Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер
После этого, второго честного предупреждения, я встал на ноги и пошел убивать Ленку.
А что еще мне оставалось делать?Глава тридцать пятая
– Мусик, ну ты же знаешь! Кошечке никогда не бывает скучно! У меня всегда лето! У меня всегда позитив! Фруктовое настроение гарантирую!
Она щебетала еще что-то подобное, но я закрылся одеялом с головой, и мне стало тихо и относительно спокойно.
Тогда я осторожно открыл один глаз и посмотрел по сторонам через щелки в одеяле. Слева я увидел сонную морду Берутли, обернутую вечно грязной косичкой сальных волос.
Сонная морда вяло подрагивала губами и даже отчетливо сопела носом, но глаза не открывала.
– Берутли, жаба, просыпайся уже! – тихонько попросил я, снова осторожно приподнимая голову над кроватью.
Впрочем, голая и бесконечно пошлая в каждом своем слове, в каждом своем движении девушка так и не заметила моего пробуждения, продолжая бодро щебетать по телефону. Она даже отвернулась к балкону, чтобы лучше видеть линию побережья с зонтиками и мелкими фигурками людей на пляже.
– Где я? Кто эти люди вокруг? – вяло возмутился я в потолок, и тогда блондинка торопливо забормотала в телефон:
– Слушай, Мусик, я тебе потом перезвоню. Щас они меня потрахают немного, а потом я перезвоню.
Блондинка бережно положила свой модный, в стразах и желтых брызгах, сотовый телефон на пол и встала на четвереньки, сладко потянувшись в направлении моря. Я почувствовал теплую волну желания только от одного ее первого движения и тут же услышал торопливый шепот Берутли:
– Ванька, ты спереди, я – сзади. Да куда ты, эфиоп, лезешь, это я – сзади!
Я не стал спорить, поскольку мне было все равно – важно было побыстрее избавиться от утреннего напряжения, сладострастно представляя себе при этом Марту во всем ее королевском величии.
Впрочем, иллюзии были развеяны немедленно. Блондинка с комфортом устроилась делать мне минет, уложив на мой живот «Космо» и перелистывая страницу каждый раз, когда Берутли слишком активно начинал двигаться с той стороны. Я глянул было, что за текст она там попутно читает, но глаза быстро устали косить, и тогда я, мягко отодвинув ладонью от себя ее крашеный рот, встал с постели и направился в ванную.
Я вспомнил, что Марта исчезла десять дней назад и что Ленка исчезла вместе с ней. А я ждал ее каждый вечер, и каждый этот вечер ко мне в номер приходил Берутли и, бодро улыбаясь, спрашивал:
– Вань, ты долго еще будешь кочевряжиться?
На самом деле, я и впрямь недолго кочевряжился. С некоторых пор каждое утро мы с Игорем брали канистру местного вина и шли по отелю, собирая в отдельное компактное стадо русскоязычных девиц, имевших желание весело провести этот день. Мы гнали этих телок на пляж, загорали их там во всех местах, а потом возвращали в отель и уже там вдумчиво проверяли, как они загорели.
Чудо, конечно, но ни я, ни Берутли за эту неделю ничего, кроме похмелья, не подцепили. Миша, кстати, тоже, хотя он вдруг, неожиданно для всех нас, пошел по другой части – к нам в номер теперь постоянно заходили жизнерадостные молодые люди, спрашивающие Мишу на всех языках, кроме русского. Однажды Берутли, шутки ради, намекнул по-английски, что даст координаты Миши только за деньги, и очередной улыбчивый мулат, явившийся к нам в отель, тут же достал двадцать евро, гордо демонстрируя новенькую купюру то мне, то Берутли.
Так мы доподлинно поняли, что навсегда потеряли товарища, но мне к тому времени уже было все равно, а Берутли и вовсе нырнул в пучину разврата так глубоко, что отвлекаться на подобные глупости ему тоже было бы довольно несвоевременно – девушки ждали, причем многие даже нетерпеливо сучили стройными ножками, выгуливаясь напротив нашего окна.
Надо ли отдельно объяснять, что причиной подобного успеха была не какая-нибудь абстрактная чудодейственная харизма, моя или Берутли? Что дело было в конкретных деньгах, которые водились у нас в неприлично большом для безработных петербургских журналистов количестве?
Когда я вылез из ванной, небрежно обтираясь полотенцем, в комнате сидели уже две блондинки, причем одетые, и Берутли, сам, казалось, в некотором изумлении, указывал мне на них:
– Знакомься, Ваня. Это Ирена, а это – Анжела.
Я ухмыльнулся ему в лицо и нагло сказал:
– Очень приятно. А ты кто такой?
У Берутли отвисла челюсть, но потом его лицо просветлело:
– Допился, значит, хронь?
– Не имею чести знать вас, сударь, – злобно сказал я Берутли и строго посмотрел на девиц. – Эти девушки мне также незнакомы. Я попрошу всех покинуть мой номер, пока не случилось непоправимого. Мне, отцу русской словесности, сейчас требуются тишина и покой. Я буду писать сонет про блядей.
Они, все трое, недоуменно таращили на меня глаза, и тогда я быстро содрал с себя полотенце, завязал на одном из его концов огромный узел и огрел им по голове ближайшую ко мне девушку.
Та пискнула, подскочила с дивана и понеслась к дверям, а Берутли ловко метнул в меня подушку и заорал:
– Ну все, кранты тебе, пьяная обезьяна!
Тут как раз открылась дверь, и в номер вошла Марта, за эти две недели загоревшая, как такса.
Марта проводила заинтересованным взглядом убегающую худосочную девушку, одобрительно посмотрела на меня, голого идиота, стоявшего посреди номера с полотенцем в руках, и сказала:
– Ваня, я пришла забрать кое-какие свои вещички. Ты ведь позволишь?
Я потрясенно развел руками, но опустились только руки. Все прочее страстно хотело Марту, и я стыдливо начал заматываться в полотенце, заодно развязывая узел на нем.
Марта ухмыльнулась мне одними глазами и прошла мимо меня в гостиную, нашла там свой редакционный пластиковый кофр, со всех сторон помеченный логотипами «Петербургского интеллигента», и принялась складывать туда вещички.
Когда я наконец замотался в полотенце, как подобает приличному джентльмену, Марта уже собралась и встала напротив меня, весело глядя то на меня, то на Берутли.
– Пока, мои дорогие алкоголики! Я улетаю сегодня вечером.
– Куда? – спросил я, впрочем, понимая бессмысленность этого вопроса.
Марта подошла ко мне поближе, аккуратно, по-сестрински, поцеловала в лоб, тут же отпрыгнула назад и только потом ответила:
– В Питер. Но потом мы еще немного попутешествуем. Я буду тебе звонить, Вань. Не обижайся. Ты хороший. Я тебя люблю.
Она уже пошла к дверям, и только тогда я сломался. Я побежал за ней, захлебываясь в умоляющем, унизительном крике:
– Не уходи, не надо! Марта, не уходи! Не уходи! Марта!
Ей, наверное, стало неловко, и она вышла очень быстро, почти выбежала из номера, а я стоял в дверях и слушал, как четко стучат ее босоножки по паркету гостиничного коридора.
– Че за шмара беспонтовая? – раздался равнодушный голос из гостиной, и я, сжав свои кулаки в огромные черные кувалды, повернулся к оставшейся там блондинке с одним намерением – вбить эти кулаки в ее поганый, спозаранку накрашенный красным рот.
Берутли тут же предупредительно поднял свои вздорные бледные ложноручки и задорно закричал мне:
– Спокойно, Ваня! Мы сейчас отомстим! Ты спереди, я сзади! И смотри не перепутай!
Глава тридцать шестая
Открывать глаза не было никакой возможности, поэтому я нашаривал надсадно звенящий телефон на ощупь, проводя рукой под кроватью, там, где обычно ночевали наши с Берутли мобильные телефоны.
– Алло? Алло? Я могу поговорить с Иваном Зарубиным? Алло? – В телефоне безобразно громко и даже несколько истерично кричала незнакомая мне женщина, которая безостановочно называла мое имя, как будто это имя является пропуском на бесплатное пивное пати или даже сразу в рай.
– Я слушаю. Это я. Зарубин слушает, – пробормотал наконец я, на самом деле так еще и не проснувшись.
– Иван Леопольдович Зарубин?! – заорала тетка так громко и торжественно, что я немедленно проснулся.
– Да, бля, Зарубин, – матюгнулся я, чтобы немного сбить эту неуместную и потому раздражающую торжественность.
– С вами сейчас будет говорить сам Главный Редактор Телекомпании, – уже суховатым голоском отозвалась неизвестная тетка, и в динамиках тут же раздался когда-то знакомый бас:
– Здорово, Зарубин! Это Сергей Хорьков, из «ТВР».
Я, сам себе удивляясь, вдруг вспомнил этого Сергея Хорькова – важного, солидного дядечку, который, несмотря на всю свою солидность, легко поучаствовал в последнем нашем проекте с Камминг – перегонке и монтаже отснятых в России телематериалов на технической базе той самой крутой телекомпании «ТВР». Помнится, каждый час монтажа обошелся нам в двести евро, из которых сто пятьдесят шло в карман этому самому Сергею. А монтировались мы почти четверо суток.
Для непонятливых перевожу: пятнадцать тысяч евро в одно гладкое, лоснящееся рыло и еще немного на пиво тем, кто, собственно, и работал – непосредственно самим монтажерам.
– Привет и вам, Сергей Иванович! – откликнулся я, мучительно продирая глаза. Вокруг тут же зашевелились в невнятном полусумраке обнаженные тела боевых подруг, и я осторожно поднялся с дивана, чтобы не тревожить людей понапрасну.
