Джейсон Сэтлоу - Убийца с нежными глазами. Сборник

В пять часов Эш извинилась и оставила нас вдвоем. Манеры Хелен сразу стали резкими и повелительными.

— Теперь расскажи мне об этом деле с Лансом.

Я просветила ее по этому вопросу. Эш, видимо, ей все рассказала, но Хелен хотела услышать все еще раз от меня.

— Я хочу нанять тебя,— сказала она твердо, когда я закончила.

— Я не могу сделать этого, Хелен. Для начала потому, что мой адвокат не хочет, чтобы у меня были бы какие бы то ни были дела с Лансом, и я, конечно же, не могу принять работу, исходящую из семьи Вудов. И так все уже выглядит, словно мне кто-то платит.

— Я не хочу знать, кто за этим стоит,— сказала она.

— Я тоже. Но, предположим, выяснится, что это один из вас. Я не хочу вас обидеть, но такого варианта тоже нельзя исключить.

— Мы должны прекратить это безобразие. Терпеть не могу все эти сделки у меня за спиной, особенно когда втягиваются люди, не имеющие к компании никакого отношения. Будешь держать меня в курсе дела?

— Если будет важная информация, то конечно. Я с удовольствием поделюсь всем, что смогу выяснить. В первый раз мне не нужно охранять интересы своего клиента.

— Скажи мне, чем я могу помочь?

— Расскажите мне в подробностях детали завещания Вуда, если это не слишком личное. Как разделилось его поместье? У кого контрольный пакет акций компании?

Ее лицо исказилось гримасой гнева.

— Это было единственное, о чем мы долго спорили. Он решил оставить дело Лансу, с чем я в принципе была согласна. Из всех наших детей, казалось мне, Ланс был наиболее способен продолжать дела после смерти отца. Но я чувствовала: нужно, чтобы Вуд подтолкнул его к этому. Вуд не знал, как это сделать. И он наотрез отказался оставить ему контрольный пакет акций.

— И это значит?

— Пятьдесят один процент, вот что это значит. Я сказала: «Зачем давать ему это место, если ты не даешь ему достаточно власти? Дай мальчику развернуться, старый козел!» Но Вуд и слушать ничего не хотел. Он даже не рассматривал такую возможность. Я была в ярости, но старый дурак не уступил ни на йоту. Бог свидетель, он мог быть упрямым, когда этого хотел.

— Что же его так беспокоило в Лансе?

— Он боялся, что Ланс все разрушит. Ланс иногда делает неправильные выводы. Я первая готова это признать. У него нет такого чувства конъюнктуры рынка, какое было у Вуда. У него нет связей с поставщиками или клиентами, не говоря уже о работающих на него людях. Ланс очень импульсивен, и у него вечно грандиозные планы, которые никогда не становятся реальностью. Сейчас он исправился, но тогда, за несколько лет до смерти Вуда, он мог все на уши поставить и носиться с какой-нибудь бестолковой идеей, которая пришла ему в голову. Когда Вуд был еще жив, он мог направить его на путь истинный, но он всегда боялся, что Ланс может совершить какую-нибудь чудовищную ошибку, которая приведет к полной катастрофе.

— Так зачем же нужно было оставлять компанию именно ему? Почему было не поставить во главе дела кого-нибудь, кому бы он доверял?

— Я предложила свою кандидатуру, но он и слышать об этом не хотел. Это должен был быть один из мальчиков, и вполне логично выбор пал на Ланса. Басс был… впрочем, ты знаешь Басса. У него не было ни малейшего желания следовать по следам отца, если эти следы не ведут его прямехонько в банк.

— А как насчет Эбони? Эш говорит, что она была очень заинтересована в этом.

— Думаю, что это так, но к тому времени, когда Вуд закончил окончательный вариант завещания, она была уже в Европе и не выказывала никаких намерений когда-нибудь вернуться.

— Как распределился пакет акции?

— Ланс получил сорок восемь процентов. У меня — девять, у нашего юриста — три. Эбони, Олив, Эш и Басс получили но десять процентов.

— Странный расклад, не правда ли?

— Все было сделано так, чтобы Ланс ничего не мог совершить в одиночку. Чтобы получить большинство, ему нужно было убедить хотя бы одного из нас, что его предложение имеет смысл с точки зрения бизнеса. В основном он сам себе хозяин, но мы всегда можем собраться вместе и, если нужно, отклонить его решение.

— Наверное, он ужасно злился по этому поводу.

— О, его это страшно бесит, но должна сказать, я начинаю понимать, что хотел сделать Вуд. Ланс пока что молод и недостаточно опытен. Подождем несколько лет, а там посмотрим.

— Ситуация может измениться?

— Да, все будет зависеть от того, что станется с моей долей, когда я умру. Вуд предоставил мне самой решать этот вопрос. Мне всего лишь нужно оставить три процента акции Лансу. И у него будет контрольный пакет. Никто не посмеет его тронуть.

— Похоже на мыльную оперу.

— Если нужно, я могу проявить и властность. Кроме еды мне это нравится больше всего на свете.— Она взглянула на часы, приколотые к ее платью, протянула руку и нажала кнопку на стене. Очевидно, это был сигнал горничной, которая находилась где-то в доме.— Время плавать. Не хочешь присоединиться? У нас есть запасные купальники, и я буду рада, если ты составишь мне компанию. Я все еще могу проплыть милю, но это ужасно скучно.

— Может быть, как-нибудь в другой раз. Я вообще-то сухопутное животное, если дело доходит до выбора.— Я встала и пожала ей руку.— Чай был чудесный. Благодарю за то, что пригласили меня.

— Приходи еще, когда захочешь. А я тем временем прослежу, чтобы ты получила от Олив и Эбони всю информацию, какая тебе потребуется

— Это было бы замечательно. Я, пожалуй, пойду.

По дороге к выходу я встретила горничную, возвращавшуюся с портативным креслом на колесиках. За ее спиной открылась входная дверь и появилась Эбони.

Последний раз я видела ее, когда мне было семнадцать лет. Ей тогда, должно быть, было лет двадцать пять и она казалась мне взрослой и умной. Она все еще была в состоянии произвести устрашающее впечатление. Она была высокого роста, худая как щепка, высокие скулы, темно-красная помада. Волосы у нее были черные как смоль, зачесаны гладко назад и схвачены бантиком на уровне шеи. В Европу она уехала работать манекенщицей и до сих пор сохранила такой вид, будто она двигается по подиуму. В течение двух лет она училась в университете, затем бросила, пробовала заниматься фотографией, танцем, дизайном, была внештатным журналистом, пока наконец не решила стать манекенщицей. В течение шести лет она была замужем за человеком, чье имя совсем еще недавно произносили рядом с именем принцессы Монако Каролины. Насколько мне было известно, детей у Эбони не было, и, так как ей было уже сорок, перспектив в плане материнства у нее не наблюдалось.

Она остановилась, заметив меня, и сперва я не была уверена, узнала ли она меня. Она холодно улыбнулась и проследовала дальше вверх по лестнице.

— Здравствуй, Кинзи. Поднимись наверх. Нам нужно поговорить.

Я последовала за ней. На ней был надет черный костюм, широкий в плечах, зауженный в талии, ослепительно белая блузка, черные сапоги до колена с каблуками достаточно острыми, чтобы проткнуть ковер. От нее шел запах крепких духов, густой и резкий, вблизи немного неприятный. На меня пахнуло ее парфюмерией, будто бензином от автомобиля. Я могла сразу сказать, что от этого у меня будет головная боль. Меня уже раздражал ее тон, по меньшей мере повелительный.

На втором этаже пол был устлан бежевым ковром с таким ворсом, что мне показалось, я пробираюсь сквозь сухой песок. Холл был достаточно большим, чтобы разместить в нем канапе и массивный старинный шкаф. Меня удивило, что она живет дома. Возможно, как и Эш, она проживала здесь только временно, пока не найдет себе постоянного жилища.

Она открыла дверь спальни и отступила, пропуская вперед меня. Она была бы хорошим директором школы, подумала я. Ей бы еще хлыст в руки, и она бы всех подавила исходящей от нее властностью. Когда я вошла в комнату, она закрыла дверь и прислонилась к ней, все еще придерживая ручку. Цвет лица у нее был хороший, бледная пудра придавала ему матовый оттенок, благодаря которому, в свою очередь, создавалось ощущение законченности.

ГЛАВА 9

Слева располагался альков, оформленный как маленькая гостиная с журнальным столиком и двумя легкими стульями.

— Садись,— сказала она.

— Почему ты не скажешь мне сразу, что ты хочешь, и дело с концом?

Она пожала плечами и направилась в противоположный угол комнаты. Она наклонилась и взяла сигарету из хрустальной шкатулки, стоящей на журнальном столике. Она присела на один из стульев. Зажгла сигарету, выпустила дым. Каждый жест ее был отчетливым и продуманным, призванным привлечь к ее особе максимальное внимание.

Я подошла к двери и открыла ее.

— Благодарю за путешествие наверх. Это было изумительно,— сказала я и двинулась на выход.

— Кинзи, подожди. Пожалуйста.

Я остановилась, глядя через левое плечо.