Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает
51
– С какой стати мне его забывать? – довольно воинственно ответила я. По правде говоря, мне было немного не по себе, но я уже примерно представляла, с кем имею дело.
– Вот и хорошо, – одобрил незнакомец. – Как к вам лучше обращаться: Татьяна Коротич или Лора Лайт?
– Татьяна Коротич.
– Садитесь, Танечка. – Незнакомец встал и собственноручно отодвинул для меня стул. – Разговор будет долгим.
– А как к вам обращаться? – поинтересовалась я, усаживаясь на стул.
– Ко мне? – Он усмехнулся. – Иванов Иван Иванович. Устраивает?
– У меня вопрос, – начала я, извлекая из сумочки фото Габриэля. – Что это значит?
Человек, назвавшийся Ивановым, сел напротив меня и задумчиво потер подбородок.
– Мы подумали, вам будет небезынтересно узнать, что ваш знакомый жив, – сказал он.
– Его расстреляли, – мрачно промолвила я, гадая, во что меня пытаются втянуть.
– Приговорили к расстрелу, но в последний миг приговор отменили. Стараниями человека по имени фон Клюге, – уточнил Иванов. – Он давно знает Леруа и всегда им восхищался. Двоюродный брат фон Клюге входит в ближайшее окружение Гитлера. – Говоривший поморщился так, словно проглотил таракана. – В общем, ваш друг получил отсрочку.
– Где он сейчас? – хрипло спросила я.
– В тюрьме. Только не думайте, что фашисты занимаются благотворительностью. Видный летчик, писатель, журналист – голос такого человека кое-что значит. Один антифашист, переметнувшийся на их сторону, котируется больше оравы продажных писак. Все, чего фон Клюге хочет от Леруа – чтобы тот признал свои заблуждения. Дальше он будет писать статьи, восхваляющие Гитлера, выступать по радио, получать кучу денег и жить припеваючи. Как Вудхауз[40], например.
– Габриэль никогда… – начала я.
– Возможно. Но не забывайте, что мы говорим о людях, у которых… скажем так, имеется неограниченный арсенал средств убеждения. «Нет» в домашней обстановке и «нет», когда к твоей голове приставлен пистолет, это два совершенно разных «нет».
– Чего вы от меня хотите? – спросила я напрямик.
– Мне нужно заполучить некие бумаги, которые находятся в Лиссабоне, – ответил Иванов. – Человек, у которого они сейчас – ваш поклонник. Он смотрел все ваши фильмы по несколько раз. Вам будет легко втереться к нему в доверие, но я должен сразу же вас предупредить, что задание опасное. В прошлом этот господин уже раскусил не одного агента, так что вы очень сильно рискуете.
– Кто этот человек? – спросила я.
– Высокопоставленный служащий рейха.
– А взамен? Что я получу взамен?
– Мы попытаемся устроить Габриэлю Леруа побег. Когда я говорю «попытаемся», вы должны понимать, что никто не может ничего гарантировать. Упрямство Леруа раздражает немцев. Пока он в тюрьме на французской территории, его еще можно вытащить, но если у фон Клюге кончится терпение и Леруа отправят в концлагерь… Тогда остается рассчитывать только на чудо. Если же фон Клюге вдруг решит, что его приятеля проще расстрелять для острастки остальных, тогда вообще надеяться не на что. Вы понимаете?
– У меня есть деньги, – сказала я. – Можно подкупить охрану тюрьмы.
– Если деньги понадобятся, мы дадим вам знать.
– Я могу передать ему записку? – спросила я.
– Да, но только короткую. Нина вам покажет, на чем и как писать.
– Хорошо. Когда мне лететь в Лиссабон?
Иванов обменялся быстрым взглядом с безмолвной женщиной, которая по-прежнему стояла у стены.
– Вы согласны? Я вас предупреждал, что миссия может быть опасной.
– Плевать. Рассказывайте, что я должна сделать.
Иванов откинулся на спинку стула. Он очень хорошо владел собой, как все разведчики, но я все равно поняла, что он удивлен, и его удивление точно не было неприятным.
– Человек, о котором идет речь, находится не в Лиссабоне, а в Цюрихе. Я назвал Лиссабон, потому что не был уверен, что вы захотите с нами сотрудничать.
– В чем суть моего задания?
– Он носит при себе черную записную книжку, с которой никогда не расстается. Нам нужна копия этой книжки. Вы получите фотоаппарат, таблетки и подробные инструкции.
– Таблетки?
– Чтобы он уснул, а вы получили возможность добраться до книжки. Нина поедет с вами и будет вас страховать. Думаю, вам будет легко придумать легенду – в Цюрихе множество банков.
Приятно иметь дело с профессионалами, которые уже навели о тебе подробнейшие справки. Интересно, есть ли что-нибудь, чего они обо мне не знают?
– Вы меня презираете? – спросила я напрямик.
– У меня нет привычки презирать тех, кто сражается на моей стороне, – спокойно ответил Иванов. – Уяснили?
– Тогда давайте обсудим худшее, что мне грозит на вашем задании, – сказала я.
– Если вас разоблачат, то убьют, – вмешалась Нина, прежде чем Иванов успел вставить хоть слово. – Только и всего.
Ей все же было около двадцати пяти, но глаза явно видели гораздо больше, чем полагалось по возрасту. Брюнетка, не то чтобы красивая, а скорее интересная. Старается держаться холодно и отстраненно, но я сразу же поняла, что не внушаю ей особой симпатии.
– Значит, меня не разоблачат, – сказала я, отвечая на ее слова. – Я бы хотела написать записку Габриэлю. Вы упоминали, что есть возможность ее передать.
…По замыслу Иванова, Нина должна была сопровождать меня в качестве горничной. Едва она переоделась и явилась ко мне, я сразу же поняла, что мы провалимся. Не то у нее было выражение лица, совершенно не то. Но я имела кое-какой опыт и знала, как умелые режиссеры лепят сносных исполнителей даже из самых дрянных актеров.
– Итак, давайте репетировать, – сказала я. – У меня роль звезды… дайте-ка подумать… взбалмошной, капризной, иногда истеричной… Кроме того, я пью.
– Не сомневаюсь, – заметила Нина. Я подошла и влепила ей пощечину. Она отскочила и, сверкнув глазами, схватилась за тяжелую вазу.
– Вы все провалите, – сказала я, глядя ей в глаза. – Вы не можете быть горничной. Вы даже фартук носите, как одолжение, а носить его надо так, словно вы в нем родились. Этот Эрих – забыла, как там его, – только посмотрит на вас и сразу же поймет, что вы не та, за кого себя выдаете. И нам крышка. Нам обеим крышка!
Нина закусила губу и опустила вазу, которой легче легкого было проломить мне голову.
– Послушайте, – выдохнула она, – я… Вы правы, я не горничная. Но я хочу вам помочь!
– Вы не справитесь, – покачала я головой. – И мне придется сказать об этом Иванову. Слишком многое поставлено на карту.
– Позвольте мне попробовать, – умоляюще проговорила Нина. – Я… Я буду делать все, что вы прикажете.
– Тогда придется постараться, – сказала я. – Звезда, то есть я – жуткая неряха. – Я прошлась по комнате, расшвыривая свои вещи. – Вы горничная, собирайте. Вид у вас должен быть такой, словно вы занимаетесь этим в тысячный раз, и вас уже ничто не удивит.
Я муштровала ее несколько дней: как собирать вещи, как носить завтрак, как отвечать на телефонные звонки и заодно репетировала свои будущие замашки. Наконец Нина не выдержала.
– Не понимаю, зачем вам нужно изображать капризную истеричку, – заметила она. – Ведь в жизни вы совершенно другой человек!
– Вы ничего не понимаете, Нина, – усмехнулась я. – Капризная истеричка вызывает меньше вопросов. Точнее, она вообще их не вызывает.
Иванов показал мне фото Эриха, которого я должна была очаровать. Я увидела типичного немца с деревянным лицом и оловянными глазами, лет тридцати трех или около того. Он жил в лучшей гостинице Цюриха, где как бы случайно мне предстояло остановиться. Однако все пошло наперекосяк. Во-первых, заказанный мной номер оказался занят, и, обрадовавшись возможности попрактиковаться в образе, я закатила отличный скандал. Во-вторых, смесь дерева с оловом в реальности оказалась весьма привлекательным молодым человеком. Он проходил по холлу в момент скандала и, узнав, в чем дело, тотчас же предложил уступить мне свой номер. В-третьих, мне пришла в голову мысль, что побег Габриэля – дело чрезвычайно хлопотное и нет никакой гарантии, что меня не попытаются надуть. А что, если попробовать организовать его освобождение через немцев? У Эриха, как я поняла, большие связи – вопрос только в том, хватит ли их для осуществления моей мечты. К тому же неизвестно, захочет ли мой поклонник заниматься вызволением своего соперника. Я сказала себе, что жизнь – не кино, где такие фокусы проходят на раз-два. Эпизод первый: героиня со следами слез на лице умоляюще смотрит на Эриха, эпизод второй – героиня под дивную музыку бросается на шею Габриэлю, а все, что между эпизодами, съела цензура. Хорошо уже, по крайней мере, то, что Эрих смотрел на меня во все глаза. Я была так поглощена своими мыслями, что даже не сразу обратила внимание на то, с каким расстроенным видом Нина закрыла дверь нашего номера.
– В чем дело? – спросила я.
Нина прижала палец к губам и указала на стену, за которой находился тот номер, в который я должна была въехать изначально.
