Фридрих Незнанский - Сегодня ты, а завтра…
Я хотел налететь на него всем весом, но делать этого не пришлось. Стрелял он из неудобного положения, и отдача сорок пятого калибра в сочетании с ведром пива сыграла с ним злую шутку: он опрокинулся навзничь, треснувшись затылком об порог. Из-за двери выстрелили в замок. Раздумывать было особенно некогда, вступать в объяснения с американской полицией в сложившейся ситуации мне совсем не улыбалось. Слишком многое пришлось бы объяснять. И к чему бы это в итоге привело – одному Богу ведомо, запросто могли под конвоем депортировать на родину. А такой поворот событий меня не устраивал.
Последнюю мысль додумывать пришлось на ходу, точнее, на лету – я вышиб окно в задней части дома и вприпрыжку помчался к пикапу. Будет, конечно, неудобно, если не удастся уйти от местных коллег и они-таки меня сцапают.
…Погоня образовалась достаточно быстро. Двух минут не прошло. Как назло свернуть было некуда, а на трассе оторваться от преследователей на грузовичке, к тому же прилично раздолбанном, – совершенно нереально. Не дожидаясь, пока на первом же перекрестке мне перегородят дорогу, я свернул прямо в чистое поле – будь что будет, мне теперь плевать. Если мой драндулет не заглохнет, полицейские лишатся преимущества в скорости.
Драндулет не заглох, с грехом пополам я перевалил через довольно крутой холм. От дороги меня отделяло метров сто пятьдесят, увязались полицейские следом или рванули в обход, заметить я не успел. А зря. От этого зависело, что делать дальше. Положась на удачу, я снова свернул направо и поехал обратно в сторону злополучного дома, из которого только что сбежал. Теперь от дороги меня отделял гребень холма. Километра через полтора он закончится, а там можно пересечь шоссе и заехать в лес. Даже не верится, что удалось так легко отделаться.
Полицейские вынырнули перед самым носом, стоило мне только уверовать в удачу. Чтобы избежать столкновения, я резко заложил влево и едва не опрокинулся. Мы прыгали по ухабам, удаляясь от шоссе, сохраняя дистанцию метров пятнадцать. Местность спереди просматривалась примерно на километр. Что там дальше: пологий склон или обрыв, можно было только гадать. Или выяснить опытным путем.
К моему счастью, склон таки оказался пологим, но везенье на этом закончилось. Я въехал в ущелье между двумя крутыми, протяженными холмами, густо поросшими кустарником. Проехать по откосу можно разве что на танке. И упиралось ущелье в болото, в общем, – полная задница! Когда до меня дошло все это, сворачивать, конечно, было уже поздно.
В ярости я нажал на клаксон и решил, что ненавижу всех, в особенности сидевших на хвосте фараонов, придурка с карабином, а в первую голову – Беляка.
Посреди долины торчала какая-то деревянная развалюха, наверное, памятник деревянного зодчества времен колонизации. По странной прихоти сознания в памяти всплыла историческая фраза: «Затем, на развалинах часовни…» Не отдавая до конца отчета в своих действиях, я начал выворачивать к строению. Вблизи оно оказалось заброшенным коровником или конюшней. Ветхость его я издалека, пожалуй, несколько преувеличил. К воротам мы подошли ноздря в ноздрю: разрыв не более чем полкорпуса. Не успели мы въехать внутрь, как я ощутимо зацепил массивную опору, поддерживавшую свод. Что-то ударило в крышу кабины, по лобовому стеклу пошли трещины. Я практически утратил видимость, но тормозить не стал. Еще через секунду пикап протаранил заднюю стенку сарая. Я здорово стукнулся грудью об руль. Двигатель заглох. Проехав по инерции еще несколько десятков метров, грузовичок остановился. Я вывалился из кабины, превозмогая страшную боль в груди. Полицейской машины видно не было. Очевидно, им досталось еще больше, чем мне. Не дожидаясь, пока они очухаются, я вытащил из-под сиденья промасленную робу и побежал к болоту. На бегу я ощупал грудь. Болит, но ребра, похоже, целы.
Кое– как перебравшись через болото, я заставил себя остановиться и оглядеться. Полицейские так и не показались. Хорошо, если они вообще живы и не слишком покалечены. Что ж, господин Турецкий, заявил я себе, подведем промежуточные итоги, подобьем, так сказать, бабки. Ситуация в целом та же, что и час назад, не считая угнанной и разбитой машины, изувеченных полицейских, разбитой полицейской машины и десятка синяков по всему телу. В активе -анонимность вышеуказанных злодеяний. Следовательно, можно считать, что ничего и не было. Кроме синяков, конечно, – это объективная реальность, от нее никуда не денешься.
Хотелось материться. Вместо того чтобы тихо-мирно расследовать обстоятельства убийства генерала Филимонова, я мотаюсь по Америке, калечу полицейских, угоняю машины, рыскаю по военным базам… Не удивлюсь, если на меня уже охотится ФБР.
Чтобы вернуться в лоно цивилизации, мне предстояло протопать километров сорок. Выйти на шоссе голосовать – слишком опасно, эту заманчивую идею пришлось отмести с ходу. У полиции вряд ли есть сколько-нибудь внятное описание моей внешности, но в этом рванье меня заметут просто так, безо всяких примет и ориентировок. И по бензоколонкам в поисках телефона тоже шастать не стоит. Денег, кстати, у меня при себе ноль баксов. Итак, пешочком, господин Турецкий.
Опыт пеших путешествий по американским дебрям у меня был весьма ограничен. Чингачгук из меня вышел никакой. Через пару часов я натер ногу, проголодался, как волк, что с учетом вчерашних похождений, в общем, неудивительно. Съедобные коренья и сочные плоды мне на пути как-то не попадались. Хуже всего то, что я постоянно блукал. Местность была достаточно болотистая, поэтому непрерывно приходилось петлять, чтобы не провалиться по уши. Ориентироваться по солнцу не представлялось возможным: около полудня небо заволокло низкими плотными облаками. Поди разбери, за которым из них это дурацкое солнце. Шум дороги тоже не здорово помогал – шоссе здесь, понятное дело, не одно. Так что брел я преимущественно наугад. Около трех часов наткнулся на дикую яблоню – хоть какая-то радость в жизни. Отвратительных, терпких яблок я проглотил не меньше килограмма – даже в раннем детстве со мной подобного не случалось. Сидя под яблоней, я мечтал о диких соленых огурцах, вертолете с теплым душем или, на худой конец, сотовом телефоне.
С наступлением темноты, которое совпало с приступом чудовищной усталости, я отбросил напрочь всякую осторожность и выбрался на обочину трассы. Подбирать в сумерках грязного оборванца никто не желал, но, по крайней мере, идти стало легче. Уже совершенно в сомнамбулическом состоянии около часа ночи я наконец достиг пригорода Нью-Йорка, хотя какого именно – непонятно. Я даже не был уверен на все сто, что это именно Нью-Йорк. Расспрашивать ночных прохожих, в каком городе мы находимся, было бы тактически неверно. Поэтому я зашел в какой-то старый склад и моментально отключился среди пыльных, воняющих чем-то ужасно неприятным огромных тюков…
Проснулся я перед рассветом от сильной боли то ли в спине, то ли в ногах, то ли в груди, то ли в затекшей шее. Места, которое не болело бы, при самом тщательном осмотре обнаружить не удалось. До умопомрачения хотелось коньяку. Впрочем, и от самого дрянного самогона я бы не отказался, только бы налили.
Я выбрался из своего убежища. Для возвращения к нормальной жизни оставалось немного: найти мелочь на телефонный звонок Кэт. Улица была пуста. Своей архитектурой район более напоминал Гарлем, нежели Медисон-авеню. Я несколько раз потянулся, чтобы хоть немного разогнать кровь, и зашагал в том направлении, где, по моим предположениям, находился центр. Пройдя несколько кварталов, я повстречал первых прохожих: таксиста, драившего свою тачку перед началом рабочего дня, и трех пуэрториканцев, развалившихся на лавке и сонно покуривающих. В машине был включен магнитофон, шофер орудовал мочалкой под аккомпанемент Шуфутинского.
– Привет, – я постарался изобразить самую приветливую улыбку, но в зеркало предпочел не заглядывать: острых ощущений с меня предостаточно.
Таксист не удивился, услыхав русскую речь, и, не оборачиваясь в мою сторону, процедил:
– Здорово, коль не шутишь.
– До телефона подбросишь? – задал я идиотский вопрос, но ничего лучшего на ум не пришло.
Он оторвался от своего занятия, смерил меня взглядом, затем обернулся и поглядел на дом у себя за спиной:
– Телефон на четвертом этаже, у хозяйки. Такого здорового жлоба мне не добросить – я тебе не Кинг-Конг.
– Земляк, мне всего-то нужно – позвонить. Может, поможешь мне как-нибудь? С меня пиво. Впоследствии.
Он тяжело вздохнул, как будто я просил его о каком-нибудь неслыханном одолжении, и застыл в нерешительности. В разговор вмешался один из пуэрториканцев:
– Эй, Мак! Чего этот придурок от тебя хочет? Я что-то его не припомню.
– Валил бы ты отсюда, – сказал таксист вполголоса, – эти недоноски чокнутые. Автомат в одном квартале отсюда, за углом слева.
