Тигровый, черный, золотой - Елена Ивановна Михалкова
В трубке охали и ахали. «Молодой мужчина!.. Жить бы еще да жить… А он от чего умер?» Илюшин задал несколько вопросов для проформы, услышал то, что знал и без нее – что она не общалась с Тарасевичем последние несколько месяцев, поблагодарил за помощь следствию и попрощался.
Следующий телефонный номер принадлежал мужчине. Макар выступил с тем же текстом, сообщив, что расследует смерть ювелира Тарасевича.
– О как! – глуховато крякнули в трубке. – Умер? Неужели убили?.. Ну, иначе вряд ли следствие занималось бы его смертью. Я-то в Португалии, два месяца уже здесь… А чем помочь-то могу?.. А, понял-понял… Нет, давно его не видел. Год назад в последний раз… Эх, жаль человека… Ну, удачи вам, товарищ майор!
Макар, сильно выросший в звании, в честь этого заказал еще горячий шоколад. Выпив его, он позвонил по третьему номеру.
– Анатолий? День добрый. Я веду расследование по факту смерти Петра Тарасевича. Вам такой знаком?
Молчание.
– Знаком, знаком, – с расстановкой сказали в трубке. – Доигрался, значит…
Вот она, та рыба, которая ухватила червя и потянула в глубину!
– Мне бы с вами лично встретиться, задать пару вопросов, – проникновенно сказал Макар. – Много времени не отниму.
– Да чего в долгий ящик откладывать… Подъезжайте сейчас.
* * *Анатолий Ефременко дожидался сыщика на улице перед домом. Он прохаживался по тротуару, курил. «М-да, в таком не заподозришь “золотого” клиента», – подумал Макар, подойдя ближе. Он даже предположил, что это не тот человек, который ему нужен. Но мужчина бросил окурок в урну, обернулся к нему и, прищурившись, спросил:
– Вы мне звонили?
Щуплый, сутулый, с обвисшим старообразным лицом.
А голос – басовитый, основательный и неторопливый. Словно от другого человека.
– Хотел я предложить вам на детской площадке посидеть, а дождик начинается. – Ефременко потер лысеющую голову. – Пойдемте, что ли, в машину. Домой не приглашаю, извините – у меня там генеральная уборка в самом разгаре.
Машиной оказался «Лендкрузер» последней модели. Рядом с ним Ефременко выглядел так, словно машину взял на вырост.
– Почему вы сказали, что Тарасевич доигрался? – спросил Илюшин в лоб.
Ефременко потер пальцами, будто растирая что-то невидимое в пыль.
– Тут история с предысторией. Супруга моя, она камешки любит, – сказал он наконец будто нехотя. – А у меня с фантазией плохо. Подарки всякие, ритуалы – это не про меня. Я вон розы могу, а остальное – возьми деньги, купи, что сама хочешь. Лучше и не придумаешь, верно?
Илюшин издал невнятное восклицание, которое можно было трактовать как угодно.
– Ну, супруга обижалась. – Ефременко коротко дернул плечом. – А однажды мне статейка пустая попалась на глаза про то, кому какие драгоценности подходят по гороскопу. Я такую идею сочинил: дарить ей изумруды. Ну, не каждый раз, но регулярно. Только не у этих, – он неопределенно кивнул, – где за имя переплачиваешь втрое… А чтобы нормальное вложение. Если, не дай бог, со мной что случится, она могла бы камушки продать и нормально существовать, не впроголодь. Запас на черный день. Это у каждой женщины должно быть, – с глубоким убеждением сказал он. – Жизнь у нас такая… Вот моя бабушка ложечки закупала, позолоченные, с рисунком. Хотя это я не о том… Да. Так я нашел ювелира.
– Петра Тарасевича?
– Да.
– Как вы его нашли?
– Кто-то порекомендовал, уже не помню. Сказали, что он как раз с изумрудами работает. А я приценился кое-где, но ничего не понял: то за копейки отдают кольцо с огромным булыжником, то за крохотные серьги просят столько, что глаза на лоб… Как разобраться? Тарасевич мне провел небольшой ликбез. Многое стало ясно. Я у него на пробу – осторожненько так, издалека – заказал колечко. Ну, не совсем пустяк, но камень не очень значительный. Хотел оценить работу, не кидаться с разбегу ему в объятия.
– И что сделал Тарасевич?
Ефременко неопределенно помычал.
– Сделал какое-то… Нет, выглядело симпатично. Но я, когда камень увидел, разозлился. Я ведь ему поручил подобрать изумруд, доверился. И, значит, вижу: цвет камня красивый, сочный, но внутри как бы трещинки. Я тогда не знал, что они называются включениями. Две у самой поверхности. Я из себя терпилу строить не стал, сразу высказал Тарасевичу, что меня такое не устраивает. Пусть других разводит.
– А Тарасевич?
– Рассмеялся. Без всякой злобы, без желчности. Идите, говорит, Анатолий к любому геммологу по вашему выбору, а за кольцо мне пока ничего не платите. И деньги за изумруд я вам возвращаю, вот, пожалуйста, возьмите. Заплатите мне столько, сколько сочтете нужным. – Он улыбнулся, и сухое его лицо смягчилось. – Очень меня тогда это… подкупило, удивило, озадачило – даже не знаю, как выразить. Я нашел спеца, показал ему кольцо. Тот дал заключение. У меня и официальная бумага дома лежит, но если своими словами – отличный камень, а включения у изумрудов за недостаток вообще почти не считаются. Оказывается, их может быть чуть ли не пятая часть в камне, а его все равно будут высоко оценивать. Я тогда хорошо запомнил, что к изумруду применимы сниженные требования о количестве включений. Ну, я вернулся к Тарасевичу, заплатил ему хорошо и сверху набросил, не пожалел. За урок… – Он помолчал и повторил: – Да, за урок. И как-то после этого случая проникся к нему. Он ведь мог удариться в амбицию, высмеять меня, и заслуженно, чего греха таить… Я, невежда, полез в чужую область… Потихоньку начал заказывать у Тарасевича украшения для супруги. Он на изумрудах собаку съел. Объяснил мне, что они будут только дорожать. Их немного добывается по сравнению с алмазами… Самые красивые, говорил, в Колумбии: очень чистого зеленого оттенка, без примеси голубоватого. Для моей супруги он в тот раз, для кольца, использовал колумбийский камешек. А девяносто процентов изумрудов, которые на нашем рынке выдаются за малышевские – вы знаете Малышевское месторождение? – на самом деле привезены из Бразилии. Так-то, он объяснял, наши камни очень хороши, вот только их мало, а потому они дорогие. На рынке ведь что ценится? Редкость. Уникальность. Как и везде.
Видно было, как нравится ему говорить об изумрудах. Илюшин осторожно вернул его к теме беседы:
– Сколько лет вы заказывали ювелирные изделия у Тарасевича?
– Семь. Даже восемь. Под конец так ему доверял: только звонил и объяснял, в какую сумму планирую уложиться, а остальное он подбирал сам: и камни, и дизайн. Я, говорил, смотрю на камень и понимаю: не надо его в кольцо, он должен на шее лежать, на розовой коже. Именно на розовой, без желтого подтона, чтобы зелень заиграла, расцвела. Я ему доверял. Доверял, – повторил Анатолий и тяжело вздохнул.
– А что потом случилось?
– Он меня обманул. У нас с супругой год назад был юбилей, тридцать лет семейной жизни. Событие?
– Событие, –
