Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга - Александр Григорьевич Звягинцев
Глава 21
«Пан Ледник»
Ледников внимательно рассматривал себя в зеркало. Недельная щетина, совсем коротко, чуть ли не наголо остриженные волосы, насмешливо вздернутые уголки рта, нагловатый взор… И смуглый цвет лица — накануне в студии загара на Белорусской он быстренько забронзовел и стал подозрительно похож на цыгана. Осталось придумать прикид. Ну, тут он решил особо не выпендриваться — драные джинсы, ремень с массивной пряжкой, военного образца куртка с нашивками, а под ней черная майка с чьей-то бандитской рожей.
Ну, что ж, в таком виде, пожалуй, можно и явиться под светлые очи господина Нагорного. Накануне позвонил Прядко и сообщил, что прибывший с Мальдивских островов антиквар Червенский порекомендовал господину Нагорному внимательно выслушать некоего пана Ледника, гражданина Украины, проживающего в Москве и способного сделать весьма интересные предложения.
Звонок домофона оторвал его от увлекательного занятия — изучения самого себя в новом образе, в котором еще нужно было обжиться. Это была Апраксина. Увидев Ледникова в новом обличье, она невольно отшатнулась.
— Господи, что с тобой?
— Неважно. Так надо.
— Это действительно ты?
— Действительно я. Что-то случилось?
— Павел Лукич…
— Что?
— Он позвони мне и сказал, что написал какой-то плакат и пошел к салону…
— И чего он хочет?
— Сказал, что будет стоять там и протестовать, пока ему не вернут картину. Сказал, что если не вернут, он устроит скандал. Добром это не кончится. Надо уговорить его, чтобы он не устраивал это… — забеспокоилась Апраксина — У него слабое сердце…
— Уже поздно, он там. Поехали.
Конечно, все это было совершенно не вовремя. Но, с другой стороны, ситуацию можно было попробовать использовать для нетривиального знакомства с господином антикваром.
У входа в салон стоял Верхоянцев с самодельным плакатом, на котором красовалась надпись «Вас здесь обманут и ограбят!» Рядом с ним толклись несколько пенсионеров, и он им что-то горячо объяснял.
Когда Ледников припарковался, из салона вышли двое типичных охранников и направились к Павлу Лукичу.
— Жди меня в машине, — бросил Ледников. — Слышишь? Не выходи. Я справлюсь сам.
Охранники уже добрались до Верхоянцева и принялись вырывать у него из рук плакат. Загалдели, как встревоженные гуси, стоявшие рядом с ним пенсионеры.
— Эй, мужики, отпустите старика! — закричал Ледников. — С ума, что ли, сошли?
Он положил руку на плечо стоявшего к нему поближе охраннику, тот сбросил руку и, не оборачиваясь, послал Ледникова:
— Да пошел ты, козел!
Пришлось заломить ему руку, ощутимо давя на локтевой сустав. Охранник послушно наклонился вперед чуть ли не до асфальта, а потом рухнул на колени.
— Отпусти старика, идиот! Ты что, не видишь — ему плохо?! — повернулся Ледников второму охраннику. — Помрет тут, ты же отвечать будешь!
Старик действительно схватился за сердце, по-рыбьи хватая ртом воздух.
Ледников отпустил руку охранника и бросился к Верхоянцеву.
— Таблетки… в кармане… — чуть слышно пробормотал тот.
Ледников, поддерживая, довел Верхоянцева до машины. Апраксина, которая все это время сидела в машине и наблюдала за происходящим, бросилась им навстречу. Вдвоем они осторожно опустили его на заднее сиденье. Апраксина села рядом.
— Как вы, Павел Лукич?
— Ничего, сейчас лекарство подействует…
— Зачем вы так? С вашим сердцем надо спокойно сидеть дома.
— Но ведь надо же что-то делать? Почему им все можно? Нельзя же позволять им отнимать у нас последнее!.. Я из-за Сони… Нельзя же все терпеть.
Он шептал что-то еще, такое же отчаянное. Ледников сел за руль и погнал машину к дому Верхоянцева.
Убедившись, что угроза сердечного приступа миновала и Верхоянцев заметно приободрился, Ледников решил вернуться в салон, пока там были еще свежи впечатления от неожиданного происшествия. И первым, кого он увидел, войдя внутрь салона, оказался охранник, которому он чуть не сломал руку. Ледников ослепительно улыбнулся:
— Все, мужик, на сегодня мордобой закончен. Мир-дружба, нихт цап-царап! Я к вашему командиру господину Нагорному. Он в курсе и ждет. Можешь у него осведомиться!
Охранник неохотно позвонил по мобильному:
— Илья Борисович, тут один тип, говорит, что к вам.
— От Червенского, — подсказал Ледников.
— От Червенского, — послушно повторил охранник. — Хорошо. Только это тот самый…, который на нас напал.
— Ну уж напал, — засмеялся Ледников. — Скажешь тоже! Помог разобраться в ситуации — так правильнее будет.
— В следующий раз полезешь — мы тебе уши оборвем, — сумрачно пообещал охранник.
— А следующего раза, не будет, — успокоил его Ледников. — Потому что мы с вами теперь будем заодно. В одном окопе, так сказать.
— Ладно, пошли, — пробурчал охранник и повел Ледникова на второй этаж в кабинет Нагорного. Уже у двери спросил:
— Ты всегда такой борзый?
— Я борзый? — изумился Ледников. — Да я сегодня тихий, аки голубь небесный. Когда я стану борзым, я тебя предупрежу, чтобы не напугать ненароком.
Глава 22
«Трупы больше не нужны»
Илью Борисовича, и без того в последнее время пребывавшего в мрачном расположении духа, утренний скандал с Верхоянцевым погрузил в тягостные размышления и дурные предчувствия, к которым он вроде бы никогда не был особенно расположен. Знак был дурной. Что-то в его делах разладилось и понеслось не туда. Не в привычках Ильи Борисовича было приходить в отчаяние от неудач, но тут он ничего не мог с собой поделать. Постоянные скандалы с Мариной, холодное, как металлическая плита на морозе, давление мистера Милнера, нетерпение адвоката Елозина… А тут еще этот старикан, которого Илья Борисович, признаться, давно уже похоронил и не брал в расчет, всплыл, как утопленник из пучины вод. Так что визит какого-то проходимца, пусть и с рекомендацией от Червенского, был совершенно не ко времени. Но Илья Борисович решил все-таки его выслушать — в нем, как и во всех антикварах и коллекционерах, жила неискоренимая надежда, что вот вдруг среди ненужного хлама и сора обнаружится уникальная вещь немыслимой цены.
Посетителя он встретил тяжелым взором. Сухо осведомился:
— Вы всегда лезете в чужие дела?
— В чужие — никогда, — невозмутимо сказал тот. — Но если дело касается моих друзей…
— А мы что — друзья? Не знал.
— Будем, Илья Борисович. Ну,
