Почти мертвы - Сьюзен Уолтер
Может, мы с Холли все-таки очень похожи. Мы обе жили во лжи.
А теперь обе живем так, как нам предначертано.
Джек
Актерское мастерство заключается в том, чтобы найти правду в выдуманных ситуациях. Да, это кажется парадоксом, именно потому и трудно. Задача актера – быть абсолютно честным, притворяясь кем-то другим в месте, замаскированном под что-то другое, и рассказывая при этом выдуманную историю.
Хороший актер мастерски умеет обманывать. Иногда мы так погружаемся в роль, что грань между реальностью и воображаемым размывается. Я никогда не влюблялся в партнерш по фильмам, но понимаю, почему такое случается. Если человек на самом деле хорошо притворяется, что кого-то любит, иногда ему удается одурачить даже себя самого.
Мой сын – не актер, но когда пресса решила, что он сжег дом своей девушки, свихнувшись от ревности, хорошо сыграл свою роль. Это все для него упростило, потому что даже его отрицания выглядели доказательством, что пресса права – он слишком рьяно возражает!
Однако один человек не поверил в эту историю – его мать. Она слишком хорошо знала сына. Она чувствовала, что та девушка ему безразлична. И не повелась на уверения прессы.
– Не думаю, что он влюблен в ту девушку, – сказала она, когда его арестовали. – Он не вел себя как влюбленный.
Она спросила, верю ли в это я и не кроется ли тут что-то другое. Я испытывал искушение солгать, но знал, что, даже со всем своим актерским мастерством, не сумею ее обмануть. Я не знал, как играть в этой выдуманной истории. Кейт понимала, когда я играю. И сразу вычислила бы обман. От нее правды не скроешь.
Я рассказал ей в воскресенье, а в понедельник она собрала вещи и уехала. Мой сын сидел в тюрьме, Эван уволился, и впервые в жизни я остался в полном одиночестве.
У меня не было под рукой пузырька с викодином, но есть и другие способы сделать то же, что и Холли, и если б я набрался смелости, то мог бы попробовать. В те недели я спал где угодно, только не в собственной спальне, и ел на кухне стоя, лишь бы не видеть пустое место Кейт. И еще я много думал о Холли. Я стыдился того, что пытался похоронить горе этой женщины, подарив ей шикарный дом. Теперь я понимал, как глупо было думать, будто принцесса захочет жить в замке без своего принца, и как жестоко было вообще такое предлагать.
Через неделю моей изоляции в дверь позвонил человек в костюме. Я принял его за представителя закона и приготовился к тому, что меня отвезут в тюрьму. Но это был не полицейский. Это оказался адвокат, которого нанял Эван для моего сына. Я чуть не прослезился от такой заботы. После всего, через что я заставил его пройти, он все еще беспокоился обо мне. Тогда я окончательно понял, что не заслужил такого отношения, и почувствовал искреннее облегчение от того, что он меня покинул.
Я думал, что пресса втопчет меня в грязь, но в итоге журналисты, возможно, спасли мне жизнь. Потому что сочинили свою версию истории – мой сын болен, жена бессердечна, а я – жертва. Мои поклонники со всего мира присылали мне сообщения, выражая любовь и поддержку. Моя звезда не закатилась, а, наоборот, поднялась на новую высоту. Студия умоляла меня снять фильм. У меня был отличный сценарий, написанный репортером-расследователем, и я согласился. Теперь мои дни проходят в вихре подготовки к съемкам. Я занят, как лопата в метель, но мысли о Холли все равно просачиваются. По ночам тяжелее всего, но помогает виски, а на случай, если этого будет недостаточно, у меня есть кое-что покрепче. Когда придет время снимать фильм, я на время притворюсь кем-то другим, как это делала Холли: взятые напрокат костюмы, новая стрижка, выдуманная предыстория – все ради маскарада.
Фильм закончится, как и все фальшивые жизни, и, как и Холли, я опять стану собой. И, как и Холли, продолжу горевать. Да, ее горе омрачено необратимостью смерти, но мое насквозь пропитано стыдом и сожалениями, которые так же неумолимы и горьки.
Если потерю можно измерить, думаю, и я, и Холли получили сполна. Смерть хуже, чем развод, но дочь Холли, ее добровольная сообщница, по-прежнему на свободе, а мой сын – за решеткой. А самый преданный друг перешел на ее сторону.
Свершилось ли правосудие? Вернулись ли мы к равновесию? Восстановлен ли баланс? Если б покойник мог говорить, сказал бы он, что мы получили по заслугам?
В поисках ответа я заглядываю в свое разбитое сердце.
Как и жизнь, моя душа лежит в руинах. Я заглядываю в нее и вижу только пустоту. Это все равно что умереть.
Благодарности
Когда друг или член семьи просит прочитать свою первую книгу, нужно набраться мужества – особенно когда знаешь, что тебе будут задавать всевозможные вопросы, включая самый каверзный: «Тебе понравилось?» Хочу поблагодарить моих отважных первых читателей – Либби Хадсон Лайдекер, Селу Виктор, Эйми Симтоб, Миранду Левин, Марию Шнайдер, Ванду Фродис, Лену Ротменш, Ирен Орновиц, Авиталь Орновиц и Дженни Смит за то, что они согласились ее прочесть, а Дебру Левин – за то, что была самой первой (и поощряла меня писать дальше). Я в долгу перед Маргарет Хауэлл за то, что она внимательно правила грамматику, и перед Джонатаном Гроффом за то, что научил меня новому слову, и теперь я могу притворяться, будто всегда его знала. Карен Гласс и Энди Коэн изменили мою судьбу, и я очень им обязана. Виктория Сэйнсбери-Картер одарила меня своей особой магией, заманив в новый мир, а Алетея Блэк была тем надежным компасом, который помог найти дорогу. Спасибо доктору Мартину Беннету за помощь с медицинскими терминами, и литературному гению Дэвиду Уолтеру за то, что всегда подталкивал писать лучше. Спасибо всем друзьям и сторонникам, которые искренне говорили: «Ты молодец», это помогло больше, чем вы думаете. Эта книга посвящается моей матери, Майле Уолтер, которая позволяла мне быть угрюмой художницей еще долгое время после того, как это перестало соответствовать возрастным нормам, и моему отцу, Эдварду Уолтеру, который на собственном примере научил
