Николай Андреев - Убейте прохожего!
Бабушка отрицательно покачала головой.
– Не хотите? Ладно, не буду, – охотно согласился Коновалов. – А вопросы ко мне еще есть?
– У меня есть вопрос, – поднял руку Романов. – Но только к Екатерине Николаевне, если не возражаете.
Бабушка не возражала. Она повернула к Романову лицо и сказала, что готова ответить на любой вопрос, если он не касается нижнего белья.
– Меня интересует другое, – ответил Романов. – В кабинете Анатолия Николаевича на стене висит фотография Виктора и балерины Анастасии Волочковой, если я не ошибаюсь. Они что, когда-то вместе танцевали?
Все, кто знали Виктора, сдержанно улыбнулись.
– Скажете тоже, – ответила бабушка. – Эта фотография была сделана на частной вечеринке, когда Волочкова приезжала к нам на гастроли. Их познакомил один Витин знакомый – антрепренер из Москвы. Они выпили по коктейлю и сфотографировались на память… А танцевать он никогда не любил, да и, признаться, не умел.
– Понятно, – разочарованно протянул Романов. – А я почему-то думал, что он был танцором.
«А может, и был, – заметил я про себя. – Это ведь во многом зависит от того, какие коктейли пить. Например, после коктейля, состоящего из старого французского коньяка и молодой русской балерины, говорят, не один солидный господин, разорившись на это удовольствие, скакал козлом по ресторанным танцплощадкам».
Хотел я поделиться этой мыслью с окружающими, да передумал – не хотел бабушку огорчать: как-никак, один из таких козлов приходился ей родным племянником.
– Нет, вы ошиблись, – сказала Романову бабушка. – Виктор не танцевал. А если и танцевал, то исключительно со своей женой.
* * *Весь следующий день я провел один у телевизора. Бабушка с Анечкой, напуганные последними событиями, появлялись на людях только в сопровождении вооруженного Коновалова, а все остальное время: от завтрака до обеда и от обеда до ужина, сидели, закрывшись в своих спальнях. Также вел себя и Рыльский. Утром он смотрел НТВ, дремал, а когда в очередной раз проснулся и увидел, что мы с ним в зале одни, встал и молча, без объяснения причин, ушел в свою комнату. Может, он испугался того, что ему захочется убить еще одного человека – меня, а может, того, что это мне захочется убить еще одного человека – его. Кто тут разберет? Разве что Коновалов. По крайней мере, если судить по его возбужденному состоянию и по тому, что он весь день куда-то звонил, отвечал на чужие звонки, ругался с Романовым, то есть развивал бурную деятельность, можно было предположить то, что ему уже кое-что известно.
А вечером у нас случилось небольшое ЧП. Перед самым ужином, когда все собрались в зале за столом, Романов обратил наше внимание на то, что на одном из окон сломан шпингалет.
Коновалов обследовал его и, с видом врача, не уверенного в том, что сумеет помочь больному, огорченно покачал головой.
– Интересно, чьих рук это дело? – задумчиво спросил он. – А ну-ка признавайтесь!
Все молчали.
– Ты? – обратился ко мне.
– Почему я?
– Потому что ты здесь сидел весь день у телевизора!
– Ну и что? Я, между прочим, еще выходил иногда.
– Куда это?
Я сказал Коновалову, что при женщинах говорить на эту тему не буду – во-первых, воспитание не позволяет, а во-вторых, трусы не такие красивые, как у него. Но направление указал, как есть: прямо по коридору, за кабинетом – налево.
– Скажите, а зачем надо было кому-то окно ломать? – испуганно прижав ладошки к груди, спросила Анечка. – Ведь не для того же, чтобы влезть в него, правильно?
– Именно для этого! – возразил Коновалов. – Лезть в дом днем – глупо, дверь открыта, а вот ночью… Ночью совсем другое дело.
Поднявшись из-за стола, бабушка сказала, что надо немедленно починить окно и вызвать милицию.
Вызывать милицию Коновалов отказался сразу: причин нет, а вот по поводу ремонта обещал подумать.
С видом врача, неуклонно склоняющегося к мысли о том, что помочь его больному может только другой специалист, еще раз внимательно осмотрел шпингалет и тяжело вздохнул.
– Ладно, пойду, Михаила позову, – догадалась, что означает этот вздох бабушка. – Надеюсь, он сумеет наладить.
Коновалов охотно поддержал кандидатуру Михаила. Дав бабушке несколько ценных советов, вроде того, что без отвертки и молотка тут нечего делать, он с чувством выполненного долга сел за стол. Подвинул к себе блюдце с красной икрой, понюхал и с сомнением отодвинул в сторону.
– Ешьте, ешьте! – сказала Анечка. – Эта икра совсем свежая. Недавно купили.
Поблагодарив Анечку за заботу, Коновалов попросил чего-нибудь долгохранящегося.
– Ну, например…
Пока он привередливо разглядывал стол, вернулась бабушка. Показав сопровождавшему ее Михаилу требующее ремонта окно, она села напротив Романова и спросила: во сколько завтра состоится оглашение завещания.
– А ни во сколько! – ответил Коновалов.
Как ни в чем не бывало он положил себе в тарелку большую картофелину, огуречный салат, сыр, маслины, три куска хлеба и сказал, что завтра с утра до вечера исполнитель завещания господин Романов будет сильно занят.
– Он поедет к нам в гости. У меня есть пара коллег, которым просто не терпится задать ему несколько вопросов.
– Каких коллег, – не поняла бабушка. – Милиционеров?!
– Он что, арестован? – спросил Рыльский. – За что?
– А ни за что! Просто так! Как говорится: был бы человек, статья найдется! – Коновалов поднял глаза и широко улыбнулся. – Шутка! Это мы так у себя в милиции иногда шутим… Вы помните, Максим Валерьянович, дело об убийстве Тани Ивановой?
Рыльский отрицательно покачал головой.
– Ну, как же! Таня Иванова, которая занималась в кружке вместе с детьми Анатолия Худобина! Ну?
– А! – догадался Рыльский. – Это, видимо, та, которой Виктор с Виолеттой проломили голову?
– Не совсем. Как сегодня выяснилось, Виктор с Виолеттой просто избили ее, а голову проломил другой. Тот, который живет рядом с парком, гуляет там и иногда по вечерам пристает к молоденьким девушкам.
– Романов! – догадалась бабушка.
Коновалов утвердительно кивнул: он.
– Сегодня у нас наконец-то появился свидетель по этому делу. Не буду называть его имени, скажу лишь о том, что он поведал. А поведал он о том, что шестнадцать лет назад человек по фамилии Романов, которого наш свидетель буквально за два дня до этого видел во дворце культуры, где тот читал со сцены свои стихи, на его глазах убил девочку. И не просто убил, а при этом еще и издевался над ней!
– Ужас! – всплеснула руками Анечка.
Коновалов согласился: действительно ужас.
– Вы не поверите, но даже у меня – человека, без малого двадцать лет прослужившего в органах, кровь застывала в жилах, когда я слушал подробности этого дела! Честное слово! И что он с ней только не вытворял, изверг! Я бы вам пересказал, да, боюсь, валерианки на всех не хватит.
Романов приподнял голову и внимательно посмотрел на Коновалова. Что означал этот взгляд: недовольство тем, что его назвали извергом, или растерянность, вызванная разоблачением, я не понял – было не до этого. Мне в этот момент показалось, будто где-то в желудке зашевелилась непрожеванная пища, грозясь выйти наружу и залить вонючей жижей город, в котором взрослые дяди мучают молоденьких девушек.
Я встал. Пересел на другое место, подальше от Романова, и облегченно вздохнул – на другом месте дышалось значительно легче.
– Я же говорила: Витя не виновен! – воскликнула бабушка. – Только чего же это ваш свидетель так долго молчал?
– Боялся! – ответил Коновалов. – Увидел, на какую жестокость способен Романов, и испугался, трус!
Рыльский посмотрел на Романова так, словно хотел из тысячи уязвимых мест его тела выбрать наиболее уязвимое, и сказал, что таких, как он, надо без суда и следствия вешать на первом фонарном столбе.
– А не так, как у нас это делается! Разведут, понимаешь, антимонию! Адвокатов начнут приглашать, защитников, экспертизы устраивать! А он пересидит в дурдоме, нервишки подлечит и выйдет на волю стихи писать про высокие чувства к женщине! Бывало уже! – махнул рукой в сторону Коновалова. – Знаем, не маленькие!
Коновалов спорить не стал. Более того, он сказал, что ни адвокатов, ни защитников, ни даже самого суда у Романова не будет.
– Как это суда не будет? – опешил Рыльский.
– А вот так! Прошло шестнадцать лет. И по закону мы не можем привлечь его к ответственности за убийство.
– А… а… а для чего же вы его тогда арестовали? – спросила бабушка.
– Кто его арестовал? – удивился Коновалов. – Я? Извините, я его не арестовывал! Я просто сказал, что он поедет к нам в гости!
– Зачем?
– Я же говорю, у меня есть коллеги, которым не терпится задать ему несколько вопросов по этому делу. Без протокола.
Бабушка возмутилась.
– Что значит «без протокола»? – спросила она. – Вы его отпускаете?
– Да как вы не поймете! – потерял терпение Коновалов. – Я его не отпускаю! Отпустить можно того, кто арестован! А Романов свободный человек! Он может прямо сейчас отправиться домой, а может, если захочет, остаться в Мыскино. Может согласиться на мое предложение побывать у нас в гостях, а может и не согласиться!.. Правда, если он не согласится, мне придется арестовать его до выяснения личности. Или за что-нибудь другое. Например, за то, что он украл у вас чайную ложечку. Или вилочку. У вас ведь, Екатерина Николаевна, пропала чайная ложечка, я правильно говорю?
