Феликс Меркулов - Он не хотел предавать
Ей не нужен адвокат! Кто сказал, что ей нужна помощь адвоката? Много он понимает, этот жирный Дрозд. Ей нужна помощь человека, который безоговорочно и безоглядно ей верит.
Все бросили, все предали, все отреклись. Один он не предавал ее никогда. Юрий Малышев. Вот кто нужен ей.
Срочно!
2
— Владимир Сергеевич, можно?
Генерал-майор разговаривал по телефону и сделал Гольцову жест: обожди.
Георгий извинился и закрыл дверь. Нетерпеливо помыкался перед кабинетом, прошелся вперед-назад по приемной.
— Что случилось? — подозрительно спросила Зиночка, изучив радостно-взволнованную физиономию Гольцова. — Хорошие новости?
Ко всяким новостям она относилась с опаской.
— Неплохие… Кстати!
Георгий поставил на стол перед Зиночкой зеленого деревянного попугая:
— Забыл отдать. Это тебе сувенир с Сен-Мартена. Ручная работа.
— Ой, какая прелесть.
— Тебе нравится?
— Честно? Нет. Но ценю как память.
Гольцов не прореагировал, и Зиночка встряхнула кудряшками:
— Так и знала, что не поймешь! Не о Сен-Мартене, дубина! Память о тебе.
— А чего — обо мне? — удивился Гольцов. — Обо мне вечную память справлять пока рано. Вроде.
— Ну и шутки, — обиделась Зиночка. — И твой попугай такой же наглый и самоуверенный.
На ее столе брякнул телефон.
— Иди, вызывает, — кивнула она на дверь шефа.
Полонский взглянул на сияющую физиономию Гольцова и сразу помрачнел:
— Что еще случилось?
— Вы не поверите! Кричевская разыскивает Малышева!
Брови Полонского поползли вверх.
— Как — разыскивает? Она что, не в курсе, что…
— В том-то и дело, оказывается, нет! Ничего о нем не знает! Читайте, вчера пришло на электронный ящик Юры.
…Не прошло и пяти часов, как они с Михальским распрощались после посадки в Шереметьеве, как Яцек позвонил на мобильный и попросил Гольцова немедленно приехать в «Кондор». Дело, мол, такое, что нужно видеть все своими глазами, никакие объяснения не помогут.
Георгий примчатся как на пожар. Торжествующий Михальский потащил его за собой наверх. С той ночи, когда они втроем с Мочаловым устроили у Яцека «совет в Филях», винчестер Малышева оставался подключенным к компьютеру Яцека. Вернувшись из Франции, Яцек не сразу, но залез забрать свою почту: попутно открылась и почта Малышева. Яцека удивило, что на адрес покойника пришло одно непрочитанное сообщение. Полюбопытствовал, открыл. А когда открыл…
— Минуту протирал глаза, потом рванул звонить тебе.
Любовь Кричевская писала Юре:
«Милый друг! Я помню нашу последнюю встречу и те слова, что вы сказали мне на прощание. Я знала и боялась, что вы станете ненавидеть меня за то, что сломали из-за меня свою жизнь. Простите. Мне необходимо многое вам объяснить. Приезжайте! Приезжайте! Наконец я по-настоящему распрощалась со своим прошлым, я свободна. Мы будем вместе, только вы и я.
Милый Юра! Если вы не приедете, это будет означать, что вы потеряны для меня навек, как несбывшаяся мечта. Это очень больно. Но даже если вы решите не приезжать, знайте: ваш светлый образ останется единственным прекрасным воспоминанием, которое у меня есть.
Я не в Париже и не хочу туда возвращаться. Я сама не знаю, что со мной и где я. Как лодка, которую несет по волнам, никаких ориентиров поблизости. Вы — мой далекий маяк, которого я не вижу, но знаю, что он где-то есть. Стоит на скале в бурном море и спасает таких непутевых мореходов, как я. Не волнуйтесь, я вас жду, и буду вас ждать, как и обещала. Но все же постарайтесь приехать скорее. Ваша Л. К.».
— Гадина! — не выдержал Георгий. — Смотри, как пишет: «вы… сломали из-за меня свою жизнь». Будто он сам сломал, никто его об этом не просил!
— Как ты думаешь, если бы Малышев получил это послание раньше. Он бы ответил?
— Думаю, да… Не знаю…
— Даже если бы ненавидел ее?
Георгий промолчал.
— И смотри, она ему не доверяет, — сказал Яцек. — Говорит «приезжай», а координаты не дает. Она не такая наивная.
— Это наглая, самоуверенная и очень хитрая дура.
Яцек рассмеялся.
— Заговорил как Мочалов, — сказал он, похлопав Гольцова по спине.
— Она где-то на море, — вслух подумал Георгий.
— Почему ты так решил?
— Ассоциации с морем. Лодка, маяк, мореход…
— Может, ее даже нет во Франции, — предположил Михальский. — Может, она из Лихтенштейна пишет?
Эта версия выглядела настолько вероятной, что не возникало желания даже обсуждать ее: зачем в самом начале игры портить настроение?
…Дочитав письмо Кричевской, генерал-майор снял очки, потер переносицу.
— Выкладывай свои мысли, — обратился он к Гольцову. — По глазам вижу, что уже чего-то напридумывал.
Стараясь казаться объективным и не выдавать нетерпеливую дрожь в голосе, Георгий сухо изложил свои доводы. Кричевская думает, что Малышев жив. Это первое. Кричевская предполагает, что Малышев захочет с ней встретиться, — это второе. Что из этого следует? Назначить Кричевской встречу от имени Малышева и взять ее — это третье. А чтобы не вышло, как в прошлый раз с адвокатом, подстраховаться, правда, он еще не придумал как. Это четвертое…
Полонский слушал внимательно.
— Невозможно установить, откуда писала? — спросил он.
— Бессмысленно. Могла отправить из любого Интернет-кафе. Но я думаю, что Кричевская еще во Франции.
— Почему?
— В прошлый раз ее арестовали в аэропорту. После встречи со мной в Бобиньи она в панике. Вряд ли захочет дважды наступить на одни грабли. Я думаю, она сидит в провинции и не высовывается. По-французски она говорит свободно, так что ее можно принять за свою.
— Ты же говорил, она наглая. Неужели не рискнет выехать из страны? Границ нет.
— Она ждет Малышева. На островах его ждать неудобно. Вдруг объявится во Франции — снова мотайся туда-сюда.
Полонский взъерошил волосы, сжал ладонями седые виски.
— Значит, думаешь, она во Франции?
— По крайней мере, в Европе точно.
Шеф о чем-то размышлял.
— Как вы думаете, Владимир Сергеевич, стоит ей ответить? От имени Малышева?
Казалось, шеф не расслышал вопроса. Постукивая ручкой о стол, он спросил:
— Гольцов, ты случайно в живописи импрессионистов не разбираешься? Не ходил в детстве в детскую художественную школу?
— Нет. Я на барабане играю. Вы же знаете.
— Точно, — вспомнил Полонский. — Но барабанов у нас нет, зато есть импрессионист. «Охотник с собакой». Выучишь наизусть экспертный отчет — и вперед.
Кашлянув, Георгий попросил генерал-майора изложить идею чуть подробнее.
Полонский изложил следующее: в конце прошлого года московский ГУБОП сделал находку, которая потрясла видавших виды искусствоведов. В подвале на подмосковной даче одного из главарей банды, «специализировавшейся» на культурных ценностях, в хорошо оборудованном тайнике среди прочего добра обнаружилась работа французского импрессиониста Огюста Шабо «Охотник с собакой в Камарге», написанная не то в 1908, не то в 1909 году. По каталогам картина числилась в коллекции парижского Музея д'Орсе. Поначалу искусствоведы сочли «Охотника» мастерски выполненной копией. Но эксперты Эрмитажа установили: подлинник. Ситуация между тем сложилась странная: Музей д'Орсе не предавал огласке факт пропажи картины и, следовательно, не претендовал на ее возвращение. С другой стороны, присовокупить бесхозного импрессиониста к коллекции Пушкинского музея рука не поднималась: все-таки краденое… Пока наверху искали подходящее решение, «Охотник с собакой» почивал в хранилище.
Генерал-майор Полонский выложил идею: творение Огюста Шабо по линии Интерпола следовало вернуть Франции.
— …Ты меня понимаешь, Георгий? Провернуть это дело надо тихо, изящно и в то же время с помпой. Избежать грубого скандала, но сделать изящную сенсацию. И главное, чтобы во всех газетах, хоть одной строкой: народу Франции вернул картину старший лейтенант Российского бюро Интерпола Юрий Малышев. И фотографию Малышева в какой-нибудь популярной французской газете на первой полосе. Улавливаешь мою мысль?
Георгий кивнул: улавливаю.
Поначалу идея шефа показалась ему простой, но неосуществимой, как все гениальное. За пару дней согласовать все нюансы и вывезти импрессиониста из России? Причем тихо? Да обязательно какой-нибудь баран упрется, потребует справку из Музея д'Орсе, удостоверяющую, что наш Шабо — это действительно их Шабо. Или что-нибудь еще в том же роде. Но Полонский был не только замечательным теоретиком, но и практиком. Не прошло и недели, как несбыточный план вдруг начал осуществляться.
— Под твою персональную ответственность, — предупредил генерал-майор, передавая Георгию из рук в руки увесистый опломбированный пакет. — Если, не дай бог, с ним что-нибудь случится, лучше живым не возвращайся.
