Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК
– Как видите, я жив. Хотя брошюру мне еще не выдали.
– Тогда перейду к делу. Как любил повторять знаменитый композитор Прокофьев: сначала бухгалтерия, потом репертуар. Получите аванс. Здесь пять тысяч долларов.
Бирюков положил на стол пухлый конверт. Оглядевшись по сторонам, Пенкин взял деньги, не пересчитав, сложил конверт вдвое и сунул в карман пиджака.
– Вообще-то я не беру авансов, до тех пор, пока не познакомлюсь с делом своего клиента и не подпишу официальный договор, – сказал он. – Но я не формалист. Изменять своим привычкам даже полезно. Время от времени.
– Мое дело может показаться вам странным.
– Все уголовные дела – странные. Одна просьба: прошу вас быть предельно откровенным. Мне нужно знать подробности не из праздного любопытства, это необходимо в наших общих интересах. В последнюю очередь меня интересует степень вашей виновности. Я адвокат и выполню свой профессиональный долг.
– Вижу, что мы сумеем договориться, – кивнул Бирюков. – Возможно, вы что-то слышали о перестрелке на территории брошенных гаражей в районе Силикатного проезда? Там погибли два милиционера. И еще пристрелили двух кавказцев.
– Да, припоминаю. Об этом много писали в газетах. Но убийства по сей день не раскрыты.
– Так вот, я был у тех гаражей. И лично положил тех кавказцев. Они похитили моего приятеля и тянули с него деньги. Одному бандиту удалось уйти. Именно он пристрелил ментов, оказавшихся у него на дороге. Поймите, я вынужден был защищаться. Иначе…
– Я все уловил с полуслова, – улыбнулся Пенкин. – Но я уже сказал, что степень вашей вины меня не интересует. Мы играем за одну команду.
– И все бы ничего, но нашелся свидетель, – продолжил Бирюков. – В одном из гаражей местный паренек по имени Сергей Шаталов забавлялся со своей девицей. Он запомнил номер моей машины, прокуратура вышла на меня и устроила опознание. Шаталов заявил, что не узнал меня. Соврал, он почему-то недолюбливает прокуроров. Меня выпустили из изолятора временного содержания, подписки не взяли. Но, боюсь, вольная жизнь продлится недолго. Прокурор дожмет парня, устроит новое опознание. И тогда я сяду надолго.
– Гараж, из которого наблюдал за вами парнишка, очевидно, некогда принадлежал ему или его родителям? Поэтому именно там он оборудовал свое лежбище, туда таскал девчонок?
– Какое имеет значение, кому именно принадлежал старый брошенный гараж?
– Детали в нашем деле мелкие детали вроде этой – не последняя вещь. Уж поверьте моему опыту.
– Кажется, во время опознания Липатов сказал о том, что парень торчал именно в своем гараже. У них в семье была машина, которую после смерти отца продала мать.
– Хорошо, – обрадовался адвокат. – Уже теплее. А вы говорите детали…
Пенкин отрыл портфель, вытащил блокнот. Раскрыл его, задал три десятка уточняющих вопросов, что-то записал на бумаге.
– Вы хотите, чтобы я побеспокоился об этом пареньке, я правильно понимаю свою задачу? – спросил юрист. – Чтобы он не наговорил лишнего? Не оклеветал невиновного человека?
– Совершенно верно.
– Это можно устроить. Я поговорю с Липатовым. Буду настаивать на том, чтобы все следственные действия с Шаталовым приходили в присутствии адвоката. Если Липатов откажется допустить меня к материалам дела, внесу протест прокурору по надзору. И получу добро. В противном случае дело развалится в суде. Шаталов покажет, что его показания получены под давлением следствия. Возможно, парня уже обработали. Ну, как они это умеют. И Шаталов уже подписывает бумажки, которые подсовывает следователь.
– Положение можно исправить?
– Разумеется, – Пенкин глотнул фруктового чая. – Это будет сложнее и дороже. Сколько денег вы готовы выделить на обработку Шаталова?
– Сколько потребуется, но в разумных пределах. Боюсь, как бы у парня не разгулялся аппетит. Не хочу стать его дойной коровой.
– Положитесь на меня. Я увижусь с Шаталовым, и мы с ним все спокойно обсудим.
– Спасибо. Но это лишь первая часть моего дела. Остальное касается вашего коллеги Льва Юрьевича Самойлова. Волею случая мы с ним оказались замешаны в одну очень неприятную истории. Со временем, я раскрою все подробности. А сейчас прошу рассказать об этом человеке все, что вы вспомните. Понимаю, это противоречит этике адвоката. Но к черту этику и эстетику заодно, Самойлов столько наложил мне на голову, так меня подставил, что плевал я на высокие материи.
Пенкин неторопливо дожевал бутерброд, запивая его остывшим чаем, вытащил бумажную салфетку из стаканчика и вытер губы. Он не торопился с ответом. Вести откровенные разговоры о своих коллегах с мало знакомым человеком, открывать служебные и личные тайны не в правилах Пенкина. С другой стороны, те пять штук, что уже лежат в кармане нужно отрабатывать. А ведь светят другие, еще большие деньги…
– Если я вам скажу, что Самойлов навсегда исчез из Москвы, точнее из России, вам станет легче говорить? – спросил Бирюков. – Исчез и уже никогда не вернется.
– Вы серьезно? Это проверенная информация? Что ж, тогда другое дело. Самойлов работает в нашей фирме уже шесть или семь лет, со дня ее основания. Он плавает не так мелко, как я. Никаких консультаций и прочей мелочи. Защищает в суде людей, и почти всегда выигрывает процессы. Он работает мало, но эффективно. Клиентуру подбирает сам.
– Его интересуют прежде всего деньги?
– Не совсем, – покачал головой Пенкин. – Я бы предположил, что его основной источник дохода – не адвокатская практика. Он имеет какой-то другой побочный заработок. Адвокатские гонорары – это во вторую очередь. Чтобы Самойлов взялся за защиту обвиняемого, он должен заинтересоваться его делом. В противном случае ничего не получится. О его личной жизни я знаю не так много. Года четыре назад развелся с женой. Падок до молодых девочек. Часто меняет подружек. Что вы еще хотели бы знать?
– Я хотел, чтобы все дела, которые вел Самойлов за последние шесть лет, оказались у меня. Хотя бы на денек. Меня интересуют те личности, которых он защищал. Все до одного. Папки с делами вам из конторы не унести, слишком тяжело. Но наверняка существуют их электронные версии, записанные на дискеты или лазерные диски.
– Разумеется, дела переносят на электронные носители.
– За эту услугу вы получите еще пять тысяч.
– Это очень сложно устроить, – Пенкин помотал головой. – Я не набиваю цену, но это действительно сложно. Войти в его кабинет я, пожалуй, смогу. Дубликат ключа есть внизу, у секретаря. Я скажу, что забыл у Самойлова свои бумажки. Это не вызовет подозрений. Но ключ от сейфа… Ключ есть только у Самойлова. И, насколько мне известно, он существует в единственном экземпляре. Нет, ничего не получится. Я же не могу пригласить в нашу контору медвежатника, чтобы под покровом ночи вскрыть сейф.
– Пожалуй, я смогу помочь. Вы когда-нибудь видели ключ от сейфа Самойлова? Помните, как он выглядит?
– Да, разумеется, ключ я видел. Самойлов ни раз при мне открывал и закрывал сейф.
Бирюков запустил руку в карман и положил на стол фигурный ключ на шнурке из черной бархатной ткани.
– Этот?
Пенкин повертел ключ в руках.
– Кажется, он. Очень похож. И шнурок их черного бархата. Откуда у вас этот ключ?
– Самойлов потерял, а я нашел. Когда вы сможете пошуровать в сейфе?
– Скажем, завтрашним вечером. Сегодня работает очень противный секретарь, почему-то она меня на дух не переваривает. Я засижусь на работе допоздна. Дождусь, когда в здании останутся два охранника. Обычно они в дежурке играют в домино. Чего тянуть-то…
– В таком случае, гонорар получите послезавтра утром. На этом самом месте в это же время.
– Один вопрос, впрочем, вы можете не отвечать, если не хотите, – сказал Бирюков. – Интересно, почему такой опытный адвокат, как вы, подрабатывает в заштатной юридической фирме, консультируя всех подряд? Неужели с вашим-то опытом трудно найти более прибыльное дело?
– Поскольку вы мой клиент, доверенное лицо, отвечу честно, хотя мог бы соврать. Еще недавно я не мог пожаловаться на жизнь, меня даже называли евреем счастливчиком. Однажды я защищал одного законного вора. Едва ли не половина уголовных авторитетов балуются наркотой или крепко сидят на игле. И мой подзащитный не исключение. Его содержали в Бутырском СИЗО, и этот тип проел мне плешь, все умолял принести в следственный кабинет, где у нас проходили встречи, несколько доз кокаина. Ему казалось, что без этой дряни он просто сдохнет. Наши разговоры менты писали на пленку, потому что этот авторитет их очень интересовал. Во время следующего свидания я пронес в «Бутырку» кокаин.
– Но вы же знали…
– Да, я знал, на что шел, поэтому могу написать жалобу только на самого себя. В момент передачи в следственный кабинет ворвались менты, на меня надели наручники. А мой клиент успел слизать со стола половину рассыпавшегося порошка. Было следствие, суд, я заявил, что впервые увидел кокаин в следственном кабинете тюрьмы. Мне очень помогли мои коллеги, помог судья, которого пришлось подмазать. Короче говоря, я отделался условным сроком и вернулся к адвокатской практике. Закон этого не запрещает. Но громких выгодных дел у меня больше не было.
