Мир Аматорио. Разрушенный - Мари Мур
Мне хочется остаться в этой кабине навсегда. Сделать еще один круг, второй, только, чтобы не прекращать этот момент.
Но когда я раскрываю глаза, то вижу, что вселенная посылает мне сигнал остановиться. Наша кабина опускается и скоро закончит круг.
Наше время вышло.
Я кладу руки на плечи Кэша и отстраняюсь от него. Стараясь игнорировать его взгляд, полный желания и голода, я соскальзываю с его бедер и ухожу в другой конец кабины. Поправляю волосы, которые превратились в полный беспорядок. Мне нужно что-то ему сказать, но я не могу выдавить из себя слова.
Меня настигает слишком много эмоций, и я не могу с ними справиться. Я начинаю плакать, и Кэш тут же подходит ко мне, но на этот раз я не подпускаю его. От вида слез, застилающих мои щеки, Кэш выглядит выпотрошенным.
– Ким, что случилось?
Ты случился. Ты снова явился и перевернул всю мою жизнь.
– Я не могу сказать того, что ты хочешь услышать. Мы больше не можем быть вместе. Кэш, слишком поздно, – от моих слов у меня в горле вспыхивает такая боль, будто его режут самыми острыми лезвиями. – Я ждала тебя два года. Но тебя не было… Я полюбила другого и собиралась выйти за него замуж. Если бы я смогла что-то изменить… – я качаю головой. – Нельзя просто так перемотать время назад и сделать вид, что ничего не было.
Кабина останавливается, и сквозь заплаканные глаза я замечаю, как к нам приближается управляющий колесом обозрения, чтобы открыть дверь.
– Прости, Кэш. Наше время ушло, – я ухожу без всякого предупреждения.
Глава 27
Лас-Вегас
Ким уходит от меня все дальше и дальше, пока перед глазами застывает ее заплаканное лицо, а в голове множество раз проносятся ее слова.
Прости, Кэш. Наше время ушло.
Я парализован. Каждая мышца онемела, и я не в состоянии сдвинуться с места. Мои ноги словно намертво приросли к полу кабины. Все, что я могу сделать – смотреть на удаляющуюся фигуру Ким.
Черт, мне нужно догнать ее. Нужно попытаться еще раз вернуть.
Но мое тело отказывается меня слушаться. Будто невидимая сила удерживает меня, и я не способен сделать даже один ничтожный шаг.
Возможно, это связано с тем, что я обещал оставить Ким в покое, если она проведет со мной эту ночь. И теперь я разрываюсь изнутри.
С одной стороны, я должен сдержать данное мной слово. Но с другой, когда впервые за три с лишним года увидел Ким, в моей груди зажегся огонь. Он полыхает все ярче с каждой секундой. И если я исполню свое обещание оставить Ким, то он сожжет меня полностью и ничего не оставит.
Небольшой толчок приводит меня в чувство, когда кабина колеса обозрения начинает медленно подниматься. С высоты я вновь вижу Ким. Она покидает парк и идет к дороге, где ловит такси. Перед тем, как забраться в машину, Ким оборачивается, и, может быть, это звучит безумно, но кажется, что она смотрит прямо на меня.
Во мне вспыхивает надежда.
«Ким, вернись. Дай мне шанс все исправить, – мысленно молю я. — Я люблю тебя. Не уходи вот так, пожалуйста».
Между нами расстояние около тысячи футов. Тысячи футов боли, ошибок и непреодолимых проблем. Я чувствую на себе взгляд Ким. Но в тот момент, когда она отворачивается и садится в машину, до меня доходит осознание ее последних слов.
Прости, Кэш. Наше время ушло.
Я больше не могу это терпеть. Огромная дыра в груди, наполненная болью, разрастается и пронизывает собой каждую клетку моего тела. Я не хочу запоминать так нашу последнюю встречу. Не хочу хранить в памяти это до конца своих дней.
Я не выдерживаю и закрываю глаза, а когда открываю их, то вижу, как такси с Ким отъезжает. На площади перед парком больше никого нет.
«Вот и все, идиот. Ты, как всегда, все просрал и испортил, – нашептывает голос внутри меня. – На что ты надеялся? Ты правда решил, что она простит тебя после всего, что ты сделал? Зачем ты вообще повел ее в парк? Неужели за три с лишним года у тебя не хватило мозгов придумать что-то другое? Какое к черту свидание, тупой придурок? Ты должен годами вымаливать прощение, прежде чем появился бы крошечный намек на то, что Ким может тебя простить. Ты привык, что в твоей жизни все доставалось легко. Но теперь наконец ты получил то, что заслуживаешь».
И следом за этим я вспоминаю слова Грейс.
«Ты никогда не был ее достоин».
Впервые в жизни я согласен со своей чокнутой сестрой. Я действительно ничего не сделал, чтобы быть достойным Ким. Я не относился к ней так, как она того заслуживала. Я не добивался ее, когда Ким готова была отдать за меня жизнь. Она подарила мне всю себя, а я воспринимал это как само собой разумеющееся.
Будто такая девушка как она, может быть с таким ничтожеством вроде меня.
Прости, Кэш. Наше время ушло.
Я теряю счет времени, пока катаюсь на колесе обозрения. Уже начинает светать. Кабина останавливается, и единственный, кто встречает меня внизу – смотритель парка.
– Сэр, мы закрываемся. Кроме вас в парке никого не осталось. Возвращайтесь к нам завтра.
Я выбираюсь из кабины и на негнущихся ногах пересекаю парк. Выхожу из него и останавливаюсь на том месте, где в последний раз стояла Ким перед тем, как сесть в такси.
Прости, Кэш. Наше время ушло.
Если сначала я не мог поверить в то, что между нами все действительно кончено, то теперь фаза отрицания сменяется неизбежным принятием. Похоже, для нас в самом деле все слишком поздно. Слишком много воды утекло. И пропасть из трех лет стала слишком глубокой. В нее рухнуло все. Осталась лишь боль. И она – неотъемлемая часть нас обоих.
Надев шлем, я взбираюсь на мотоцикл и завожу двигатель. Я полностью опустошен и не знаю, что делать. Как бы мне не приходилось тяжело, но я всегда имел план. Пускай он и был весьма хреновым. Но сейчас мне мучительно больно. И я не могу с этим справиться в одиночку.
Развернувшись на дороге, я мчусь в сторону аэропорта. Однажды Десмонд сказал мне, что сила и слабость – две стороны одной медали. Ты не теряешь силу, когда признаешь слабость.
Тогда
