Лилия Беляева - Игра "в дурочку"
Вся редакция декламировала и хохотала. И я в том числе.
… Много-много воды утекло, пока я не узнала все ходы наркобанды, облюбовавшей для своих дел Дом ветеранов работников искусств. Моя бедная мать к тому времени перестала вязать и читать. Ее научили делать картины из сухих трав, цветов и листьев. В нашей квартире поселился запах осени… Митька получил диплом и пристроился в инофирму, где требовались «аккуратность, добросовестность, аналитическое мышление, способность быстро принимать решения». Доход «от 700 долларов» сразил наповал его привычку долго валяться в постели, потом собираться кое-как и мчаться на лекции в мятой рубашке. Теперь он вскакивал первый в доме, как ошпаренный, тщательно брился, проверял воротнички и манжеты на предмет хоть малюсенькой складочки… Признался как-то:
— Огромную роль в нынешних условиях жестокой борьбы за капитал играет, Татьяна, рост. Мои метр восемьдесят пять делают мое пребывание в делегациях по обработке иностранных толстосумов очень даже необходимым.
Я видела его девушку-Белоснежку. Круглые карие глазки, полные света первых невинных радостей и простодушия. Тем не менее она уговорила Митьку снять комнату в коммуналке, чтобы жить самим по себе, не вмешивая в свою жизнь никаких родственников. Резонно… Сама она преподает в школе французский и, забываясь, то и дело поет в ответ: «Уи, уи…», то есть «да, да»…
Маринка?.. Маринка рвет жилы, чтобы поставить на ноги болезненного своего мальчика. Пристроилась в частный детсад, где можно содержать сына, где «ни минутки свободной, зато за Олежку я спокойна, он рядом, со мной, прекрасный педиатр под боком, единственный минус — завша со всеми нами, обслугой, разговаривает как торгашка, но у богатеньких папаш-мамаш пользуется авторитетом…» Когда получила дачу Мордвиновой — быстро её продала, а вместо приобрела садовый домик с огородом. В выходные ездит туда и истово окучивает то, что надо окучить, и все поливает, поливает, таская десятки ведер из пруда…
Мой Алексей… Конечно, в Швейцарии. Я летала к нему, и мы славно провели время в тамошнем кафе, при Альпах, где реет аромат свежайших булочек и трепетание разноцветных бабочек. Они безбоязненно и грациозно присаживаются на глицинии, что сбегают лиловыми и розовыми водопадами с белых стен… Я своими глазами видела альпийские эдельвейсы, там, высоко, где снег сверкает до рези в глазах… Эдельвейс, надо признать, довольно невзрачный цветок. Возможно, я не права. Даже наверняка. Я сравнила его с черемухой, с её белыми клубами и густым, сладчайше-горчайшим ароматом, что, конечно, делать было не обязательно. И даже глупо.
В доме, где я должна, по мысли Алексея, быть счастливой, ни в чем не нуждаться, — висела люстра, похожая на китайскую пагоду, только из стекла, а на веранде стояла плетеная качалка и качалась сама по себе от ветра со знаменитого озера. Я уже была в курсе, до чего добросовестны швейцарцы в деле, ни минуты покоя, и сочла качание пустой швейцарской качалки убедительным подтверждением этому… Не удержалась и поделилась с Алексеем данным наблюдением.
— Чего же тебе надо? Чего? — спросил он тихо, чтоб не слышали соседи или случайные прохожие.
Я не знала ответа.
— Ладно, — разрешил он мне уже на аэродроме, — гуляй до… двадцати семи. Швейцарки поздно рожают и все в норме. Не станем пренебрегать здешними традициями. — Постучал по моей сумке, словно просился внутрь. Вся беда в том, что ты блондинка. Да ещё натуральная. Если бы не эта деталь — я бы бежал от тебя без оглядки…
Когда мне исполнилось двадцать семь, из Швейцарии пришла поздравительная телеграмма. Цветочный магазин, исполняя заказ Алексея, принес мне букет алых роз. И, конечно, раздался телефонный звонок оттуда же, с Альп, где первороженицы в тридцать три года, как правило, крепконогие, загорелые, с чувством выполненного карьерного долга, везут по тихим, словно слепым и глухим швейцарским улицам своих круглощеких, глянцевитых, рекламообразных первенцев…
— Надеюсь, соскучилась? А я-то!
Его синий, призывный взгляд сиял выше сахарных альпийских вершин.
— Да, да и да, — не покривила душой. — Очень-преочень.
— Ну где же ты?! Билет взяла? Пора бы насовсем… Сколько можно дурить?!
— Билет в сумке…
Тут позвонили в дверь. Михаил… Прихрамывая, шагнул в прихожую.
— Перезвоню! Народ! — пообещала, принимая от Михаила букет белых хризантем.
— Пришел сказать тебе, что такое Сливкин и где он сейчас. На! Держи!
Вынул из кейса журнал, американский. Во всю страницу — лысый господин с бокалом вина в руке. На указательном пальце перстень с камнем. Камень голубоватый, величиной с пращу микеланджелевского Давида.
— С английским не в ладах? Читаю: «Известный русский бизнесмен Борис Владимирович Сливкин, находившийся двадцать дней в бразильской тюрьме и подозреваемый в связях с наркомафией, выпущен на свободу за отсутствием прямых улик».
— Но ведь это же смешно! Один перстень чего стоит! Это же абсурд! Чего молчишь? Уж его-то должны были засадить!
— Мало ли кого должны… Ты вон давно б должна была написать если не книгу, то хотя бы статью обо всей этой истории. Я так и думал. А ты тянешь чего-то… Чего теперь-то тебе не хватает?
— Михаил, Михаил, — сказала я, — если бы ты знал, как мне не хватало этого журнала со Сливкиным! Если бы ты только знал, как ты вовремя его принес! Как незакатно сияет его чудовищный перстень! Как чудесно лоснятся его жирные щеки! Как достойно поддерживает его круглую, бритую голову короткая шея! С каким смаком плюнул он на всех нас! Как презирает даже эта его бородавка всех следователей-расследователей, которых он обдурил!
… В ту ночь я не спала ни часу. К утру закончила отстукивать черновик материала под названием «Старость — радость для убийц», где попыталась развернуть всю эту эпопею, где действовали отпетые циники, где мертвые старухи служили шкатулками для героина, где столько смертей, крови, людской безоглядной алчности, неукротимых порочных влечений, слепых, ожесточенных желаний, низменных страстей, изощренных, по-своему талантливых выдумок, изобретательных ходов в игре, где выигрывают только самые хищные, а проигрывают не способные даже догадаться, что вокруг давным-давно разрослись настоящие джунгли, и следы когтей принимали за чирканье лапок птички-колибри…
Вот что у меня получилось:
«Если бы я услыхала об этой истории от кого-то постороннего, то не поверила бы в неё нисколько. Мне показалась бы она придумкой больного воображения, «страшилкой» из раздела черного юмора.
Но вышло так, что я сама, как говорится, «влезла» в события, которые иначе, как кошмаром, не назовешь.
Впрочем, пока не стану объяснять, почему я «влезла», какой случай стал тому причиной. Попробую кратко изложить сюжет трагедии, вернее серии трагедий, задуманный и осуществленный с удивительным успехом.
Итак: жила-была в одном дальневосточном городе актриса, работала в местном театре. Одно время играла даже главные роли. Но особыми способностями не отличалась. Довольно скоро (история случилась в начале семидесятых) её, Ксению Лиманскую, заменили на молодую, яркую, Анжелику Стеблову. Наша же Ксения, казалось, легко пережила «отставку», ничуть не огорчилась, во всяком случае, очевидцы уверяли, что «с личика не спала», улыбаться не разучилась. По жизни она немножко пела, немножко танцевала, и потому, когда её пригласили выступать в ресторане, — согласилась. Ресторан был новый, эстрада красиво убрана, оркестрик сплошь молодые, интересные парни. С жильем, как обычно, как всегда, как везде в России, было туго в том городе. И какое-то время ей разрешили по-прежнему жить в тесной комнатенке общежития, где ютились театральные. Свидетели потом говорили, что в ту роковую для Анжелики ночь она, Ксения, в блестящем от стекляруса, «рыбьем» платье, пританцовывая и напевая, ушла из общежития и не вернулась до самого утра. Но именно в ту ночь сгорела молодая «героиня», уснувшая после спектакля в своей комнатенке крепким сном. Причиной стал… кипятильник, который она, видимо, забыла вынуть из розетки…
Ксения Лиманская продолжала петь в ресторане. Она была очень честолюбива, мечтала о славе — и славу эту получила. Геологи, выходящие на свет Божий из глухой тайги, нефтяники, заезжие деньготраты, юнцы, почувствовавшие вкус к красивой жизни, — все они были поклонниками Лиманской, все зазывали её к своим столикам и просили «пригубить». Она поначалу отказывалась, потом шла с охотою. Ей понравилось восседать во главе мужских застолий. Она и не заметила, как пристрастилась к питию…
Но когда от неё ушел четвертый «любимый мужчина», и сама она, потрепанная жизнью, оказалась ненужной ресторану, — призадумалась.
В этом состоянии её нашел в привокзальном буфете заезжий господинчик, тоже задумавшийся, «делать жизнь с кого». В прошлой жизни он побывал и врачом-психиатром, и торговцем, и картежником. Он садился в поезд во Владивостоке и по пути успевал втянуть в игру каких-нибудь «лохов» с деньгами. Он обладал даром гипнотизера, умел убедительно объяснять, отчего ему следует доверять и немедленно включаться в игру. В конце концов его, Виктора Петровича Удодова, посадили. Он отсидел два года. Вышел удрученный. Срок ему, привыкшему к легким победам в картах и над женщинами, дался нелегко. Он не хотел больше валяться на нарах и давить клопов. Ксения Лиманская поддержала это его решение. Шел год восемьдесят шестой. Народ жаждал перемен к лучшему. Горбачев объявил «процесс перестройки». В результате среди прочих новшеств появилось и быстро размножилось племя экстрасенсов, парапсихологов, ясновидящих, способных по их уверениям, излечивать любые болезни и недуги, а не то оказывать прямо-таки магическое воздействие на все виды порчи, проклятий, последствий приворотов и магических попыток извести соперницу, ну и так далее. И никто им не ставил преград в деле общения с доверчиво-дебильноватыми гражданами и гражданками. Ксения и Виктор смекнули, что у них есть шанс выиграть по-крупному, если будут работать в паре. Локомотивом процесса стала энергичная, сметливая дама. Она легко договаривалась с типографиями, где ей задешево делали шикарные афиши «Только один раз! Знаменитый на всю страну экстрасенс В. П. Удодов-Добролюбов, потомственный целитель, могущество мудрости и тайных знаний которого передавалось из поколения в поколение, из века в век! Уникальные возможности его энергетических сил навсегда освободят вас от воздействия всех видов порчи и сглаза, гарантируют скорое выздоровление!»
