Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– Просыпайся, – раздался совсем над ухом Бабин голос. Ева вскочила, ударилась затылком о край кровати и подавилась криком. Болело жутко, как будто по голове ударили поленом.
– Глупая, – сказала Баба. – Сюда отец идет. Давай.
Ева села рядом с тумбочкой, стала ждать.
Дверь вскоре распахнулась, и снаружи заструился слабый свет. Отец стоял хмурый, в нечистой рубашке. На правой руке у него виднелась кровь, и Ева подумала, что он сейчас ее убьет.
На улице было светло и как будто празднично. Братья и сестры собрались у крыльца молельни и что-то разглядывали. Отец оставил Еву с остальными, а сам ушел в молельню.
– Ты где была? – спросил Еву один из смуглых близнецов. Он был младше Евы всего на год, но еще пока спал в комнате для самых маленьких, где всегда ночевала одна из старших сестер.
– У Бабы, – сказала Ева. – А там что?
Близнец показал рукой на глаза, потом стукнул себя по плечу.
– Злата там, у колодца.
Он еще изобразил что-то пальцами, потом потянул к себе брата, который до этого прятался за юбкой смуглой сестры. Брат (точно такой же, потому что близнец) заметил Еву и выпучил на нее глаза.
– Где была? – спросил он. Показал тоже – ткнул пальцем вниз, вверх, провел рукой над головой.
– У Бабы. – Ева от него отмахнулась, прошла мимо к краю толпы. Хотелось посмотреть на Злату.
Старшая сестра сидела на земле у самого колодца совсем голая, только на шее у нее висела тяжелая цепь, на которую обычно запирали мастерскую. Другим своим концом цепь была намотана на деревянную колоду, ее кто-то ночью или рано утром прислонил к колодцу. Злата водила головой из стороны в сторону, так что волосы все время закрывали ей лицо, и Еве никак не удавалось его рассмотреть. А рассмотреть хотелось, потому что на затылке у сестры виднелся черный шнурок. Наконец Злата запрокинула голову, мотнула, и волосы все упали за спину. Стала видна синяя и красная от синяков грудь, а еще повязка, которая закрывала сестре глаза. Рядом с Евой вздохнула одна из сестер.
– Чего с ней? – спросил близнец. Еве тоже было интересно, но сестры смотрели хмуро, и спрашивать их ни о чем не хотелось.
– Глаза ей черти закрыли, – сказала толстая сестра, – теперь отец их лечить будет, чтобы снова верно смотрели.
– Куда? – спросил близнец.
– На Бога. – Сестра хлопнула близнеца по затылку. – И ты тоже смотри, а то и тебе глаза вылечат.
Близнец сел на землю и заплакал. Как будто услышав его, Злата открыла рот и завыла, жутко и заунывно. Ева заметила, что не только грудь, но и ноги, и бедра, и живот у сестры покрыты синяками. Злату как будто прокатили по камням и потом еще сверху кирпичами забросали – такая она была красная. По ее левой ноге текла кровь. На щиколотке она мешалась с грязью и сворачивалась коричневыми комками.
Вдруг Злата вскочила, побежала к молельне, но цепь натянулась, дернула ее за горло. Вой оборвался – сестра упала на спину, засипела, хватаясь за цепь руками.
– А Акся где? – спросила Ева у толстой сестры. – С ним что?
Сестра посмотрела на нее угрюмо, сплюнула в сторону.
– Другого себе жениха найди, – сказала она.
Вечером колоду, к которой была прикована Злата, перенесли на кухню, чтобы сестра могла мыть посуду. Она уже больше не выла, а скулила, словно побитая собака. Рядом с ней даже и дурная сестра выглядела здоровой. Ева только раз забежала на кухню посмотреть, а вот другие младшие там почти весь вечер проторчали, чтобы узнать, как старшую заставляют посуду мыть.
А потом всех детей, и самых младших, и тех, кого уже пускали на уроки в молельню, отец собрал на крыльце. Еву усадил рядом с собой, остальные же расположились на ступеньках.
– Сегодня вам всем урок будет, – сказал отец, – о том, что такое черти и бесы и как они в человека входят.
Ева слушала затаив дыхание. Ей очень хотелось, чтобы отец рассказал о том, что случилось с Аксей и Юликом.
– Бес, – сказал отец, – своего ума не имеет. Он как червь, который ест древесину и не знает, что из этой древесины дом сложен. Жрет все, вгрызается, разрушает. Вот так же и бес, если попадет в душу, начнет ее изнутри грызть. Поэтому те, в ком бес завелся, ходят кривые – у них душа кривая. И если беса вовремя не изгнать, то душу он вконец выест, и останется от человека только тело, которое само ходить не может. Ты в себе беса как болезнь чувствуешь – он тебя ест, выгрызает тебя, а тебе больно и страшно, и нужно тогда молиться, чтобы бес из тебя вышел. Каждый день себя оглядывай, проверяй, нет ли в тебе беса. Если где кровь, или новый синяк, или если болит где – значит, бес в тебя клыки вонзает. Изгоняй его молитвой и постом и Богу и братьям поклонись. Скажи: во мне бес, и не в моих силах с ним совладать.
Отец сжал Евино плечо там же, где утром, и она чуть не вскрикнула. Рука у отца была сильная, будто до кости дотягивалась.
– А черта человек в себе разглядеть не может, – сказал отец, – потому что черт у человека не душу ест, а разум. Черта до души Господь не допускает, и такой черт пытается человека с пути сбить. Соблазняет разум. Покажет красивый светлый дом или дорогую невесту, пообещает все человеку дать, если тот от молитвы откажется. Но без молитвы человек свою душу оставляет открытой, а тогда туда и черт, и бес войдут. И вылечить такого человека только Господь может, потому что без разума и без души человек к молитве уже не вернется. Сгниет заживо, кишки на землю высыплет, головой расколется, словно гнилое яйцо. Такому человеку и место одно – ад, в котором его тело будут пытать, а душу разорвут и вывесят так, чтобы все видели: душа у человека была из лоскутов, вся изъеденная. Нет такому человеку прощения от Господа, и нет ему места в Царствии Божьем, и никогда не будет.
Перед сном Ева себя всю осмотрела. Кровь у нее, как у старших девочек, еще не шла, а болело только плечо, которое отец сжал, но все же Ева за плечо помолилась, чтобы бес ее не грыз:
Господи, защити рабу Твою Еву от всяких бесов и чертей, чтобы они ее не кусали и до души не добрались.
Потом забралась под одеяло и долго лежала, глядя в потолок. Сон не шел, но зато плечо болеть вскоре перестало. Видимо, Бог услышал молитву. Тогда Ева прочитала еще одну, за спасение брата Юлика:
Господь, Иисус Христос, спаси и сохрани душу раба Твоего Юлика, и дай ему жить в Царствии Твоем Вечном.
Сразу на душе стало легче. Ева верила, что брат обязательно на небеса попадет, что бы с ним ни случилось.
А в колодце было темно. На ночь колоду и прикованную к ней женщину снова выволокли на двор, и человек, сидевший на дне колодца, слышал, как женщина стонет. Слезы у нее давно кончились, голос пропал – но она продолжала беззвучно рвать связки, потому что ее голову сковало нестерпимой, едкой болью. Мокрая повязка жгла глаза, медленно стирала с лица кожу. Человек в колодце слушал и злился. Ему хотелось, чтобы женщина прыгнула в колодец, и тогда он разорвал бы ее легкие и заставил ее заткнуться.
– Сюда иди, – позвал он тихо.
Женщина не услышала. Силы у нее кончились – только одна вывернутая левая рука скребла камни колодца. Губы безвольно шевелились, будто бы читая молитву, а на самом деле просто пересчитывая перебитые
