Смерть в объятиях прибоя - Дарья Александровна Булатникова
— Не совсем, — она засмеялась и погладила его скрипучую от щетины щеку. Лежать, тесно прижавшись друг к другу и говорить глупости… Оказывается, в мире существует множество способов быть счастливой. Вопреки всему.
И ещё — прокрасться на кухню, напугав повариху, и выпросить большой кофейник самого крепкого кофе. И пить его вдвоем в огромной столовой под завистливыми взглядами фарфоровых пастушков и пастушек. Рассказывать, что случилось с тобой в прошлом году, когда был ураган, и ты вернулась домой с зонтиком, в котором были переломаны все спицы, и синяком под глазом от слетевшего с чьего-то подоконника пирожка. Такой вот глупый ураган — пирожками разбрасывается…
Но потом все равно нужно идти к морю. Потому что там — возможная разгадка. Разгадка чего? Лучше бы этого не знать. Но если не узнать, то это останется в душе саднящей занозой, и будет причинять боль. Так что выбор невелик — смириться с этой занозой или понять все до конца. Только не врать себе, что все уже ясно и понятно. Потому что…
— Ты что бубнишь, кара миа? Что ты все время шепчешь себе под нос, любовь моя? — Палий шагал за нею, засунув руки в карманы брюк, щурился на восходящее солнце и тоже начинал нервничать.
Женя обернулась и пожала плечами.
А потом почти побежала к пирсу. Тому, что слева. Она хорошо помнила, что это около второй тумбы. Или кнехта, или как его там…
— Смотри.
Он смотрел в расцвеченную утренним солнцем водную гладь, и не видел. Такие мелочи трудно рассмотреть, только случайно зацепить краешком зрения, оставить в краешке памяти, чтобы потом вернуться.
Женя сбросила сарафан и, оставшись в купальнике, подошла к краю пирса. Палий смотрел на её беззащитную спину, разведенные лопатки и чувствовал неуверенность и беспокойство. Она наклонилась и нырнула как-то внезапно, легко и ловко, почти без всплеска канула в безмятежное море. И её долго не было. Палий сверху смотрел, как она двигается под водой, изгибаясь и поворачиваясь почти у самого дна, словно охотница за жемчугом.
Наконец, Женя появилась на поверхности и помахала ему сжатым кулаком, что-то сказала, но он не расслышал. Спросил:
— Что?
Но она молча поплыла к лесенке. Взбираться ей было неудобно, и Палий ухватил тонкое мокрое запястье и легко её поднял на пирс.
— Осторожно, твоя рубашка вымокнет, — серьёзно глянула ему в глаза Женя.
Она отступила и разжала, наконец, кулак, поднесла ладонь почти к самым глазам. Он смотрел на влажно блестевшие розовые раковинки и ничего не понимал. Какая угроза может быть в этих милых дарах моря, в крошечных перламутровых завитушках?
— Видишь?
Она взяла раковину двумя пальцами и повернула так, что Палий рассмотрел круглую дырочку в её выпуклом боку. Увидел, но не понял.
Женя высыпала свои находки ему в руку и побрела, ссутулившись, вдоль кромки бетона. Остановилась и, присев на корточки, поковыряла пальцем основание чугунной тумбы. Над головой закричала чайка, пролетела подальше и уселась на воду. Он пересчитал раковинки. Их было шесть. И что это означало?
— Пойдем. — Женя взяла из его рук сарафан и неловко натянула его на мокрое тело, раковинки сунула в карман. — Хотя, погоди.
Она вернулась назад, зачем-то подвигала, поворачивая в разные стороны, шезлонг, потом второй. Вздохнула и ещё некоторое время топталась возле них. Палий ничего не понимал.
В дом они возвращались медленно, никуда уже не торопясь. Жене хотелось свернуть в пронизанную зеленым светом аллею, отсидеться где-нибудь, послушать возню утренних птиц в ветвях деревьев. Хотелось курить, только молча, без вопросов и ответов. Кто-то позвал их сверху. Оба подняли головы и увидели в окне второго этажа улыбающуюся и машущую им рукой Ольгу.
— Завтракать пойдете? — прокричала она. Но Женя только покачала головой.
— Мрачные вы какие-то, — констатировала Ольга и скрылась.
— Может, все же объяснишь? — Палий стоял, сутулясь и глядя себе под ноги.
— Митя, сейчас всё поймешь. Я и сама пока не во всем разобралась. Так что толком объяснить пока не могу. Пошли в дом.
Её голос звучал жалобно, и в нем была печальная усталость. Слишком много всего навалилось, слишком многих это коснулось.
Из столовой доносился чей-то смех и звон посуды. Борис курил у входа и кивнул им. Женя заглянула в распахнутую дверь: опять полный разброд, кто-то завтракал, кто-то уже поел и собирался уйти, кого-то ещё не было. Хотя в этом есть своё преимущество — Никиты пока не хватились. Майор с верным Мишей молча пили кофе. Алина за что-то выговаривала горничной, указывая на блюдо с традиционным омлетом. Ольга ещё не пришла. Инги тоже в столовой не было.
Они обнаружили её на балконе. Уткнувшись в книгу, девочка жевала ванильную булочку, запивая её соком из большого стакана. Услышав шаги, она подняла голову и улыбнулась. Но серые глаза смотрели настороженно и грустно.
— Привет, вы с утра купались, я видела.
Женя опустилась во второе кресло, а Палий остался стоять рядом. Потом, подумав, отошел к перилам и оперся на них спиной.
— Привет. Я почти не купалась, я только немного поныряла. А ты не хочешь? — Женя чувствовала, что её голос звучит до предела фальшиво, и ничего не могла с собой поделать. Ей было больно и отчего-то стыдно.
Инга резким движением поправила ворот, словно он мешал ей, потом спохватилась и медленно опустила руку.
— Нет, я не умею нырять. И плаваю совсем плохо. Когда я была маленькой, то чуть не утонула в школьном бассейне, и с тех пор боюсь воды, — Инга тоже пыталась говорить беззаботно, но взгляд метался от сидящей рядом Жени к стоящему сбоку Палию, и не мог остановиться на ком-то одном.
— В то утро ты не смогла донырнуть и достать вот это, хотя и старалась? — Женя высыпала на стол раковинки. — Там не очень глубоко — метра два.
— В какое утро? — тихо и безнадежно переспросила Инга, стараясь не глядеть на перламутровые кругляшки.
— Гулька, ты знаешь, о чем я. Но прежде, чем отвечать, прочитай вот это.
Женя достала из кармана слегка помятый листок. Девочка читала быстро. И перечитала дважды. Подняла глаза, кусая губы, смотрела куда-то вверх. Ей очень не хотелось расплакаться, она сильная, она сможет. За эти дни ей почти удалось взять себя в руки — не только на людях, но и наедине с собой. Она решила, что нужно забыть,
