Белая как снег - Самюэль Бьорк
Миа снова показала плакат.
– Это вы нарисовали?
– Э-э, а что?
– Вы нарисовали эту картину?
– Что?
Она не сразу поняла вопрос.
– А, нет-нет. Это не моя картина. Я только плакат сделала.
– А чья тогда?
– На самом деле я не знаю.
– Как это?
– Я нашла ее, когда убиралась в кладовой. Какого-то бывшего ученика вроде. Вам надо спросить Амунда.
– Можно самому наливать, да?
Улыбчивый парень в костюме и солнечных очках подошел к столу с пуншем.
– Нет, подожди, я налью.
Девушка посмотрела на них, как бы извиняясь.
– Это все? Мне пора…
– А где найти Амунда? – спросила Миа, посмотрев на дом.
– Он спрятался ото всех, сидит в морском сарае со своим шерри. Не любит все это. То, что мы скоро его покинем. Ему от этого грустно. Он не так ужасен, как все думают, у него большое сердце.
Эмилие Скуг улыбнулась и положила руку на рубашку бюнада в область сердца.
– Привет, можно я просто…
– Нет-нет, я иду.
Она снова повернулась к ним лицом.
– Идите по тропинке к фьорду. Сарай будет слева.
В пятидесяти метрах у причала, где солнце мерцало в тихой глади фьорда, располагался сарай, маленькая копия большой виллы.
– Амунд Андерсен?
Мунк осторожно постучал.
– Уходите!
– Мы можем поговорить с вами?
– Убирайтесь!
– Мы из полиции.
Несколько секунд в сарае слышалось какое-то движение, после чего на пороге показался старый человек с пышной гривой белых волос.
– Что?
– Холгер Мунк, отдел по борьбе с уголовными преступлениями, полиция Осло, вы Амунд Андерсен?
– Да.
Он в замешательстве уставился на них из-под своей шевелюры.
– Мы ищем того, кто нарисовал эту картину, – объяснила Миа, показав плакат. – Это ваш бывший ученик?
Андерсен надел висящие на шее очки и бросил краткий взгляд на картину.
– Ох, черт. Так я и знал, что-то не так с этим парнем.
– Так вы знаете, кто это?
– О, знаю, – пробормотал старик, выйдя на свет с бокалом шерри в руке.
55
Людвиг Грёнли принес себе чай и опустился в кресло перед экранами. Анья, как до ухода Людвига из кабинета, так и по возвращении, тяжко вздыхала, получая все новые и новые письма.
– Черт, они когда-нибудь остановятся?
– Опять из Стокгольма?
– Сколько у них вообще документов по делу? Я больше не могу. Мое образование стоило как яхта, а теперь я сижу тут и работаю секретаршей. Надо поговорить с руководством, Людвиг?
Анья наклонился вперед и открыла себе сникерс.
– То есть с Мунком, – улыбнулся Людвиг, подув на свой чай.
– Да, или с Анетте, она же тут всем рулит, да?
– Смотря чем, – сказал Грёнли, открывая письмо в почте – ничего интересного, предложение увеличить пенис.
У Грёнли не было необходимости увеличивать пенис, как и любые другие части тела, поэтому он удалил рекламу, но не знал, в какую папку отправить.
– А в чем вообще разница между корзиной и спамом?
Громко засмеявшись, Анья провела рукой по своим мелким кудряшкам.
– Ты такой милый, Людвиг.
– Что?
– Ты как мой папа. Он тоже не разбирается в компьютерах. Я сегодня по телефону пыталась помочь ему загрузить фотографии в папку на рабочем столе. Спустя полчаса, когда у него так ничего и не получилось, до меня дошло, что он имел в виду настоящий рабочий стол, на котором стоит компьютер, и для этого отец принес бумажную папку.
– Смешно, – сказал Людвиг, сделав глоток чая.
– Так что хорошо, что у тебя есть я.
Полячка положила ноги на стол и закинула руки за голову.
– Да, мне очень повезло, Анья.
– Я бы тут со скуки померла без тебя, так что хорошо, что мы вместе.
Она послала ему воздушный поцелуй и выругалась, когда ее компьютер опять пискнул.
– Да черт бы вас побрал, я больше не хочу от вас никаких писем. Хватит нам шведских документов. Я не могу больше!
Сунув остатки сникерса в рот, Анья вытерла руки о рубашку в клеточку.
Вдруг на столе Людвига завибрировал мобильный.
Мунк.
– Привет, Людвиг, у меня срочное дело.
– Слушаю.
– Мне нужна вся информация по Франку Хельмеру.
Людвиг прикрыл трубку рукой и позвал Анью к своему монитору.
– Это срочно. Что у нас есть по Франку Хельмеру?
Анья кивнула и бросилась к клавиатуре.
– Их двое – один в Алте, Франк Роберт Хельмер, пенсионер, семьдесят один год. Второй в Манглерюде. Франк Хельмер, тридцать шесть лет. Два адреса, домашний и какой-то фирмы в Люсакере, сантехнической, кажется…
– Людвиг, ты тут?
– Я тут, мы нашли его. Думаю, пенсионер из Финнмарка тебя не очень заинтересует, так что отправляю того, что из Осло. Франк Хельмер. Мы нашли два адреса – домашний и фирмы сантехников.
– Супер, Людвиг. Отправь мне и Мие, хорошо?
– Будет сделано.
Анья открыла банку колы и подняла брови от удивления.
– Сильно.
Людвиг улыбнулся.
– Думаю, тебе надо остаться здесь, Анья.
– Я тоже так думаю, на самом деле, – ответила она, надвинув очки на нос, когда в дверь постучали.
– Извините?
Шведский психолог.
– Извините, что отвлекаю, но Миа не подходит к телефону. Вы не знаете, где она?
56
Одиннадцатилетний Кевин Мюклебюст сидел за круглым обеденным столом в их маленькой подвальной квартирке, не зная, радоваться ему или грустить. С одной стороны, он, конечно, рад, что у мамы все хорошо. Она вся светилась – купила свежий хлеб, пожарила яичницу с беконом. Принарядилась – надела нормальную одежду. Обычно по утрам она ходила в халате, если вообще вставала к этому времени. Но сейчас, с появлением нового дяди в доме, все изменилось. Настоящий мужчина, а не ребенок, пытавшийся стать мужчиной. Ульф, водитель эвакуатора НАФ, снова ночевал у них. Кевин слышал, как они хихикали за тонкой стеной, составляя для него план. Они собирались сделать вид, что этот план Кевину на пользу, но он-то знал, чего они хотят и почему собираются выдворить его из дома.
– Слушай, Кевин, – приторно начала мама, наливая кофе дяде, который теперь был мужчиной в доме.
Вообще-то Кевину не хотелось сидеть с ними. Они гладили и трогали друг друга, и мама вела себя странно: хихикала, прикрывая рукой рот, на стуле сидела ровно, а не как обычно, закинув ноги на стол. Пепельницы были пусты, мама даже пропылесосила, по крайней мере, ковер под столом у телевизора – обычно там все было в пепле. Да и есть Кевину не хотелось. Но мама была такая радостная, что он решил, что надо попробовать, и намазал хлеб икрой трески и маленькими кусочками ел его.
– Слушай, Кевин, – повторила мама, погладив сына по руке и предложив ему кусочек