Чарлз Тодд - Доказательство виновности
— Вы нашли мотоцикл?
Последовало молчание. Потом Чемблисс сказал:
— Нашли… внизу, у барж. Он был прикован цепью к столбикам у мостков, ведущих к «Красотке Люси». Мы решили, что мотоцикл их. Владельца нет, мы не могли его допросить. Но местный констебль утверждает, что в выходные на «Красотке Люси» были гости; наверное, кто-то из них приехал на мотоцикле.
— Он мог принадлежать Ролингсу. Пожалуйста, поручите кому-нибудь пригнать его к участку и хорошенько осмотрите!
— Хорошо. Но, если вы ошибаетесь, мне придется разбираться с владельцем «Красотки Люси».
— Если я ошибаюсь, я лично приеду в Мейдстоун и извинюсь перед владельцем «Красотки Люси». Но, по-моему, именно на мотоцикле Ролингс без труда добрался до Кента.
— Хорошо, я пошлю кого-нибудь за мотоциклом. А сейчас мне пора, — буркнул Чемблисс и повесил трубку.
Ратлидж откинулся на спинку кресла, откладывая объяснение с Белфордом.
— Я рад. Надеюсь, мотоцикл принадлежит тому, кого вы ищете.
— И я тоже. — Ратлидж встал. — Должен привести себя в порядок и вернуться на работу. Спасибо за помощь!
— Всегда пожалуйста.
В самом ли деле Белфорд помогает ему по доброте душевной? Ратлидж снова задумался. Почему Белфорд так охотно принимает участие в расследовании? Он заявил, что ему не нравится, что на его улицу подбрасывают трупы. Вполне веская, логичная причина, чтобы помогать стражам порядка. Но нет ли здесь чего-то еще?
Ратлидж поехал к себе на квартиру, переоделся и отправился в Скотленд-Ярд. Закрывшись у себя в кабинете, он написал рапорт о случившемся. Он не стал подчеркивать связь Ролингса с делом Гудинга, но в остальном представил подробный отчет: начиная со своего приезда в Аллингтон до сегодняшнего телефонного разговора с инспектором Чемблиссом.
Закончив рапорт, он отдал его констеблю и велел положить на стол Маркема, а затем взял чистый лист бумаги.
Где пропавший без вести? В деле недостает одного человека.
Кто следил за Скотленд-Ярдом, пока Ролингс был в Кенте?
Если мертвец из Челси — Бакстер, кто отвез его труп в Лондон, а позже перегнал машину в меловой карьер?
Кто пытался убить Макфарланда и покушался на жизнь самого Ратлиджа, когда он вез старика к доктору Таунсенду?
Диас? Нет, не может быть, хотя он и стоит за всем случившимся. У него слишком яркая внешность, и в деревушке вроде Сент-Хилари он не мог остаться незамеченным. Деревенские жители — ксенофобы; они непременно сразу же донесли бы на чужака в полицию, и его обвинили бы во всех нераскрытых преступлениях, совершенных в радиусе двадцати миль от деревни.
Кто был тот человек, которого Бакстер приютил у себя на ночь?
Где он сейчас?
Хэмиш молчал; видимо, ему нечего было предложить.
Ратлидж встал, потянулся и решил прогуляться к реке. Любое действие лучше сидения в тесном кабинете, в тени исполняющего обязанности старшего суперинтендента.
Темза не оправдала его надежд. Он прошелся по Вестминстерскому мосту туда и обратно, а решение принял, лишь очутившись в пределах видимости Скотленд-Ярда.
Он пошел искать Гибсона.
— Постарайтесь выяснить все, что можно, о некоем мистере Беннете из Суррея. Его жена — калека. Миссис Беннет берет на поруки недавно освобожденных заключенных, которым некуда идти.
— Хорошо, сэр. Пока вас не было, звонил инспектор Чемблисс. Он послал за мотоциклом своего человека, но мотоцикла на месте не оказалось.
Ратлидж поблагодарил сержанта, снова вышел и отправился в Челси, к Белфорду.
— Выглядите гораздо лучше, — похвалил его Белфорд. — Садитесь. Сейчас для виски рановато, зато есть чай. Или кофе, если предпочитаете. Я полюбил кофе по-турецки.
— Спасибо, нет. Не могли бы вы узнать все, что только можно, о некоем мистере Беннете?
Ратлидж объяснил, зачем ему понадобился Беннет, и добавил:
— Скотленд-Ярду, чтобы добыть нужные мне сведения, понадобится слишком много времени.
— Пойдемте в кабинет.
Пока Ратлидж стоял у окна, Белфорд сделал два телефонных звонка. Закончив второй разговор, он развернулся в кресле и кивнул Ратлиджу:
— Очень интересно. Когда началась война, Перси Харгрейв Беннет был в Берлине. Приехал навестить знакомого по банковским кругам. Его интернировали в лагерь для гражданских лиц в Рулебене, в окрестностях Берлина. Он дважды пытался бежать; во время второй попытки упал и получил травмы внутренних органов. В конце войны его репатриировали; он ушел в отставку со своего поста в Английском банке. По-моему, с Рулебеном у него связаны довольно неприятные воспоминания. Ему казалось, что банк должен был вовремя предупредить его об опасности и тогда он сумел бы заранее уехать.
— Беннет тоже работал на вас?
— Нет, что вы! Но у нас, знаете ли, имеется список интернированных лиц. Их положение было довольно необычным. Интернированные сами вели хозяйство в лагере, даже издавали свою газету. Если только они не пытались бежать, их, как правило, предоставляли самим себе. Мы хотели убедиться, что среди них нет… троянских коней… поэтому кое-кого помещали туда для слежки за ними.
— И сейчас звонили такому шпиону?
— Инспектор, как вы, наверное, догадываетесь, этого я вам не скажу.
— Где Беннет сейчас?
— Согласно последним отчетам — в своем доме в Суррее. Имение досталось ему по наследству. Семья Беннет старинная. Один из предков нынешнего Беннета стал одним из первых колонистов в Новом Свете. Кажется, он обосновался в Вирджинии. Мы убедились в том, что мистер Беннет ни для кого не представлял угрозы.
— Может быть, именно после плена он решил брать на поруки бывших заключенных, которым больше некуда идти?
— Возможно. Кто знает? Нас это не касается, поэтому мы оставили его в покое.
— По-моему, пора сообщить мистеру и миссис Беннет, что один из их ягнят отбился от стада. Интересно будет послушать, что они скажут.
Ратлидж поблагодарил Белфорда и поехал прямо в Суррей.
На сей раз он постучал в парадную дверь и стал ждать, пока его примет миссис Беннет.
— Доброе утро, инспектор. Или сейчас уже день?
— Начало первого, — сообщил Ратлидж.
— Значит, обед я не пропустила. Вы непременно должны остаться и присоединиться ко мне.
— Спасибо. Но я привез вам печальную весть.
— В самом деле? — В ее глазах мелькнула тревога.
— Боб Ролингс утонул в реке Медуэй.
— Боб?! Да ведь он сейчас в парке, помогает Афонсо Диасу. Вы, должно быть, ошибаетесь.
— К сожалению, нет, — ответил Ратлидж. — Я сам видел труп. А с Ролингсом встречался еще здесь, у вас. Я сразу узнал его.
— Ничего не понимаю. Он очень волновался за брата. Знаю, однажды он незаметно ускользнул отсюда, чтобы поискать его. Я его не выдала. По-моему, братская любовь делает ему честь. Правда, его брат живет в Лондоне, а не в Кенте.
— И тем не менее… У вас больше никто не пропадал? То есть вы давали еще кому-нибудь разрешение уехать по семейным делам? Больная мать в Эссексе, у сестры в Лондоне заболел ребенок?
Миссис Беннет улыбнулась:
— Инспектор, я доверяю своим подопечным, а они делятся со мной всеми своими заботами. Но Боб всегда был очень надежным и добросовестным работником. Как-то раз он признался мне: он прекрасно понимает, что сам сломал себе жизнь, и очень благодарен мне за то, что я дала ему вторую попытку. Если он и нарушил данное мне слово, то только из любви к брату. Я ни в чем не стану его упрекать.
Ее описание Ролингса совсем не соответствовало тому впечатлению, которое сложилось о нем у Ратлиджа.
«Собственная доброта ослепила ее, — заметил Хэмиш. — Такая ни за что не заметит, как ее обманывают».
— К вам меня привело еще одно немаловажное дело, — продолжал Ратлидж. — Если можно, я хотел бы поговорить с вашим мужем.
— Увы, он в Глазго. Поехал на переговоры. Хочет купить призового быка. А я не могу вам помочь?
— У него есть мотоцикл?
— Мотоцикл? Да, конечно, до войны он участвовал в гонках. Очень опасный спорт. Я обрадовалась, когда он его бросил. Но своего стального коня сохранил. Наверное, для того, чтобы тешить себя надеждой, что когда-нибудь он снова к нему вернется. — В глазах ее появилась печаль. — Инспектор, большинство мужчин не любят взрослеть. И болеть… Мотоцикл — его юность. Поэтому я не возражала.
— Насколько я понял, во время войны он попал в лагерь для интернированных в Германии.
— Да, действительно. Из-за лагеря он не успел повоевать. Он на несколько лет старше меня, но наверняка сразу записался бы добровольцем. Ведь тогда, если помните, брали и сорокалетних, если они обладали полезными навыками. А муж прекрасно говорил по-немецки, потому что часто ездил в Германию по делам. Наверное, я не права, но я знала, что там, где находится мой муж, он в безопасности. Немцы неплохо обращались с узниками. И все же он больше не хотел ездить в Германию, когда война закончилась и его отправили домой. Он сказал, что слишком много изменилось, и он боялся, что перемены плохо скажутся на будущем.
