаться за шамана сколько угодно; поверят Лыкову, а не ей.
Лыков – спортсмен, активист, всеобщий любимец. Герой, сумевший вывести с горы Мертвецов товарищей, вынесший на себе чуть живую девушку. А шаман – служитель языческого культа. «Рассадник суеверий», – вспомнила Таня слова из телевизора.
Шамана даже слушать никто не станет. За то, что он якобы бросил Нину, его посадят в тюрьму. А с исчезновением шамана умрут и посёлок, в котором он живёт, и Танина родная деревня.
Таня слышала, что их не переселяют в город лишь благодаря шаману. Не снимают с линии единственный автобус, завозят в магазин продукты. Ходили слухи, что шаман пользует райкомовских шишек, их жён и любовниц. Женщинам помогает сохранить красоту, избавляет от нежелательных беременностей. Мужчинам возвращает мужскую силу.
Но если Лыков пойдёт в милицию и вывалит своё враньё – а он его обязательно вывалит,
