Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
– Где гитара этого дурака? – завизжала Танечка, оглядевшись по сторонам, – дайте её мне, я его немедленно трахну этой гитарой!
Гитару Танечке дали – правда, не Ромкину, а другую, вконец убитую. Именинница начала сгрызать с неё погнутые колки, давая этим понять, что она относится к оскорбителю далеко не так плохо, как стоило бы к нему относиться. Трое парней и Верка её схватили.
– Зубы сломаешь, овца дебильная! – заорала скрипачка, отняв гитару, – трахни его чем-нибудь другим!
– Несносная обезьяна! – взревела Танечка, – ты меня предала! Я пошла топиться!
И побежала она блевать, действительно утопая в своих слезах, так как, кроме пива, жахнула ещё сто грамм коньяку, бутылку шампанского и пивную кружку ликёра. Когда она приползла назад, уже зеленея не только своими сказочными глазами, но и лицом, Чигринов играл "Кометы", подключив к комбику электрогитару «Джексон». Девочки танцевали, и Верка – лучше других, поскольку была полностью трезва. Рита же примкнула к парням. Они улюлюкали и свистели. Сидя у одного из них на плечах, она занималась тем же, а когда Рома закладывал совершенно неимоверные рифы – дико визжала, стуча по бедному парню пятками.
После адского рок-н-ролла Риту ссадили, а Танечку усадили – но не на парня, а на диван, и дали ей соку. Она маленько опомнилась, можно даже сказать – чуть-чуть.
– Зачем ты так нажралась? – ругались три Верки, иногда, впрочем, сливавшиеся то в две, то в одну, – совсем, что ли, дура? Домой ты пойдёшь пешком! Не повезу, ясно?
Таня молчала. С Веркой ей говорить сейчас было не о чем. Для неё было шоком то, что все остальные парни и девушки продолжали пить. Она бы сейчас точно предпочла, чтоб её сожгли на костре, чем влили ей в рот хоть рюмку. Кто-то к ней присоседился, попытался обнять. Она оттолкнула. Вдруг перед ней появилась Рита. Сначала, то есть, их было, как Верки, три, но Танечка напряглась, и две отвалили. Осталась только одна, с мобильником.
– Танька, – проговорила она, – гляди, что он пишет! – и поднесла телефон поближе к глазам, – "Пожалуйста, выйди! Нужно поговорить!"
Танечка молчала.
– Какого хера молчишь? – разозлилась Рита, – Что мне ответить ему?
– Кому?
– Ты что, идиотка? Ну тебя на …!
– Ну меня на …, – с готовностью согласилась Таня, вдруг завалившись на правый бок, – я тоже так думаю. Мне ужасно.
Закрыв глаза, она отрубилась. Рита взволнованно огляделась по сторонам. Вдруг заметив Рому, который весело разговаривал с двумя девушками из группы "Шизофрения", она к нему подошла.
– Рома, ты мне нужен!
Очень внимательно на неё взглянув, гитарист сказал своим собеседницам:
– Извините дамы. Дело серьёзное.
Девушки понимающе улыбнулись. Рита очень спешила. Проследовав за ней в холл, Чигринов спросил, что произошло. Она к нему повернулась. Её лицо было очень бледным.
– Рома, ты можешь выйти со мной на улицу?
– Разумеется. Но зачем?
– Я пока не знаю. Вполне возможно – затем, чтобы умереть.
Рома улыбнулся, и они вышли на улицу.
Глава четырнадцатая
Стояла уже глубокая ночь – ближе к трём, чем к двум. Небо над Москвой, вскинувшей к нему багряное зарево, пламенело. Холод осенних звёзд – более пронзительных, чем июньские, делал душу невосприимчивой ни к чему, кроме зова вечности. Он тоскующе доносился из бесконечного далека, как звук трубы викингов. Город спал.
Из большого джипа, стоявшего на парковке, среди нескольких десятков других машин, вышел молодой человек. На нём был костюм. Приблизившись к Рите и гитаристу, которые закурили, стоя возле дверей, он произнёс:
– Здравствуйте.
– О, Артём! – улыбнулась Рита, зевнув, – Как вы респектабельно выглядите! Костюмчик, часики. А откуда у вас такая машина? Ведь вы – всего лишь бедный художник, рисующий за копейки портрет какого-то лейтенанта Росгвардии! А бейсболка где? Потеряли?
– Я и сутулиться перестал, – прибавил художник, – а заодно и кашлять. Бросил курить – и вот результат. Ну, хватит дурачиться! Я надеюсь, ты понимаешь, что если я предложил тебе разговор, то тема серьёзная. Ты не очень пьяна?
– Не очень, так что в машину к тебе не сяду. Как ты узнал, что я здесь?
Серёжа очень внимательно посмотрел на Чигринова. Тот курил, совсем на него не глядя. Чёрный асфальт пустого проспекта, блестевший под фонарями, ему казался гораздо более интересным.
– Ромочка, – обратилась Рита к новому своему знакомому, – познакомься, это Серёжа. Он – сын высокопоставленного сотрудника основной силовой структуры нашей страны.
– Ну, тогда понятно, как он узнал, что ты здесь, – усмехнулся Рома, сплюнув на тротуар, – они очень бдительно контролируют неформальные клубы. Боятся, что экстремизм в какой-нибудь песенке просочится! Тебе охота с ним разговаривать?
– Вы неправы, – заговорил Серёжа, – точнее, правы, но не совсем. Я ведь не имею касательства к силовым структурам, по крайней мере – прямого. Я буду полностью откровенен с вами, поскольку Рита откажется говорить со мною наедине, а вы, судя по всему, её близкий друг. Она мне не безразлична. Ей угрожает опасность, предотвратить которую я уже не могу.
– Ого! – воскликнула Рита, бросив окурок, – Вот это номер! А, впрочем, я ожидала этого. Ожидала. Но как же так, Серёженька? Ты ведь мне говорил совершенно твёрдо, что всё берёшь на себя, что ты устранишь любую угрозу! Ты гарантировал неприкосновенность моих стихов и жизни моей!
– Стихи неприкосновенны, – сказал Серёжа, – они никуда не денутся. Хочешь знать, почему? Потому, что если даже ты отречёшься от них, сожжёшь их на Красной площади и растопчешь пепел ногами, это тебя уже не спасёт. Ты перешла грань. Ты слишком заметна. Тебя читают сотни тысяч людей. А может быть, даже и миллионы. Это – угроза авторитету власти. У тебя есть возможность уехать. Я скажу больше – тебе дают такую возможность. Через два дня её, может быть, не будет, этой возможности. Понимаешь?
– А если я не уеду, что тогда будет? – спросила Рита, – сначала быдло потопчет меня ногами, потом – три года за экстремизм, кощунство и разжигание ненависти? Я правильно поняла тебя?
– Быдло может случайно и растоптать. Случайности бывают очень и очень разные. И команда "Фас!" уже прозвучала. Всё то, что было до этого – ерунда. Им нужно, чтоб ты уехала. Очень нужно. Но долго ждать твоего отъезда они не будут.
– Но ведь они, наверное, знают, что уезжать мне некуда, да и не на что, – возразила Рита, – или они дошли уже до того, что готовы мне посодействовать? Интересно. Весело. Но ведь это глупость с их стороны – выдвинуть такого посредника! Они что, совсем идиоты там? А, Серёженька?
– Разрешите поинтересоваться, – вмешался Рома, – вы разрешаете? Хорошо. почему вы думаете, что если она от своих стихов отречётся, это её не спасёт? Для вас – я не лично вас имею в виду, было бы полезнее, если
