Фридрих Незнанский - Ищите женщину
— Слушаю вас… Александр Борисович.
— Здравствуйте. Рэм Васильевич, надеюсь, посвятил вас в существо нашего вчерашнего разговора?
— В общих чертах. Но есть ряд сомнений…
— С этой целью и звоню. Чтоб прояснить. Когда вы могли бы подъехать к нам для разговора?
— Может быть, это лучше сделать Зотову? Он все-таки в курсе…
— В деле имеются некоторые нежелательные аспекты, усложняющие ситуацию. Правильнее было бы приехать вам.
— Д-да! Я понимаю, но… время, знаете ли… Все расписано по минутам… Когда же… когда же?… — Он, вероятно, листал или делал вид, что листает календарь и старательно выискивает паузу в своей безумно загруженной неделе. — А вот! Сегодня с двух до трех вас устроит?
— Я на месте, поэтому исходите из своих возможностей.
— Благодарю! Тогда встречная просьба: я сейчас подключу секретаршу и очень попрошу вас продиктовать ей ваш внутренний телефон и прочие ориентиры, чтобы я мог легко вас найти. Извините, до скорой встречи.
Турецкий продиктовал секретарше, что следовало, положил трубку и придвинул к себе ксерокопии рукописей. Он уже представил себе, как должен выглядеть первый кусок текста. Какую нести информацию. И вовсе не собирался свою следовательскую задумку отдавать на откуп журналистам, имеющим особое мнение, индивидуальный подход к общему решению темы, а также ее частностям, и с простотой, достойной лучшего применения, оперирующим с поразительной легкостью такими идиотскими терминами, как «читабельность», «интересабельность» и прочие «хренабельности». Опубликовано будет так, как надо. Это — первое. И второе — фактуру пальцем не трогать. Стилистику — это пожалуйста. Ну а фамилии и некоторые имена Турецкий уберет из текста сам. Для чего он вооружился черным фломастером-маркером, после которого текст будет выглядеть так, будто он прошел военную цензуру сороковых-роковых годов.
Первый материал должен быть ударным. Поэтому он будет иметь вид мозаики, предисловие к которой создаст сама редакция. Но тезисы, естественно, получат от Турецкого. А в сам текст войдут отрывки из дневников сына и отца: обязательно вербовка, как представление автора читателю, без упоминаний фамилий, затем эпизод обмена физика на разведчика — это интересно по материалу, после чего пойдут всхлипы Красновского в адрес Михайлова, а закончится публикация письмом самого Михайлова директору ЦРУ — о финансировании «исследований» института. Вот такая конфетка! И плевать, если это кому-то не понравится. Должен быть гвоздь, взрыв! Чтоб ждали следующей публикации. Которая может оказаться поспокойнее, описательнее. Но и для нее будет гвоздь — расследование Красновским убийства Бруткова. Ну а третий кусок — это собственно само расследование, проведенное Вадимом Кокориным, и, наконец, его гибель без объяснения причин. Так чтоб было ясно: они, эти причины, в документах, обличающих истинное лицо господина Михайлова. Остальные неиспользованные материалы — для потомков. Но эти три публикации дадут хороший повод для обращения к американской Фемиде. А там пусть делают, что хотят.
А что касается фамилии Апостолу, засланного сюда киллера, то Турецкий не лукавил, разговаривая на эту тему с генералом Наумовым, как и не подсказывал ему способ решения проблемы. Такова была обычная практика. Раз «засветился» — хана. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но такой «засветки» ни одна служба не прощает — ни у нас, ни, надо полагать, у них. Так что вопрос тут скорее риторический. Дело возбуждено, убийца назван, заказчик, как обычно, остался в стороне. С незапятнанной репутацией. Михайлов к этому отношения не имеет, но пострадает. Из соображений высшей справедливости. А ее подтвердит, в свою очередь, общественный резонанс, который будет возбужден публикациями. Те, что будут подготовлены исключительно в собственных эгоистических целях господином Турецким. Одним словом, дом, который построил Джек… и так далее.
Тоже ведь обмен: мы вам — информацию, а вы нам — резонанс…
Позвонил Грязнов:
— Ты где все утро пропадаешь?
— Принимали Наумова.
— И?
— Сказал, что генералу Грязнову недолго уже задирать нос.
— Серьезно?!
— А за что стараемся? Пашем — за какие тити-мити?
— Не просквозят снова?
— Вот как стану президентом, так сразу и отвечу.
— Тогда не спугни. Я по вчерашнему. Дома беспокоить не стал.
— Ну вот, Славка, хвостов мы, полагаю, больше не увидим. И вообще, я намерен сегодня же пригласить сюда Влада Богаткина и открыть перед ним карты. В той мере, в какой нам с тобой это выгодно.
— Погоди, я что-то не совсем понимаю. Сам-то генерал что, неужто принял такое решение? Ты понимаешь, о ком я?
— Ну а как же! Я считал: он три раза меня «молотком» обозвал.
— Ого! Это ты, можно сказать, на генерал-полковника тянешь! Смотри-ка, на обгон пошел, господин «важняк»!
— Тьфу, тьфу, тьфу!
— Ну а как тебе вчерашний паб-крол?
— Грязнов, — вздохнул тяжко Турецкий, — как вы все обожаете форсить, а того не понимаете, что опошляете великую идею! Я и твоему капитану сказал, что это делается не бегом, а ползком, и не по ресторанным ориентирам, а от стойки к стойке. Только тогда имеется смысл. Разницу чуешь?
— Чую, — рассмеялся Вячеслав. — Скоро, как я понимаю, нам хороший повод и представится! С Владленом сам будешь толковать или и мне присоединиться? У нас с ним как-никак замирение.
— Подскочи. У меня в три будет главный редактор из газеты «События и люди», а часиков в пять можно собраться. Ты уж тогда возьми на себя заодно труд, звякни ему, ладно?
— Нема вопросов. А с публикацией, значит, тоже решили? Есть добро?
— Добро-то, Славка, я получил, а вот теперь думаю.
— Сомнения?
— Газета ж еженедельная! Это нам что же, целый месяц ожидать трех каких-то публикаций? Нерентабельно выходит, но, с другой стороны, корреспондент работал по их командировке, был их собственным сотрудником… этика, понимаешь.
— А ты им поставь заведомо неприемлемые условия.
— Вот и думаю. Придется, наверное.
Зазвонил внутренний телефон. Турецкий снял трубку, прижал ко второму уху. Дежурный докладывал, что явился посетитель из газеты «События и люди».
— Пропустите, — сказал Турецкий, положил трубку и — Грязнову: — Ну вот, прибыл. Так вы тогда созванивайтесь и — до встречи.
НУЖНАЯ ВЕРСИЯ
Этот Леонтий Натанович оказался достаточно молодым человеком, лет на тридцать с небольшим, но и внешним видом, и повадками больше напоминал не журналистского червя вроде Зотова, а «нового русского» в его не самом худшем варианте. Хорошо, модно одет, благоухает, чисто выбрит, неброский, дорогой галстук, несколько старомодный, но настоящий английский твидовый пиджак. Главное — удобство. И — открытая улыбка. Хотя в здании Генеральной прокуратуры как-то не очень принято улыбаться, с добром сюда почти не ходят. Разве что утренний Наумов был редким исключением, но у того и причина была соответствующая.
Турецкий почувствовал интуитивно, что разговор с главным редактором может оказаться трудным. Такие люди просто не сдаются. Да, в общем, и политика его газеты всегда отличалась независимостью мнений.
Зотов, как быстро понял Турецкий, посвятил своего главного в задумки следователя. Причем выкладывал информацию определенно со знаком минус. Это было ясно почему: собственная шкура потела. Да и узнай тот же Борис Николаевич о готовящейся публикации, он бы из кожи вылез, но сорвал сие мероприятие. А как эти «деятели» — по выражению причастного к ним по роду службы генерала Наумова — умеют «срывать мероприятия», никому не нужно рассказывать.
Вот и Турецкий, совершенно определенно намекая на возможную утечку, которая могла бы оказать важную поддержку следствию, попутно как бы намекал на вероятное недовольство чиновников из определенных спецслужб. Словом, ходил вокруг да около, вроде и предлагая, а с другой стороны — не решаясь утруждать.
Главный, вопреки позиции Зотова, оказался человеком решительным. Он сказал, что готов прямо тут, что называется, не отходя от кассы, просмотреть любые материалы и принять по ним решение. А что касается еженедельника, как такового, то и тут у него есть некоторые мысли, которые он мог бы изложить следователю. Кончилось тем, что Турецкий положил перед ним отчеркнутый текст и попросил прочитать, как это ни трудно.
Но он забыл: то, что сложно всякому нормальному человеку, для настоящего газетчика никаких препятствий не представляет. Главный читал молча и быстро, никак ни на что не реагируя. Закончив, вопросительно взглянул на Турецкого.
Александр Борисович с уважением отметил его оперативность и буквально на пальцах изложил свое видение дальнейших публикаций. О чем конкретно, в какой последовательности, какие документы можно было бы использовать в качестве иллюстраций. А затем в этой же последовательности положил на стол и материалы.
