Джоэл Роуз - Самая черная птица
Сыщик спустился с крыльца и отправился к берегу.
— Мистер По, как поживаете? — крикнул он. — Собираетесь сойти на берег? Мне нужно перемолвиться с вами парой слов.
Ответа не последовало, и бывший полицейский заговорил снова:
— Я проделал довольно большой путь, приехав из города специально, чтобы побеседовать с вами.
Лодка по-прежнему дрейфовала в нескольких ярдах от берега. Писатель стоял на планшире.
— Как вы нас нашли? — спросил он.
— А вы пытались скрыться? Мне бы очень не хотелось так думать.
— Скрыться от вас? У меня в мыслях не было ничего подобного. Бедная Сисси страдает. Я пытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы смягчить ее боль.
— Мы оба знаем, что, несмотря на сотни и тысячи жителей, Нью-Йорк — удивительно маленький город. Так что найти в нем кого-либо — не бог весть какой подвиг.
По в этот момент подгребал к берегу.
— Я был совершенно поглощен творчеством, — сказал он, довольно неловко выпрыгивая из лодки на каменистый берег, — хотя идея нового шедевра так и не пришла в голову. Я хотел бы объяснить все тайны мироздания, но пока что мой разум способен родить и передать перу лишь несколько жалостных строк. «Боренью, горенью, страданью, стенанью конец положило одно содроганье, — процитировал поэт, и его темные глаза заблестели. — Не ведал я в жизни ужаснее напасти, чем жажда в волнах иссушающей страсти. Болезнь — лихорадка, головокруженье — прошли, миновало души исступленье».[32] — Эдгар с трудом улыбнулся, оставшись при этом столь же мрачным. — Вот видите, главный констебль, — заметил он, — все не так уж плохо.
Мужчины стояли рядом, глядя на реку.
— Когда-то я установил рекорд, — сказал По, — проплыл шесть миль против течения по реке Джеймс. А однажды выиграл национальную награду по прыжкам в длину с места.
— Что вы говорите! — покачал головой Хейс.
Писатель помолчал, затем продолжил:
— Ко многим из знакомых мне женщин повелительница Смерть явилась слишком рано. Едва в них расцветала жизнь, как ее забирали. Что я должен думать по этому поводу?
— Мэри Роджерс вы относите к их числу?
— Знаете, что сказала моя дорогая маленькая женушка? — промолвил поэт, казалось, изо всех сил стараясь проигнорировать этот вопрос. — Она обещала, что после смерти вернется и станет моим ангелом-хранителем.
— Уверен, Сисси так и сделает, если представится возможность, — сказал Хейс.
По посмотрел сквозь него каким-то нездешним взглядом, после чего, вытащив лодку на берег, побрел по выложенной камнем дорожке к маленькому белому дому.
— Вы думаете, это правда, главный констебль? Думаете, мне нужна защита с того света?
— Вам это лучше знать. Есть ли на вашей душе грех, из-за которого может потребоваться защита в ином мире? Надеюсь, сэр, что нет.
По возвращении в дом Хейса больше всего поразила не теснота, в какой жила бедная семья По, а порядок и чистота, царившие повсюду. Благородное и упорное желание миссис Клемм устроить своим детям достойные, если не безупречные, условия существования.
Сыщик неожиданно вспомнил, что покойная жена тоже любила порядок, и его охватила печаль.
Вскоре явилась сама пожилая дама, с полным подолом репки и листьев одуванчиков, сорванных в поле. Увидев детектива, она помрачнела, но вела себя вежливо и сердечно. Извинившись, объяснила, что овощи предназначены для Эдди, но обещала сходить и набрать еще: ведь главный констебль останется на ленч?
Гость попросил хозяйку не беспокоиться, заявив, что никак не сможет остаться.
Из вежливости Мадди стала расспрашивать сыщика о здоровье его дочери: Ольга несколько раз была на Эмити-стрит вместе со «звездными сестрами», навещавшими Сисси из сострадания.
Наконец миссис Клемм вернулась к плите, где уже варился «одуванчиковый суп», как она это называла, хотя Хейс заметил, что у нее нет ни куриного бульона, ни соленой свинины.
Вирджиния, вероятно, заснула на своей соломенной постели; однако, собравшись уходить, констебль услышал, как она ворочается там и заходится душераздирающим кашлем.
Из-за болезни девушке предоставили комнату в задней части дома; любимица семьи, кошка Катерина, ласково мурлыкала у нее на постели.
Мадди и Эдгар жили вместе в комнате с односпальной кроватью, примыкавшей к кухне. Для поэта в чулане был постелен соломенный тюфяк.
Сисси звала:
— Эдди! Эдди, дорогой братец, загляни ко мне.
Миссис Клемм выпроводила их из дома.
— Иди, малыш. Уладь свои дела с этим человеком. Твоя сестра знает, как сильно ты ее любишь. Я присмотрю за ней.
По поцеловал пожилую женщину.
— Матушка, — проговорил он, взглянув на Хейса, — что бы я без тебя делал?
Мужчины вышли на улицу и немного постояли на крыльце, глядя на корабли, идущие по Ист-Ривер.
— Без этой женщины я бы ни за что не смог протянуть даже ту малость, какую уже просуществовал на свете, — признался писатель, оказавшись на свежем воздухе. — Беды и испытания наложили свой отпечаток на нас с женой. Но она, наша милая тетушка, — настоящая страдалица. Зачем же мой дед, отец милой Мадди, и его товарищи семьдесят лет назад сражались за революцию, за самую странную из когда-либо существовавших идей: доказать, что все люди рождены свободными и равными друг другу?
— Эта книга на вашем столе, — произнес детектив, — она ведь от Джона Кольта, не так ли?
На мгновение взгляд По прояснился. Потом пелена упала снова.
— Что вы имеете в виду?
— Я узнал почерк на фронтисписе. Откуда она у вас? Даже и не думайте врать! Нужно ли мне еще раз напоминать вам: добропорядочные граждане всегда говорят правду! Я хочу, чтобы вы знали: несмотря ни на что, считаю вас добропорядочным гражданином нашего города, сэр.
— Мне сообщили, что по некоторому адресу на Принс-стрит ожидает посылка, — сказал поэт. — Ничего более. Мне сказали, что это книга и она ничего не стоит. Там была рукопись. Я узнал почерк и стихи.
— Какая марка была на посылке?
— Ничего не было. Там просто значился адресат: «Ворону».
— Что вы подумали на этот счет?
— Поначалу — ничего. При моем ремесле такое часто случается. Каждый думает, что умеет писать, и хочет быть опубликованным. Я ничего не подозревал, покуда не увидел почерк.
— А потом?
— Потом я подумал, что Джону Кольту не следовало оставлять подобных улик. Ведь это доказательство того, что он жив.
— В самом деле. А что за заведение на Принс-стрит?
— Притон Зеленой Черепахи.
— Зеленой Черепахи? — Хейс на минуту задумался. — Вы знаете, кто такой Томми Коулман, мистер По?
— Конечно, в «Томбс» он сидел в камере смертников напротив моего приятеля. Если верить газетам, этот ирландец мертв.
— Не более мертв, чем Кольт. Вы бы узнали его, если бы увидели?
— Ну, если он встанет из могилы… не знаю. Возможно.
— Кого-нибудь узнали в той пивной?
— Черепаху. Эту женщину невозможно забыть.
— Она сама отдала вам рукопись?
— Да.
— Там был кто-нибудь еще?
— Еще один член банды Томми Коулмана: хромой, с парализованными рукой и ногой.
— Щебетун Тухи?
— Это его имя?
— Прозвище.
— Там были и другие. Я слышал голоса. Они назвали еще одно имя. Я не помню, какое именно… — Поэт щелкнул пальцами. — Оссиан! Именно так.
— Оссиан? — Хейс снова задумался. — Мистер По, вы не могли бы принести рукопись Кольта?
«Из-под пера человека, который должен остаться безымянным…»
Несмотря на раздражавшие увеличительные линзы, констеблю пришлось прищуриться, чтобы полностью разобрать надпись на титульном листе. Сомнений быть не могло: перед сыщиком лежал тот самый поэтический опус, над которым он уже ломал голову на следующий день после побега заключенных.
Свершилось; однако ужасный страхМеня охватил — тела коснуться.Не мог бороться со мною прах,Но я желал, чтобы он мог очнуться.Схватить и ударить меня, как едваМгновенье ли, два тому назад.Я голову поднял — но онаСкатилась обратно, в кровавый ад.
Что же мне делать с ношей такой?Скорей запихни, засунь тело в ящик!Толкай. Сильнее! Коль хочешь, спойПесню его. Погоди. Оглянись!
Пихай! О, как ты неловок! Давай!Рассвет над землей — все светлей и светлей.Птицы щебечут; толкай, пихайТело внутрь — и беги скорей!Всего через час проснется народИ с грохотом двинется по мостовой.Прочь! Спасай свою жизнь!Ну вот —В последнем жилище обрел он покой.
Когда Хейс вернулся к экипажу, Бальбоа сидел под кленом, доедая принесенный из дому завтрак.
— Еще кое-что, мистер По. — Детектив обернулся к поэту. — Меня беспокоит некоторое сходство судеб Мэри Роджерс и миссис Осгуд. Я не хочу верить в то, что вы повинны в гнусных деяниях, однако налицо связь с обеими женщинами. Если бы я задал Фрэнсис следующий вопрос: «Предлагал ли вам Эдгар сделать аборт?» — что бы она ответила?
