Колодец и бабочка - Елена Ивановна Михалкова
7
Возле здания, в котором располагался офис Мирона Кудесникова, перекладывали асфальт. Пахло пылью, прибитой дождем, прохожие шли по обочине, перешагивая лужи, рабочие в оранжевых жилетках на голое тело перекрикивали шум машин и грохот отбойных молотков, которыми разбивали бордюры.
– Золотодобыча какая-то по всей Москве, чтоб их, – злобно сказал Бабкин, пробиваясь через толпу. – О, вон он, уже ждет.
Кудесников махал им рукой, стоя перед крутящейся стеклянной дверью.
– Внутри сядем, там хоть прохладно, – распорядился Мирон, когда они подошли. Глаза его были закрыты солнечными очками. – Времени у меня немного, давайте сразу к делу.
Они разместились в вестибюле. Несмотря на субботу, здесь тоже было шумно: мимо сновали офисные работники, бегали курьеры с рюкзаками, мелодично тренькали поочередно два лифта, предупреждая, что двери закрываются.
На этот раз Бабкин взял на себя ведущую роль.
– В связи с делом Габричевского мы изучаем всех, кто был с ним знаком. Сейчас речь о Юрии Кожеватове. Знакомая тебе фигура?
Мирон усмехнулся, снял очки. В пальцах у него была зубочистка. Он вылущил ее из упаковки и забросил в рот. «Ну ковбой, ё-моё», – подумал Бабкин. Ему пришло в голову, что Мирон и Юрий могли бы образовать идеальную киношную пару.
– Фигура знакомая, – проговорил Мирон. – Виделись несколько раз после семинаров. Однажды довелось пообщаться. – Он сосредоточенно перегонял зубочистку из одного угла рта в другой.
– По чьей инициативе? – уточнил Сергей.
– По его. Он позвонил и так четко, по-военному: надо поговорить. Ну, надо так надо. Я сначала думал, он из этих. – Мирон значительно показал глазами на потолок.
Бабкин еле удержался, чтобы тоже не посмотреть.
– А он вообще по другой теме.
– Чо хотел? – бесхитростно поинтересовался Бабкин.
– Приревновал ко мне свою хозяйку. – Мирон усмехнулся. – Не знаю, с чего он это взял. Может, Яровая решила поинтересничать и похвасталась, что я с ней заигрываю. Без понятия. Я пообещал, что больше ни-ни. Глаз не подниму. Что я, стану бормотать, что ничего такого не было? Да ну на фиг.
– Погодь, но если и впрямь не было… – начал Сергей.
– Не надо женщину подставлять перед партнером, – оборвал его Мирон. – Нехорошо это. Мне притвориться несложно. А он будет думать, что у него жена – огонь и пожар, мечта всех мужиков. Любой бабе это в отношениях только на пользу.
Сергей взглянул на Кудесникова другими глазами. «Ишь, рыцарь», – подумал он с насмешливым уважением.
– Любовь Андреевна – красивая тетка, но не в моем вкусе, – флегматично добавил Мирон.
– А в чьем? – неожиданно спросил Илюшин. – Кто-то же к ней реально подкатывал.
Кудесников пожевал зубочистку.
– Ладно, это все равно уже дело прошлое, и Илья на меня не обидится, земля ему пухом. – Он размашисто перекрестился. – Я однажды вернулся в аудиторию после семинара, телефон забыл на столе, и застал Илюху с Любовью Андреевной. Габричевский к ней именно что подкатывал. Я еще удивился, как это у него наглости хватило. Вился вокруг нее, как кот. Увидел меня – отскочил, покраснел. У Яровой лицо было такое, будто ее накормили прокисшей сметаной.
– Оттого что ты их прервал?
– Да нет. От самой ситуации. Она не из тех женщин, которые умеют флиртовать, осаживать, выстраивать границы… Ей это все неловко. Мое такое мнение. А уж как на самом деле – не знаю.
8
Илюшин с альбомом и карандашами устроился на подоконнике. Воспользовавшись этим, Бабкин занял его кресло. Он еще раз обстоятельно поговорил с братом Габричевского и теперь изучал список мест, где Илья всё же успел поработать за последние несколько лет. Бариста, журналист, копирайтер, старший менеджер в сетевом кафе (как туда без опыта устроился Габричевский, было не очень понятно, и это тоже следовало прояснить)… Брат знал не так уж мало для человека, который, по его собственным словам, не интересовался жизнью Ильи.
За фигурой Макара в окне стояла густая синева, сквозь которую, как размазанная ложкой по скатерти манная каша, тянулся инверсионный след самолета. Каждый раз, когда Илюшин садился на подоконник, Бабкину вопреки его воле кто-то внутри головы демонстрировал короткий ролик: стекло с хрустом взрывалось трещинами, осыпалось, как иней с веток, и Илюшин, потеряв равновесие, падал в асфальтовую пропасть высотой двадцать пять этажей. Сергей был человеком, лишенным воображения и не склонным к тревожности. Именно поэтому он заставил Илюшина заменить стекло в окне на пуленепробиваемое, потратив на это весь гонорар от довольно непростого расследования, и теперь раз за разом просматривал тот же самый ролик без малейшего беспокойства, стоически воспринимая его, как застрявшую в одной бороздке иглу пластинки.
Илюшин рисовал рыбу. Вернее, он нарисовал уже дюжину рыб, каждую на новом листе, стопка предыдущих скопилась рядом с ним на подоконнике, из-под ноги Макара торчали наброски хвостов, плавников, выпуклых рыбьих лбов с непроницаемым круглым глазом… Бабкин не мог понять, это разные рыбы или одна и та же.
И почему, собственно, рыба?
– Итак, что нам известно? – Макар заполнял очередной эллипс лепестками чешуи. – В воскресенье днем Габричевский украл кота. О его существовании он узнал в случайном разговоре от Яровой, которая несколько раз приобретала в «Маргалите» украшения и видела Якова Соломоновича. В следующие три часа не известны ни местонахождение Габричевского, ни его занятия. Но около пятнадцати он заехал в тупик в Тимирязевском парке и спустя некоторое время был убит. Убийца на его же машине покинул место преступления, что характеризует его как человека либо исключительного хладнокровия и дерзости, либо такой же исключительной глупости.
– Не взаимоисключающие явления, как ты любишь говорить, – заметил Сергей.
– Согласен. Если рассматривать психологические портреты наших фигурантов, я бы сказал, это поступок в духе Мирона Кудесникова.
